Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1

Поэтому я сделал осторожный шаг в сторону лестницы, ведущей наверх, и незаметно вытащил из кармана болт. При этом я не сводил хмурого и внимательного взгляда с готового броситься на меня Никитина. Он явно этого не ожидал. По всей видимости этот зарвавшийся подонок думал, что я тут же брошусь наутек. И тот яростный импульс, который скопился во всем его напряженном теле, вдруг стал угасать, уступая место осторожности.

Он медленно двинулся в мою сторону, выставив зажатый в руке нож вперед. И вот с этого момента я перестал воспринимать Никитина, как тринадцатилетнего пацана. Теперь он был для меня без имени и возраста. Он был врагом, который хочет меня убить. Незнакомым, жестоким, безжалостным, а значит и не заслуживающим снисхождения. Милосердные удары и сюсюканье с этой минуты полностью отменялись. Только точные и разящие атаки, ведущие к поражению цели. С этого момента не оставалось недосказанностей. Все было предельно просто: или я — его, или он — меня.

Я весь сжался, как пружина, попытавшись мобилизовать все доступные ресурсы моего слабого тела. Один бросок болтом. Без большого замаха, чтобы он стал неожиданным для противника. Попасть нужно было в область шеи, желательно в гортань, которая сейчас была беспечно подставлена под удар. Но даже если бросок придется в область сонной артерии, то и этого будет вполне достаточно, чтобы враг замешкался и дал мне возможность добежать до следующего подоконника, на котором стояли горшки с геранями. Их можно будет использовать в качестве дальнейших метательных снарядов. А земля вполне сгодится для того, чтобы лишить на время противника зрения. Ну и грохот от падающих на бетонный пол горшков обязательно привлечет соседей, что автоматически закончит наше противостояние.

Сформировав за доли секунды в голове этот план, я без промедления начал действовать: быстро перевернул болт в руке так, чтобы две гайки и торчащий из них металлический конец были направлены на Никитина. Согнув руку поперек живота, якобы просто прикрывая его от предполагаемой атаки, я уже собирался метнуть болт в приближающегося противника. Но тут позади меня неожиданно скрипнула дверь.

В ту же секунду глаза Никитина расширились от удивления. В них даже, как мне показалось, на миг промелькнул затаенный страх. Мой оппонент замер на пару секунд, потом резко развернулся и пустился наутек.

— Стоять! — прозвучал за моей спиной громкий и властный окрик. — Стоять, Никитин! Не то хуже будет!

Я резко крутанулся на месте и увидел нашего участкового, Романа Евгеньевича. Похоже, он только что вышел из квартиры Сереги Сабурова, у которого, по всей видимости, был по тому же делу, что раньше и у меня. Громко чертыхнувшись, он бросился вдогонку за Никитиным.

Я обернулся на настороженно выглядывающего из-за двери Серегу, весело ему подмигнул и побежал вслед за участковым. Внутри у меня проснулся какой-то мальчишеский задор от только что случившегося внезапного и счастливого избавления.

Когда я выбежал на улицу, то не увидел ни Никитина, ни участкового, ни желтого уазика. Вероятнее всего, машина просто подвезла участкового и сразу же уехала обратно в отдел. Иначе Никитин и близко бы к моему подъезду не приблизился.

Самым вероятным местом, где они могли скрыться за такое короткое время, был угол моего дома. К нему-то я и рванул. Но добежать не успел. Мне навстречу вышел хмурый Роман Евгеньевич и, резко остановившись, с беспокойством посмотрел на меня.

— Ты как? В порядке? — внимательно осматривая меня с головы до ног, спросил он.

— Вроде бы да, — растерянно ответил я, подражая нерешительной манере подростка.

Убедившись, что я не ранен, участковый вдруг грозно сверкнул глазами в мою сторону.

— Смирнов, тебя что, не учили, как нужно действовать в подобных ситуациях? — строго спросил он.

— Н-нет, — для виду заикнулся я. — Вы о чем, Роман Евгеньевич?

— На помощь надо звать, Смирнов, вот о чем! Во всю свою доблестную детскую глотку! Чтобы даже в соседних домах было слышно! Он же на тебя с ножом шел. А ты стоял, как вкопанный. А если бы меня рядом не оказалось? Твою ж… — Роман Евгеньевич снял фуражку и вытер вспотевший лоб. — У меня ж дочка на год тебя младше. Как подумаю, что на нее тоже кто-нибудь… — Участковый скрипнул зубами и смачно выругался. — Ну этот Никитин. Ну он у меня попляшет! — И Роман Евгеньевич погрозил кулаком в пустоту. — Значит так, Смирнов. Жди здесь. Я сейчас до магазина добегу и наряд вызову, пусть ищут этого негодяя. А потом мы вернемся к тебе, составим протокол, снимем показания. Может, твои родители заявление напишут на Никитина. Короче говоря, дело серьезное и очень опасное. Так что жди здесь!

