Его величество случай
Шрифт:
Терпение охранника лопнуло – он распахнул дверь и, поигрывая дубинкой, вышел на улицу. Со словами «Ну ты че, мужик, не врубаешься?» он шагнул к Эдуарду…
В следующий миг мальчики Вульфа схватили его за плечи и втолкнули в помещение. Эдуард Петрович неспешно вошел следом. Как он и предполагал, Шац был на месте: восседал за угловым столиком и, мусоля пальцы, пересчитывал денежки. Услышав треньканье колокольчика, висящего над дверью, он поднял близорукие глаза (под правым голубел плохо замазанный синяк).
Увидев Эдуарда Петровича, антиквар ахнул и затрясся, отчего банкноты в его руках заходили ходуном.
– Обосрался,
Шац метнул панический взгляд на охранника, но того держали крепко: мальчики Вульфа, в отличие от вневедомственников, были ребятами тренированными, крепкими, быстрыми. А местный страж имел толстый отсиженный зад, пивное брюшко, вялые мышцы и притупленную от вечного безделья реакцию.
– Ну, что, Абраша, побазарим по-хорошему? Или мне тебя за яйца к люстре подвесить?
– Я не понимаю, Эдуард Петрович… – залепетал антиквар, трясясь еще больше, купюры же из его руки вылетели и рассыпались по столу.
– Все ты понимаешь – вон как глазки бегают… Ну так что, по-хорошему или по-плохому?
– П-п-о-хорошему, – заикаясь, выдавил Шац. – И Илью не трогайте, пожалуйста, у него двое детей…
– Ну его уже потрогали, – хохотнул Эдик. – Что ж ты, Абрамчик, таких тюфяков нанимаешь? Все денег жалеешь? Зря! Эдак тебя еще раз ограбят, а у тебя, как поговаривают, и так делишки идут ни шатко ни валко…
Эдуард Петрович смерил трясущегося антиквара брезгливым взглядом, потом обратился к одному из своих парней:
– Марат, отведи этого героя, – дернул двойным подбородком в сторону охранника, – в подсобку, проследи, чтоб не рыпался…
– Вы его не убьете? – взволнованно спросил Шац.
– Я даже тебя не убью, если будешь хорошо себя вести… Но в последнее время ты ведешь себя плохо, поэтому ничего не могу обещать…
– Эдуард Петрович, что вы такое говорите?! Я все делаю, как вы велели! После разговора с вашими мальчиками, – он потрогал свой синяк, – я о вас даже с мамой родной не разговариваю, не то что с ментами…
– А нет ли чего такого, что ты от меня скрываешь? – прищурившись, спросил Вульф.
Шац захлопал выпуклыми светло-карими глазами: то ли не понимал, к чему Эдик клонит, то ли «дурочку играл» (с этого хитрожопого станется).
– Что зенки на меня пялишь? – осерчал Эдуард Петрович. – Я тебе не красна девица…
– Я просто вас не понимаю, – пролепетал Шац, опуская очи долу.
– Не понимаешь, значит… Ладно, сейчас объясню. – И Вульф полез в карман своей дубленки и небрежно, как другие вынимают зажигалки, достал из него золотой, украшенный крупными камнями браслет. – Узнаешь?
Антиквар подался вперед и, сощурившись, уставился на украшение.
– Это османский браслет, – нервно проговорил он. – Тот самый, который я отдал взамен вашего кинжала… Но я по-прежнему не понимаю…
– Давай, чтобы тебе лишний раз не повторять «я не понимаю», я все по полочкам разложу, растолкую, а ты потом ответишь на мой вопрос… Всего на один. Лады?
Шац нервно сглотнул, в глазах вместо наигранной растерянности появилась паника. Эдуард Петрович, заметивший эту метаморфозу, многозначительно хмыкнул и заговорил:
– Два месяца назад я сказал тебе, что собираюсь свой дамасский кинжал, тот самый, из гробницы Эль-Саладина, подарить послу Сирии. Через пару дней ты звонишь мне и сообщаешь, что в ваших кругах ходят слухи о том,
что мой ножичек всего лишь копия легендарного. Старинная, искусная, но копия, и лет ему всего лишь триста, а не семьсот. Ты предлагаешь мне провести экспертизу, я соглашаюсь, привожу кинжал тебе, и спустя три дня его похищают из твоего магазина вместе с другими ценностями… Я правильно излагаю? – Шац кивнул, Эдик продолжил: – Я был крайне рассержен, но ты успокоил меня, заверив, что такая приметная вещь (подлинная, как оказалось) обязательно всплывет и мы вернем ее, а чтобы компенсировать мою потерю, ты подарил мне браслет из набора… Ты оказался прав – кинжал всплыл! Им убили мою мать…Из глаз Шаца брызнули слезы, он поднял очки на лоб, вытер рукавом затертого пиджака мокрые щеки, шмыгнул носом, опустил голову, а очки на место так и не вернул, забыл, наверное.
– Когда я узнал, что мою мать убили моим кинжалом, я сделал два вывода. Первый: пулю про копию пустили не случайно, кому-то нужно было, чтобы я отдал кинжал на экспертизу, потому что выкрасть его из моего дома не представлялось никакой возможности. И второй: украли его для того, чтобы совершить им убийство. Как я понимаю, некто вздумал свалить свое преступление на меня. Мать моя, кинжал мой, все ясно. Только одного этот человек не учел: кинжал я покупал нелегально, то есть документального подтверждения факту владения им нет. Конечно, есть еще антиквар, поспособствовавший приобретению, но он после убедительной просьбы, – Эдуард ткнул пальцем в фингал под глазом Шаца, – решил сей факт скрыть. Отсюда еще вывод: некто просчитался! Перемудрил! На этом я до поры успокоился…
Услышав последние слова, Шац вздрогнул всем тщедушным телом.
– Почему до поры? Эдуард Петрович, что вы такое гово…
– Я был уверен, что ты не имеешь к пропаже кинжала никакого отношения. Я знаю, какой ты трус, и считал, что против меня ты не попрешь… Даже когда ты болтнул лишнего ментовскому майоришке, я не заподозрил тебя в соучастии…
– Я никогда… никогда бы не посмел…
– Вот и я так думал, – радостно сообщил Вульф. – До сегодняшнего дня. Но сегодня мне сорока на хвосте одну новость принесла… Говорят, ты активно ищешь покупателей на старинные украшения: сережечки, кольешки, браслетики… Откуда дровишки?
– Появился новый к-к-клиент… – стуча зубами, проговорил Шац. – Из провинции…
– А еще есть сведения, что ты на историческую родину намылился… Правильно, конечно, там я тебя достал бы не так скоро…
– Наговорили, наговорили на меня! Не собираюсь я, богом клянусь…
– Все проверено, милый друг, ты не просто собираешься, а сидишь на чемоданах! И драгоценности мне до боли знакомы – Чевчевадзе очень хорошо колье описал… Фамильное колье князей Шаховских…
– Нет, нет… – бормотал Шац, как в бреду.
– Раскусил я тебя, Абрашка, – жестко процедил Эдуард. – В тебе жадность сильнее страха. Тот, кто подговорил тебя мой ножичек притырить, пообещал продавать сокровища моей матери через тебя. Сколько ты, иуда, процентов выторговал? Десять или двадцать?
– Эдуард Петрович, миленький, сжальтесь… – в голос зарыдал Шац, глотая слезы. – Запугали меня… Заставили…
– Сказок мне рассказывать не надо, соплями брызгать тоже…
– Не убивайте! – выкрикнул антиквар, сползая со стула на пол.