Его сиятельство Каспар Фрай

– Финтроп, скотина, не снял сапоги, - пробурчал сенатор и, широко зевнув, выдохнул из себя ужасный смрад, такой тяжкий, что самому сделалось неловко.

– Нужно прекращать пить, сенатор, нужно прекращать, ведь ты же не бродяга, ты… - сенатор снова зевнул, - полномочный представитель великой Гвиндосии.

Поднявшись с койки, он, пошатываясь, подошел к зеркалу и ухватился за привинченный к полу шкаф - сегодня качало особенно сильно.

– Ну и рожа… - произнес сенатор, увидев себя в зеркале. С трудом снял с гвоздика щетку и кое-как причесался. Когда вешал щетку обратно, уронил ее. Хотел нагнуться, чтобы поднять, но лишь махнул рукой.
– Финтроп, скотина, ты где?!

Слуга не отзывался, и Ральеру пришлось самостоятельно стащить с себя залитый какой-то дрянью повседневный мундир и достать из сундука зеленый - дипломатический.

– Ладно, и так сойдет… - сказал он себе и, морщась от приступов тошноты, стал одеваться.

По полу что-то прокатилось, Ральер с запозданием повел нетвердым взглядом.

– Горшок, что ли, какой?

Он нагнулся ниже и увидел оскалившийся на него череп.

– Тьфу на тебя, фу! Сгинь, сила нечистая!
– замахал рукой Ральер, пятясь к двери. В этот момент она распахнулась и в каюту заскочил Финтроп.

– Сэр, птицы на мачте! Где-то рядом должен быть берег!

– Какой берег, идиот, разве ты не видишь эту голову?!
– воскликнул советник, указывая в темный угол каюты.

– Голову, сэр?
– переспросил Финтроп и озабоченно покосился на хозяина.

– Ну да, череп!

– Там нет никакого черепа, сэр.

– Как нет?

Советник шагнул вперед, присмотрелся лучше - и действительно не нашел никаких нездоровых видений, только хвост селедки, что забросил под стол ленивый Финтроп.

– Ты почему в каюте не прибрался?
– строго спросил сенатор и, размахнувшись, ударил слугу по лицу.
– Умываться подай, сволочь!

Размазывая кровь, Финтроп бросился готовить воду, набирая ее из стоявшего в углу бочонка. От долгого хранения вода цвела и имела неприятный запах, однако для ее улучшения существовал войлочный фильтр с серебряным ситечком.

Пока слуга фильтровал воду, сенатор сердито таращился в подернутое налетом соли единственное окно.

– Прошу умываться, хозяин… - пробормотал Финтроп, осторожно приближаясь к советнику с большой фаянсовой умывальницей.

– Ну-ка дай!
– сказал советник, забирая чашу. Слуга попятился, закрывая голову руками, однако сенатор не стал его бить, а припал к чаше губами и начал осушать ее большими жадными глотками.

– Возьми, - сказал он через некоторое время, возвращая чашу. Затем прихватил с ее дна несколько капель и растер по лицу.

– Подать еще, сэр?

– Не нужно. Напился, - ответил сенатор, чувствуя облегчение.
– Почему сапоги не снял?

– Дык пробовал, хозяин, вы меня так каблуком приложили, что едва полборта не вынес. Во!

С этими словами Финтроп задрал на животе рубаху и предъявил отпечаток хозяйского сапога.

– Ладно, не снял, и ладно. А почему не прибрался?

Финтроп, потупившись, принялся теребить подол грязной рубахи, потом признался:

– Обиделся очень…

– Вот дурак-то, чего ж обижаться? Я ж тебя люблю как родного. Привык.

Сенатор снял с гвоздя шляпу и толкнул дверь, затем обернулся и добавил:

– Хотя лучше бы тебя, конечно, за борт…

48

Едва сенатор вышел на палубу и полной грудью вдохнул морской подсоленный воздух, как с «вороньего гнезда», где находился впередсмотрящий, раздался истерический вопль: «Земля»!