— Ну уж нет, Роман Евгеньевич, — с деланным испугом ответил я. — А вдруг он вернется, пока вас не будет? Уж лучше я с вами.

— И то верно, Смирнов. Что-то я об этом не подумал. Давай, идем скорее!

Пока мы были в магазине, участковый не только вызвал наряд, но и опросил директора по поводу вчерашнего инцидента с Никитиным.

— Ну задел его Егор нечаянно затылком по носу, и что с того? Весь магазин видел, что это случайно вышло. А уж перепугался-то он после этого, Роман Евгеньевич, — и Мария Александровна всплеснула руками, поглядев на меня. — Побледнел весь и прямо на пол опустился, бедняжка. Так его жалко стало. Вон, Иваныч, как увидел, сразу предложил до квартиры проводить.

Роман Евгеньевич во время рассказа директора магазина понимающе кивал и что-то быстро записывал у себя в блокноте.

После этого мы снова вернулись ко мне домой. Участковый вкратце описал моему отцу ту картину, которую он увидел, когда вышел от Сабуровых. Когда батя услышал, что у Никитина в руках был нож, он заметно побледнел и скрипнул зубами.

— Я сейчас же иду к его матери. Это уже ни в какие ворота не лезет.

Никитин рос без отца. Его воспитывала мать, вполне приличная женщина, которая работала начальницей нашего почтового отделения. Она, конечно, была не в восторге от поведения своего сына, но поделать ничего не могла. Чувствовалось, что отсутствие у Никитина отца наложило определенный отпечаток на его разнузданное поведение.

— Юрий Александрович, вы только еще больше перепугаете бедную женщину. Она и так не знает, куда деваться, — попытался успокоить отца Роман Евгеньевич. — Предоставьте это мне. Мы же в одном районе живем. У меня тоже есть ребенок. И я не меньше вашего заинтересован, чтобы здесь у нас все было спокойно и нашим детям никто не угрожал.

— Вы уж постарайтесь, Роман Евгеньевич. Прижмите покрепче этого негодяя, — пытаясь сдержать нахлынувший гнев, ответил отец.

— Хорошо, Юрий Александрович. И мне сильно поможет, если вы напишите заявление на Никитина. Он все-таки угрожал ножом вашему сыну.

Отец внимательно посмотрел на меня, потом повернулся к участковому и, немного поразмыслив, ответил:

— Роман Евгеньевич, давайте так: если вы не сможете без моего заявления приструнить этого Никитина, то я, так уж и быть, напишу его. Но пока, пожалуй, подождем. Все-таки я не хочу, чтобы на моего сына косо во дворе смотрели. Да и, с другой стороны, вы сами все видели. Так что можете и без моего заявления спокойно дать делу ход.

Беседа с участковым продолжалась еще около четверти часа. Когда он ушел, я выглянул с балкона и увидел желтый милицейский уазик. Похоже, что наряд прибыл, и сейчас они будут пытаться найти и задержать Никитина. Я, конечно, сильно сомневался, что у них в этот раз что-то получится. Слишком много было вокруг мест, где мог без лишних подозрений хотя бы ненадолго укрыться тринадцатилетний подросток. Конечно, долго бегать у него не получится, слишком мал еще. Но какое-то время водить милицию за нос он вполне сможет.

— Пап, можно я пойду погуляю? — робко и абсолютно по-детски спросил я.

Отец задумчиво посмотрел на меня. Я вдруг испугался, что он заставит меня сидеть дома, пока Никитина не поймают.

— Зайди за Серегой Сабуровым. Один не гуляй, хорошо? И болт свой захвати на всякий случай, — хмуро сказал он.

Ответ отца меня, если честно, немного шокировал. Я не ожидал, что он так легко согласится.

— Хорошо, пап, — послушно кивнул я и начал быстро собираться, пока отец не передумал. — Болт у меня в кармане. — Я похлопал по шортам, а потом быстро выскользнул за дверь квартиры. Последнее, что я увидел, прежде чем она закрылась, было чрезвычайно обеспокоенное лицо моей мамы.