Его сокровище

— Как скажешь, — сказал Ромео, откинувшись на сиденье и закрыв глаза.

Я подавил желание застрелить его. Он был слишком самодоволен, а я даже не понимал, по какой причине. Но мне это не нравилось.

Стюардесса вернулась, чтобы сообщить нам, что мы готовы к взлету. На ней было красное платье с глубоким вырезом, демонстрирующим ее большие сиськи, а короткая юбка открывала длинные загорелые ноги. В прошлом месяце я трахнул ее в спальне в задней части самолета, и по ее взгляду было ясно, что она хотела повторения. Но теперь я не мог вспомнить, что именно привлекло меня в ней.

Самолет начал двигаться, и я заставил себя смотреть на телефон, а не на свою новую жену.

— Достань все ее медицинские записи, все, что сможешь найти, — тихо сказал я Ромео. — Я хочу знать все о ней и этой гребаной семье. Рустик может и предложил этот союз, но отдав нам эту девушку, он оскорбил нас. Он хочет получить преимущество, и я, блять, не позволю ему его получить.

Он кивнул, вытащив телефон. Как бы сильно Ромео меня ни раздражал, никому я не доверял больше, чем ему.

Когда самолет оторвался от земли, София тихо ахнула. Я не удержался и взглянул на нее. Она крепко сжала подлокотники, глядя в окно, ее губы были полуоткрыты. Вечерний солнечный свет падал через стекло, отражаясь от ее золотистых волос и делая похожей на ангела.

Если она была ангелом, то я — дьяволом. И мы никогда не будем вместе.

Когда мы набрали высоту, я направился в заднюю часть самолета, чтобы сделать несколько рабочих звонков.

6

СОФИЯ

Мы с Милой провели бесчисленные часы, мечтая обо всем, что хотели сделать во внешнем мире: какие места желаем посетить и чем будем там заниматься. Мы называли это нашим Списком Желаний, и я уже могла вычеркнуть первый пункт: полет на самолете.

Конечно, я не думала, что окажусь на частном самолете с широкими, мягкими сиденьями и стюардессой, приносящей закуски и шампанское. Я быстро улыбнулась ей, взяв упаковку шоколадного печенья. Она была великолепна, платье подчеркивало ее формы, и я почувствовала вспышку ревности, особенно когда увидела, как она смотрит на Маттео.

Я старалась сосредоточиться на том, как здорово было находиться выше облаков, видеть, как закат окрашивает небо в оранжевые и розовые оттенки, пока мы мчались к пункту нашего назначения, но в горле стоял ком. Мой новый муж ясно дал понять, что я никогда не выполню несколько пунктов из моего списка — быть любимой, создать счастливый дом для детей.

Это было детской глупостью — даже включать их в список. Какая женщина в моем мире была счастлива? Мы учились жить без счастья. Несчастные заканчивали, как моя мать — пустыми оболочками, уничтоженными жестокими мужьями. Счастливицы без мужей проводили свои дни, заботясь о детях, делая покупки и жалуясь подругам.

Маттео был грубым и серьезным, но признаков жестокости я не заметила. Он не комментировал мою инвалидную коляску, не называл меня «обузой», как отец сегодня утром, когда увидел меня в ней. Маттео даже нес меня на самолет, его прикосновение было нежным, вместо того чтобы заставить меня подниматься по лестнице на заднице.

Я бы хотела встретиться со своим мужем в день, когда здоровье будет лучше, но проснувшись сегодня утром, как и во многие последние дни, поняла, что колени и бедра готовы подвести в любой момент. Был бы Маттео заинтересован в настоящем браке со мной, будь я красивее, стройнее или менее ущербной?

— Как тебе полет? — спросил Анджело, вырывая меня из меланхоличных мыслей.

Я повернулась к охраннику с улыбкой.

— Потрясающе.

— Ты никогда раньше не путешествовала?

— Я никогда не покидала Чикаго.

На самом деле, я едва ли покидала восточное крыло нашего дома. Когда мы с Милой были моложе, до того, как мое состояние ухудшилось, мы иногда посещали вечеринки или выезжали с няней. Но казалось, что это было вечность назад.

— Нью-Йорк — великолепный город. Думаю, тебе там понравится, — сказал он.

— Ты прожил в нем всю свою жизнь?

— Да. Родился и вырос. Я рос в бедности и как-то случайно попал во все это, — он махнул рукой на нашу роскошную обстановку, — Когда был моложе. Босс был добр ко мне.

Я встретила его взгляд, пристально вглядываясь в глаза, пытаясь понять, говорит ли он правду. Мила всегда говорила, что я слишком доверчива, но я предпочитала верить, что люди добры, нежели всю жизнь прожить в ожидании лжи и боли. Может быть, я родилась не в том мире.

— Можешь рассказать мне больше о нем? — прошептала я.

Маттео ушел в хвост самолета какое-то время назад, но Ромео сидел через проход от нас, а на диванах располагались охранники — да, на чертовых диванах, что вряд ли было нормой, — и я не хотела, чтобы они подслушали.

Анджело подарил мне добрую улыбку.

— Ты, наверное, уже поняла, что он не слишком эмоционален. Но он справедливый Дон. Награждает тех, кто верен ему.

Невысказанные слова повисли в воздухе — что случается с теми, кто не верен?

— У него есть семья? — спросила я.

— Только сестра. Она живет в том же доме, что и он. Ты знаешь, что его родителей убили?

Я нахмурилась и покачала головой. Я ничего не знала о своем муже, кроме того, что он хорошо выглядит в костюме.

— Его дядя, — тихо сказал Анджело. — Боссу потребовалось два года, чтобы свергнуть предателя и вернуть себе Нью-Йорк.

— Когда это было? Как долго он на посту Дона?

— Тринадцать лет назад.

Мои глаза расширились.

— Сколько ему лет?

Ромео засмеялся через проход, и я поняла, что слишком громко спросила. Я покраснела и сжалась. Мой отец не выносил, когда я задавала вопросы.

— Не волнуйся, — сказал Ромео, подмигнув. — Босс сбежал, так что теперь ему придется расхлебывать последствия.

Я приподняла брови, пораженная тем, как он говорил о своем Доне. Если бы кто-то так говорил о Пахане, даже его правая рука, он был бы наказан.

— Маттео тридцать восемь, — продолжил Ромео. — Старый ублюдок.

Анджело фыркнул.

— А сколько тебе?

Ромео показал ему средний палец.

— Тридцать семь, — ответил он нехотя, и я не смогла сдержать смех. Ромео снова подмигнул мне.

Мне было трудно поверить, каким молодым был Маттео, когда стал Доном, и я почувствовала внезапный прилив сочувствия к своему новому мужу. Неудивительно, что он такой серьезный. Он был ответственен за весь Нью-Йорк так долго. Я прикусила губу, думая о семнадцати годах разницы между нами. Разница в возрасте меня не беспокоила, но это, вероятно, еще одна причина, по которой Маттео не был заинтересован во мне. Я была молодой и наивной… Зачем ему проводить со мной время?