Его женщина

Хочется просто посидеть, забыв обо всем и наслаждаясь этим массажем. Но Дэрил не может. Просто не может, чувствуя прикосновение ее рук на своей шее, не думать о том, что он узнал. Резко встает и отходит.

– Все так плохо?
– не настаивает на конкретике она, понимая, что все знать ей не положено.

И кажется, ни на секунду не догадываясь, что их с подругами идиотский заговор может быть раскрыт. Как самонадеянно. И глупо.

– Ты должен куда-то отлучиться из города?
– снова уточняет Кэрол, видя, как Дэрил, которому срочно нужно занять чем-то руки, если голову невозможно, берется чистить стрелы.

– Нет, - так же сухо отвечает он, не поднимая на нее глаз.

– Хорошо. Я завтра собиралась переписать у Мэнди ее фирменный рецепт мяса, она говорила, что, когда ты был у Мэрла, тебе понравилось. Что, даже больше того, что готовлю я, пупсик?

– Нет.

– Ммм, коротко, но сочту за комплимент, - начинает чувствовать что-то неладное Кэрол: ее голос заметно меняется.

– Нет, ты не пойдешь к Мэнди, - поясняет Дэрил.

– Почему?
– хмурится Кэрол и присаживается на диван рядом с ним, непроизвольно отодвигающимся.

Он молчит, не находя слов. Просто не знает, как сказать: «Потому что ты собиралась сбежать. Потому что хотела убить меня. Потому что я тебя понимаю. Понимаю это, когда не мог понять всего того, что казалось и оказалось лишь игрой».

– Мне вообще нельзя теперь выходить? Или что-то случилось в городе? Это временно? Дэрил. Пожалуйста. Я не понимаю и я… Мне страшно.

Она говорит это так, что снова почти веришь. Особенно поднимая глаза и вглядываясь в ее расстроенное лицо. Ощущаешь ее подрагивающие ледяные пальцы на своей руке и почти отбрасываешь их, почти ударяешь, почти причиняешь боль. Почти.

– Вообще. Никуда и никогда. Никому, - сообщает Дэрил новые правила города.

А Кэрол охает и, кажется, думает, что он расстроен именно из-за этого. Что ощущает свою вину за это перед ней или какую-то подобную ересь. Пытается утешить его, говоря, что ничего страшного, что она переживет, что главное у нее уже есть здесь – он.

Тот, который срывается с места, понимая, что сейчас или, в самом деле, ударит ее или не сдержит слез. Тот, который понимает, что скрывать смысла больше нет – потому что нет сил видеть ее притворство, слышать ее испуганный и псевдозаботливый голос. Тот, который сминает в кармане лист со сказанными ею совсем недавно словами, медленно достает его и швыряет ей на колени.

Отворачивается и все же поглядывает через плечо. На то, как она хмурится и осторожно разворачивает смятую бумажку. Потом неторопливо разглаживает ее, читает первые строчки, авторства Роуэн, кажется. Поднимает ничего не понимающий взгляд на Дэрила. Снова опускает глаза и читает дальше. Читает до самого конца. Сворачивает листок и преувеличенно медленно откладывает его на стол. Пытается что-то сказать и откашливается, когда ей отказывает голос.

– Дэрил, это…

– Это правда?
– прерывает он ее, не желая слушать ни оправдания, ни объяснения, ни что-либо еще.
– Это твои слова?

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем она отвечает:

– Да. Да. Здесь все записано верно.

========== Часть 26 ==========

Сил оставаться в доме нет. Дэрил резко разворачивается, хлопает себя по карманам, проверяя, на месте ли сигареты, и не глядя на застывшую на диване Кэрол, выходит. Выбегает. Убегает. Бежит куда глаза глядят по темным улицам того, что называется городом. Места, которое ему никогда не нравилось. В котором он всегда был чужим. Чужим для всех, даже для той, которую так самонадеянно считал своей.

Чужим даже для своего брата, из окон дома которого раздаются громкие крики вперемешку с рыданиями и мольбами. Дэрил не знает, что Мэрл делает с Мэнди. Он может и не бить. Но наказывать он точно умеет.

А что делать с Кэрол, непонятно. Была бы на то воля Дэрила, он бы просто ее отпустил. Отпустил бы, поддаваясь порыву. Потом бы жалел всю жизнь. Думал о том, что не стоило отпускать никогда. Что нужно было привязать ее за руки и за ноги к своему дому, к самому себе, чтобы всегда была рядом. Даже такая – насквозь фальшивая, мечтающая его убить, ненавидящая его просто за то, что он есть. Ведь ей его ненавидеть больше не за что.

А еще заботливая и нежная. Забавная и веселая. Страстная и желанная. Такая, которую, получив однажды, не отпустишь никогда. Вот только получить ее, так, чтобы по-настоящему, уж точно не суждено. Может быть, кому другому. Но не ему. Не Дэрилу Диксону, который был никем и остается им по сей день. А никто не заслуживает счастья. Женщины. Жизни. Ничего.

Возвращается он после полуночи. А она все так же сидит на диване. До сих пор в той же самой позе. Или это только кажется? Или она, едва заслышав шум его шагов, быстрой тенью метнулась сюда, создавая видимость раскаяния и покорности?

Точно так же она сидела и тогда: в самый первый ее вечер в этом доме. Такая же потерянная, готовая бороться сама не зная с чем, испуганная и не показывающая страха.

– Иди спать, - говорит Дэрил, надеясь, что она послушается.

Но Кэрол не двигается с места. Поднимает на него глаза и тихо, без каких-либо эмоций спрашивает:

– Что со мной теперь будет?

Он пожимает плечами. У него нет ответа. Он не знает.

– Ты не знаешь? Губернатор ничего не сказал? Он решит завтра? Послезавтра? Когда?

– Он сказал решать нам, - бросает Дэрил, уходит на кухню, ища воду, и жадно выпивает полбутылки.

Долго стоит, упираясь руками в стол и не желая возвращаться в комнату. Где все так же сидит Кэрол. Не пошла за ним.

– И что ты решил?
– встречает его, наконец входящего обратно, вопрос.
– Что? Ты… ты выгонишь меня?

Она спрашивает только об этом. Словно только этого она больше всего боится. Наверное, когда ее выгнала прошлая группа, это было, в самом деле, страшно.

Нет. Не думать об этом. Не жалеть ее. Хватит. Она такая же, как и остальные. Как все в этом мире: кого-то потерявшие, натерпевшиеся страха и боли. И выживающие, как умеют.

Искушение сказать, что он пока ничего не решил, слишком большое. Дэрил уже открывает рот, но потом смотрит на смиренно ждущую своей участи Кэрол и не может. Хочет. Хочет причинить ей своими словами такую же боль, как и та, которую она причинила ему. Хочет. Но не может.

– Ничего, - отвечает он и поясняет, когда она поднимает умоляющий взгляд.
– Ничего не буду делать. Иди спать.