«Чего орать, если птицы уже все паруса засидели?» - подумал сенатор, глядя на белые потеки на желтоватой парусине.

Постояв еще немного, он поднялся на приступок капитанской палубы.

– Добрый день, сэр!
– поздоровался с ним судоводитель.

– Добрый день, шкипер, - неприветливо ответил сенатор.
– Вы бы пугнули этих тварей из арбалета, а то они все паруса загадили!

– Как можно, сэр, береговые птицы на мачтах существа священные.

– Что же в них особенного?
– Сенатор запрокинул голову и, придерживая шляпу, попытался опознать облюбовавших марс птиц.
– Они загадили вам паруса, да и палубе досталось.

– Это пустяк, сэр, - улыбнулся шкипер, его хорошее настроение не мог испортить даже этот желчный государственный чиновник.
– Помнится, лет семь тому назад, когда я еще служил матросом на «Ломартине», мы промахнулись мимо островного архипелага Эпифания - это теперь они являются протекторатом Гвиндосии, а прежде о них ничего не знали. Три месяца мы болтались в незнакомых морях, вышли вода и сухари, мы были готовы сожрать друг друга. Но по ночам с глубин стал подниматься планктон, такой мелкий, что ловить его можно было только растянутыми на ивовых прутьях подштанниками. За ночь в полдюжины расставленных подштанников набивалось полторы-две меры мелких рачков, этого с избытком хватало, чтобы прокормиться команде, планктон был необыкновенно сытным. Соль выпаривали из морской воды, а осаживающиеся на кожаных пологах капли воды собирали, чтобы пить. Одним словом, кое-как приспособились, были живы, однако понимали, что только тонкая полоска удачи отделяет нас от гибели. И вот на сто второй день полоскания в океане над мачтами промелькнула птица. Дело было в полдень, жара, слабость. Матроса, что заметил птицу, хотели побить - дескать, нечего врать. Но спустя час птица пролетела еще раз, а потом уселась на мачту и, как вы заметили, нагадила на парус. Потом вспорхнула и унеслась вместе с ветром.

Птица улетела, и только это белое пятно осталось свидетелем тому, что она нам не померещилась. К вечеру мы увидели берег, и тогда даже старые морские волки не могли сдержать слез - плакали все. На берегу мы наконец сняли истрепанные паруса и заменили запасными, а шкипер вырезал ножом клочок с белым пятном, что оставила птица, и унес к себе, чтобы спрятать в рундук.

– Да вам истории для дам писать надобно, а не суда водить!
– заметил сенатор, хотя рассказ шкипера слушал затаив дыхание.

– Я лишь объяснил, почему терпимо отношусь к этим птахам, сэр, - ответил шкипер, снисходительно улыбаясь.

– Так что там, действительно берег?

– Пока только остров, сэр, материковая часть начнется в двух с половиной милях далее.

– Я помню… Дайте-ка свою трубу, я посмотрю на этот… прибой или что там может быть на острове.

– Пожалуйста, сэр, только…

– Я прекрасно помню, как открывается труба, шкипер, - опередил его сенатор, забирая подзорную трубу.
– Государственные чиновники не так глупы, как принято о них рассказывать.

Сенатор открыл трубу и стал смотреть на едва заметную темную полоску у горизонта.

– Кажется, парус… Да, я вижу парус.

– Их там несколько, сэр, мелководье у острова богато рыбой, вы видите паруса рыбацких лодок. Мессир Лаггер предсказал их появление еще три часа назад, он выходил из своего канатного ящика, чтобы подышать, и я, воспользовавшись случаем, задал вопрос… Интересно, чем он сейчас занимается в темноте этой клетушки?

«Чем занимается в темноте клетушки, - мысленно повторил мессир Лаггер и усмехнулся.
– Да уж не подслушиваю ваши мелкие мыслишки».