Его высочество господин целитель

Жена, наконец-то поняв, что ее не слушают, обиженно замолчала и отвернулась. Я крайне осторожно потянулся к ней, поскольку скорость восприятия то прыгала в сторону молнии, то сваливалась к «мухе в сиропе». Финь Ю предупреждал, что поможет мне только практика, практика и еще раз практика. Поэтому я изо всех сил старался как можно быстрее научиться управлять этой способностью. Получалось пока плохо.

Свента, увидев мои дерганые движения, всерьез испугалась и захлопотала, как наседка над цыпленком. К счастью, Греллиана потребовала, чтобы посторонние не беспокоили больного как минимум пару дней, поэтому мы с женой могли уделить время… моему обучению. Я заново учился ходить, бегать, брать предметы, одеваться так, чтобы не порвать одежду на тонкие и красивые ленточки, завтракать, не ломая столовые приборы и не подбрасывая кусок мяса под потолок. А такое случилось, когда мне в сверхскоростном режиме показалось, что бифштекс прилип к тарелке, я подцепил его снизу вилкой да поднажал. Хорошо прожаренный шмат мяса неспешно воспарил (так мне казалось) к потолку и влип в него, раскатавшись в тонкий блин. Капли сока причудливым фонтанчиком брызнули в разные стороны и полетели на нас. Я успел увернуться, а вот жена… Удивительно, но она не ругалась. Видно, дочка приучила к разным застольным фокусам. Свента молча обтерлась салфеткой и придвинула ко мне следующую тарелку.

К концу дня я наловчился передвигаться и уже мог воспринимать мир в любом скоростном диапазоне. Это требовало предельного внимания с моей стороны, поэтому беседа со мной, по словам Свенты, напоминала общение с контуженным. Но это-то как раз и не должно никого удивить. Все-таки я побывал на грани смерти.

Днем я занимался самостоятельно при посильной помощи и поддержке Свенты, а с девяти часов вечера и до трех ночи – с тираном Финь Ю. В слиянии с магией был еще один плюс: для сна теперь требовалось максимум три часа, да и то похож он был на медленное парение в слоях магического пространства. Почему пространство представлялось мне слоистым, я пока не знал, а Финь Ю молчал, ссылаясь на мое «детское» воображение. Он обещал, что я все пойму позже, а когда – зависит от меня самого.

Вместе с учителем мы действительно занимались тем, что конструировали на основе базовых движений очень интересные комплексы и связки, одновременно строя всевозможные абстрактные, как мне тогда казалось, узоры.

В конце второй ночи занятий Финь Ю снял блок, препятствующий управлению магией. Во время занятий он снимал его только на короткое время и всегда внимательно следил за тем, что и как я делаю. Несколько раз ему приходилось вмешиваться, чтобы я не рубанул сдуру – точнее, от неумения пользоваться новыми возможностями – самого себя. Глобальное изменение заключалось в том, что я не видел нитей и даже витков магусов. Я мог, конечно, если очень уж хотелось, вообразить их, но для построения узоров мне этого теперь совсем не требовалось. Простейшие узоры я структурировал мгновенно и целиком. Любого типа и любой степени насыщенности магической энергией.

В более-менее окончательном овладении своим телом помогла мне, как ни странно, Таллиана. Дура-кормилица, невзирая на прямой запрет жены, вошла в нашу спальню с заявлением, что она ничего не может поделать с этим маленьким демоненком, требующим немедленно подать маму и папу. Девочка, завидев меня, с визгом бросилась навстречу, раскинув ручонки, а я, обрадованный не меньше, бросился к ней. Воздух снова загустел, все застыли на своих местах, и только испуганный блеск в глазах жены подсказал мне, как она переживает за малышку. Время подумать у меня было, и я тоже моментально осознал, насколько опасно может быть для Таллианы, если я подхвачу ее на руки с такой скоростью.

Испуг жены, мой страх за ребенка и чудовищные усилия, предпринятые мной, чтобы взять свои реакции под контроль, увенчались успехом. В мозгу у меня что-то щелкнуло и встало на место, а я наконец прочувствовал свое собственное тело именно так, как того добивался учитель. Это немного похоже на верховую езду. Сначала трудно даже просто вскарабкаться на страшную гору под названием «лошадь», потом ты учишься контролировать свое тело: расположение ног, рук, туловища. Все силы и энергия уходят на то, чтобы не свалиться. Но стоит прочувствовать животное под собой, освоиться, и переходишь к следующему этапу. Еще не к джигитовке, конечно, но к некоторым ее элементам. Со временем это «чувство лошади» как бы врастает в тебя, и каким бы долгим ни был перерыв в верховой езде, стоит сесть в седло – и тело само вспомнит, что и как надо делать.

Так случилось и со мной. Видимо, я и вправду сторонник экстремальных методов обучения, поскольку страх за родное существо помог прочувствовать, понять и загнать в область бессознательного управление своей скоростью. Теперь это стало получаться легко и непринужденно, как дышать. Если провести еще одну аналогию, то до настоящего момента я, чтобы взять в руку кубок, должен был продумать и реализовать управление каждой мышцей тела: какой расслабиться, какой напрячься, под каким углом повернуть кисть и локоть, на какое расстояние друг от друга растопырить пальцы, какое усилие затратить, чтобы не раздавить кубок в пальцах (да-да, и это тоже). Сейчас я мог взять в руку кубок простым естественным движением, хотя и с грацией древнейшего человека, хватающего каменное рубило. Ну а для того чтобы появилась эта самая грация, Финь Ю и занимается со мной тайным искусством. Теперь я отчасти понял, зачем все это было нужно.

