Его тайная одержимость
Шрифт:
Я выдыхаю и принимаюсь снова ковыряться в тарелке, изредка бросая взгляды на папу, который глядит как-то неодобрительно на наше семейство. Его мохнатые брови сползаются на переносице, когда мама снова решает подать голос:
— А чего не возьмете себе на вооружение какого-нибудь шеф повара из ваших ресторанов?
— Татьяна! — не выдерживает папа.
— Не, ну а чего? — недоумевает она. — Ты видел, кухня вон какая, а стоит без дела.
Роман как-то недобро усмехается:
— Мои повара привезены из разных уголков мира после тщательного отбора. И теперь, долгими и упорными изысканиями адаптировав
Мама с Галей смеются, восприняв слова Ромы как шутку. А папа все еще хмурится.
— Но я начинаю сомневаться в квалификации одного из них, — продолжает Рома. — Соня, почему вы совсем не едите?
Вздрагиваю, переводя взгляд на мужчину.
Спокойно, Соня. Он задал вполне обычный вопрос. Тут нечего нервничать.
— Вам не нравится? — продолжает он.
Глотаю воздух, буквально не находясь, что ответить.
— Не обращайте внимание, Рома, — спасает меня мама. — У беременных всегда так: сейчас не хочу, а потом ночью у холодильника ее ищи. Да и Сонька с детства слишком разборчивая в еде была. То буду, это не буду. Папка наш избаловал девицу — будто принцесса.
Рома не отрывает от меня взгляда, пока мама продолжает тараторить о моей привередливости.
— Я могу заказать для вас что-то другое, если вам не по душе морепродукты, принцесса, — предлагает он, будто назло делая акцент на последнем слове.
В лицо бросается жар:
— Н-не нужно, — наконец отзываюсь я, вспомнив, что ртом можно еще и разговаривать, а не только судорожно дышать. — Я просто не привыкла к такой еде. Запах странный и…
— А к какой вы привыкли? — не отстает Роман.
— К д-домашней, — сама себе кажусь какой-то непроходимо глупой. Ответы кажутся слишком очевидными и примитивными. Тогда зачем он спрашивает? Хочет меня смутить?
Злится, что наговорила ему гадостей, и теперь хочет самоутвердиться за мой счет?
— Завидую, — отзывается он вдруг, опуская вилку в тарелку, и откидываясь в кресле.
А я понимаю, что это очередной камень в Галин огород, а вовсе не в мой.
Пытаюсь найтись, что ответить. Но мама как всегда, впереди планеты всей:
— Так мы пока у вас гостим, тоже глядишь вас к чему домашнему приучим. Это у нас на раз-два. Заодно и кухню вашу новую опробуем. Да ведь, Сонь?
— Значит, Соня сама для мужа готовит? — будто промежду прочим спрашивает Рома, складывая на груди свои огромные ручищи.
А мне под кожу забирается странное ощущение, что этот, казалось бы, простой вопрос насквозь пропитан ревностью. Прячу руки под стол, чувствуя, что не в силах унять дрожь.
— Ой, да что она там готовит, — отмахивается мама, очевидно почувствовав опасность для Галиного положения в данном вопросе: готовить-то моя сестра действительно особо не умеет. — Генка как укатил в Москву, так толком и не приезжал. Эта вообще непутевая такая, что боюсь, он как приедет на развод подаст.
О, ну блеск! Решила за мой счет Галино положение укрепить? Так сказать, контраст создать. Да только не в ту степь гнет. Вижу, как голубые глаза сверкнули каким-то нездоровым
интересом.— Не подаст! — отрезаю я, до боли впиваясь пальцами в мягкую обивку стула. — Настоящая любовь еще и не такие испытания вынести может!
Да этот сукин сын не только не подаст, но еще и как на привязи теперь меня держать будет. Шантажист хренов!
— А ты любишь своего мужа? — без обиняков спрашивает Роман, одаривая меня подозрительным прищуром.
Во рту пересыхает, но я просто физически не могу сейчас потянутся к своему бокалу, потому что руки дрожат, будто у меня приступ Паркинсона.
— Конечно, — выходит как-то глухо, а потому продолжать врать я не решаюсь.
Страшно. Помятуя то, как он безошибочно разгадал всю мою боль при нашей первой встрече, теперь кажется, что он меня насквозь видит. И все знает.
Знает, что я вру сейчас. Знает, что я соврала сегодня в комнате. Знает, что я утаила от него нашего ребенка…
Опускаю испуганный взгляд в тарелку, стараясь дышать ровно:
— Простите, мне что-то нехорошо, — выдавливаю, неловко поднимаясь со стула.
Стараясь не казаться слишком уж подозрительной, прохожусь по столовой, и пулей выскакиваю за дверь.
16. ОН
Пытается убедить меня, что любит своего мужа. А я, так — случайная ошибка?
Лгунья. Я ведь вижу, что она врет мне. Хотя может и самой себе тоже…
Или же мне просто хочется так думать?
После ее сегодняшнего выпада, в душе какое-то опустошение. Может я и правда уже окончательно с катушек съехал и принимаю желаемое за действительное?
Сидя в кресле в своем кабинете, бросаю усталый взгляд на стену, за которой притаилась та самая, запретная комната. Так близко. И так далеко.
Я ушел с ужина сразу следом за Соней, сославшись на работу. Некрасиво с моей стороны. Но я не могу невозмутимо сидеть за столом, стараясь держать лицо, и делая вид, что все в порядке, как это делает она.
Хватаю со стола телефон и набираю номер своего психолога. И плевать, что уже глубоко за полночь. Этот сукин сын просто обязан мне объяснить, какого черта все его методы не работают!
Я ведь просил помочь мне избавиться от этого чертового наваждения. Женился бы на пустоголовой модельке, как все! Там бы и до детишек, глядишь дошло бы. Как у всех…
Ну, живут же люди! Почему у меня не выходит?!
Почему, когда дело касается бизнеса я — царь Мидас: за что не возьмусь, все в золото превращается. А с личным… тоже Мидас. Стоило к ней раз прикоснуться, и она — безжизненная статуя, а я — осел!
Проклятье какое-то! Будто я договор с дьяволом заключил, сам того не ведая.
— Доброй ночи, Роман, — сонно отзывается трубка.
— Она приехала, — рычу. — Что теперь прикажешь мне делать?! Как мне ее забывать, когда она вот прямо сейчас за стенкой, стоит только дверь толкнуть?!
— Кто? — непонимающе бормочет Стас.
— Наваждение мое! — рявкаю я. — Та, что меня окончательно с ума свела! С катушек спустила, что я сорвался! Та…
— Ладно-ладно, я понял! — пытается урезонить меня док. — Позволь мне минутку собраться с мыслями.
— Нет у тебя минутки! Я прямо сейчас готов вынести эту чертову дверь! Едва держусь…