Эхо далекой войны
Шрифт:
– Николя, это, конечно, приятно, что пока всё спокойно и ты приезжаешь на побывки, но что будет потом?
– Потом – то же самое! – уверенно заявил брат. – И не спорь со мной. Лучше расскажи, как твои дела?
– Спасибо, всё хорошо, работаю. Мне платят уже двадцать франков в день, плюс питание.
– Очень мало! Твой хозяин, этот Адам, эксплуатирует тебя!
– Николя, не говори чепуху. Неужели лучше безработным, которых никто не эксплуатирует?
– Безработных тоже эксплуатируют! – убеждённо возразил брат. – В том числе этот твой Адам! Безработицей
– Моя работа совсем не тяжела, – недовольно поджала губы девушка. – И платят неплохо. По-твоему, господин Миклер должен разориться, чтобы платить мне?
– Не разорится, капиталист проклятый!
Жюльетт рассердилась:
– Николя, мы с тобой не согласимся! Я не вижу ничего дурного в том, чтобы работать, когда за это хорошо платят!
Брат посмотрел с любопытством:
– А что за работа у тебя?
Девушка неопределённо пожала плечами:
– Печатаю разные бумаги. Получаю и отправляю почту. Встречаю гостей, когда хозяин не может.
– Зачем он приглашает гостей, если не может их встретить?
Сестра посмотрела укоризненно:
– Николя! Вчера приехал врач из Варшавы, еврей! Он добирался через четыре границы! Он рассказал страшные вещи о том, что происходит в Польше!
– Жюльетт, какое нам дело до поляков и евреев?
Девушка ахнула:
– Николя, как ты можешь так говорить?! А вдруг завтра беда случится с нами? Тогда другие скажут: какое нам дело до французов?
– С нами ничего не случится. Надо только порвать с англичанами, пока они не уберут из Адмиралтейства этого психа Черчилля, который топит немецкие суда, и всё будет хорошо.
– Ты не слышал, что говорит немецкое радио?
– Нет. А зачем? Это ты у нас понимаешь немецкий. И к чему тебе их передачи, если ты считаешь немцев врагами?
– Я не всех немцев считаю врагами, – глухо возразила Жюльетт. – Но Гитлер и его подручные нам враги. Они открыто говорят, что хотят захватить Францию. Если мы ничего не сделаем, случится худшее, чем в тысяча восемьсот семидесятом.
– Не случится, только не надо злить немцев.
– Николя, я тебя не понимаю! Если они пойдут на Париж, ты воткнёшь штык в землю?
– Нет, тогда и будем воевать. А сейчас, когда немцы сидят в своих траншеях и мирно курят, я первый в них не выстрелю.
– Зачем же ждать, когда беда нагрянет?
– Почему она должна нагрянуть? Вот смотри: когда Германия вошла в Польшу, наше правительство объявило войну. Уверяли, что опасность грозит нам, говорили всё то же, что и ты теперь. Однако Польша давно уже немецкая, а нас никто не трогает. Надо заключить мир и отпустить солдат по домам, вот и всё.
Жюльетт покачала головой. Она не знала, что возразить брату, но чувствовала, что он в чём-то ошибается. А главное – отовсюду нависало ощущение надвигающейся страшной беды.
Девушка дремала в своей камере, когда дверь отрылась:
– Мадмуазель, на выход!
Она нехотя встала и вышла. Конвоир пропустил её вперёд, и они двинулись по коридору.
Вот и дверь в комнату следователя. Ну что – опять будет уверять, что оберегает таким способом, или придумает что-нибудь поинтереснее? А его жена – нашла синюю тетрадь? Почему от неё никаких вестей? Хотя – как она свяжется без его разрешения…Конвоир открыл дверь в кабинет следователя:
– Заходите!
Жюли не сдержала удивлённое восклицание: в кабинете находился другой человек! Не муж Валентины!
– Простите, сударь…
– Вы ожидали увидеть инспектора Ламеля? – сухо произнёс полицейский. – Он ранен, я временно замещаю его. Меня зовут Клод Лярош.
Жюли внимательно посмотрела на собеседника:
– Он ранен? Опасно? Я могу знать, как это произошло?
– Садитесь, мадмуазель. Он получил ранение, когда заглянул к вам домой.
Девушка вздрогнула:
– Как? Там находился преступник?
– Да, и не один. Благодаря нашему коллеге и его жене Валентине, оба преступника задержаны.
– Они хотели убить меня?
– Возможно, – кивнул Лярош.
– Вы не знаете, Валентина нашла синюю тетрадь?
– Что за синяя тетрадь? – вскинулся полицейский.
Жюли сообразила, что сболтнула лишнее, и прикусила язык.
– Синяя тетрадь с кулинарными рецептами. Некоторые из них разработаны мною лично, и я бы не хотела, чтобы они попали в руки посторонних.
Лярош моментально поскучнел:
– Ну, о синей тетради поговорите с мадам Ламель. Я вызвал вас, мадмуазель, чтобы сообщить, что с вас сняты подозрения. Нами обнаружено орудие преступления, на нём нет ваших отпечатков пальцев, зато имеются отпечатки человека, убившего также господина Перена. Вы свободны.
– Благодарю вас, сударь. Я могу идти? Мне вернут мои вещи?
– Да, разумеется.
Жюли кивнула и облегчённо вздохнула. Свобода – это уже хорошо, а с остальным можно разобраться потом.
Жюльетт долго колебалась, но в конце концов решила, что вопрос слишком серьёзный, и улучила момент, когда Жаклин шла домой одна.
– Привет, Жаклин! Ты не очень спешишь?
– Как тебе сказать… Если хочешь о чём-то поговорить, может, лучше завтра, на работе?
– Не хочу я на работе. Нельзя, чтобы нас слышали посторонние.
Жаклин замедлила шаг:
– Ну, тогда давай, поговорим сейчас.
– Ты уверена в нашем хозяине?
– В Лео?
– Нет, в Адаме.
– Ну… Не знаю, вроде, хороший человек. А что?
Жюльетт подошла вплотную к подруге, оглянулась, чтобы убедиться, что никого из посторонних поблизости нет, и прошептала:
– Мне кажется, он шпион!
Подруга вздрогнула:
– Что? Шпион? Почему?
– Говори тише! Мне всё время приходится печатать документы на немецком! А сегодня я покупала билет для проезда в Голландию!
– Ну, Голландия – не Германия, а документы… Мало ли для чего они нужны. Если бы Адам был немецким шпионом, он бы обошёлся без твоей помощи. А что в документах?