Я уже свободно вернулся к нормальной скорости, подхватил Таллиану на руки, пару раз подбросил ее вверх, к несказанному восторгу малышки и нешуточной тревоге матери, осторожно обнял. Девочка прижалась ко мне и залепетала, вываливая на меня все свои нехитрые новости. Я не вникал в смысл, а просто слушал ее голос и млел.

Няньку немедленно уволили, девочку удалось с немалым трудом уговорить пойти поспать, благо как раз наступило время для столь важного дела. Жена, убедившись, что я пришел в относительную норму, наконец-то приступила к рассказу о событиях, произошедших с того момента, как Весана пригласила меня прогуляться. До этого она категорически отказывалась вести любые разговоры на темы, не связанные с моим здоровьем.

Глава 6

Оказывается, именно Весана вызвала патруль, когда все мужчины рядом с ней рухнули на землю и замерли бездыханно. Она впала в совершеннейшую истерику, выбежала из тупичка на улицу и закричала, созывая стражу, лекарей, добрых людей и случайных прохожих. Подбежавшим патрульным она указала место событий и все время твердила, что не хотела, что думала только попугать, верила, что Филин мудрый и непременно вернет ей ненаглядного Сентаррино, а брат все не так понял, а она ему не сказала, что студентик – лекарь и барон, на лекаря брат никогда бы не поднял руку, а друг брата, Буга, он сильный и добрый, он за нее с братом даже к демонам в пасть полезет.

Из ее бессвязного рассказа стражники уловили только то, что кто-то напал на лекаря и убил его, а девушка в этом как-то замешана. Недолго думая командир патруля распорядился доставить всех под охраной в ближайшую больницу и оказать пострадавшим первую помощь. Кто из троих мужчин лекарь, он не знал, но справедливо решил, что это со временем и так выяснится, но, поскольку специалисты лекарского дела на особом контроле у короны, он распорядился немедленно известить о произошедшем КСОР.

Один из стражников, уже несколько лет патрулирующий этот район, умудрился под коркой крови и живописными синяками опознать во мне лекаря и зятя герцога. В результате мое бесчувственное тело доставили в особняк тестя. Какой переполох поднялся, словами не описать. Однако потомственный мажордом герцога сохранил ясность ума и в очередной раз доказал, насколько хорошо знает свое дело и умеет ориентироваться в сложной ситуации. Он пресек вопли и причитания женской части прислуги, распорядился уложить меня в супружеской спальне, послал одного из слуг за лекарем герцога, а другого – в зоопарк, дабы известить мою благоверную. Свента, оставив переживания на потом, отправила этого же слугу за Греллианой, а сама, подхватив дочку, кинулась домой.

Так я и очутился в собственной постели под чутким надзором Греллианы, а не в больнице. Вместе с лекарем, прибывшим на помощь, они решили, что дома и стены помогают, а мое состояние после совместных усилий опытного лекаря и не менее опытной целительницы было признано удовлетворительным, поэтому меня не стали отправлять на больничную койку, дабы не лишать какого-нибудь бедолагу его законного койко-места.

Свента со всей решительностью потребовала своего участия в дознании, которое взял на себя КСОР, тем более что дознаватель ей активно не понравился. Заговорив об этом человеке, она сморщилась, как муха, влипшая в острый соус вместо ожидаемого меда. На мои расспросы отговорилась тем, что, дескать, сам увижу, а она не хочет лишать меня «удовольствия» пообщаться с серебряным винтиком бюрократического аппарата. Свента, конечно, поспешила со своими требованиями. Начальство живо напомнило ей о том, что может требовать курсант схолы невидимок, а что – нет. Участие в дознании не входило в крайне куцый перечень прав курсанта, даже если он имеет в супругах целителя. Ее построили и лаконичным языком военного приказа объяснили реалии жизни. Умница Свента не стала плевать против ветра и, немного успокоившись, поняла, что в этой предельно ясной ситуации ее Филику и так не будет угрожать никакой бюрократический закидон.

Картина происшествия и без моих показаний сложилась уже достаточно полная, поскольку Буга свою вину не отрицал, не увиливал, да и, судя по всему, просто не смог бы этого сделать, поскольку потребовалось бы приложить слишком большие умственные усилия. Тупо твердил одно: студентик ударил его друга и должен был за это ответить, а то, что студентик оказался шибко хлипким, так Буга и знать не знал, какие задохлики все городские, что от простого удара в ухо падают замертво.

Когда же ему сообщили, что за нападение на целителя ему грозит минимум десять лет рудников и вряд ли он вернется оттуда живым, так как даже самые закоренелые преступники очень не любят тех, кто отбывает срок за подобные преступления, он вовсе впал в прострацию и замолчал. Все его поведение говорило о том, что он в этой драке ничего необычного не видел. Подумаешь, подрались – с кем не бывает? Дело обычное. Почему за столь незначительный проступок ему грозит столь жестокое наказание, понять он так и не смог.