Эхо Миштар. Север и юг

– Иди за мной, странник, – попросила Огита, на ходу затягивая шнуровку на распущенном во сне вороте. Вблизи женщина оказалась не такой старой, как виделась издали: седые волосы сбивали с толку, но на самом деле она наверняка едва-едва успела выдать замуж старшую дочь. Лицо у Огиты было обветренным, с глубокими морщинами – на лбу и от уголков рта к крыльям носа. Двигалась она проворно, но иногда резко замирала или запиналась, словно от непривычной боли в спине или в ноге: так себя вели люди, лишь недавно получившие увечье и ещё не успевшие приспособиться к нему. – Есть хочешь?

Эстра прислушался к себе.

– Пожалуй, – кивнул он. – Но больше пить и спать. Так от чего вы прячетесь за столь искусно сделанной оградой? От хищников или контрабандистов такие опасные заслоны не ставят.

– Это поглядеть надо, от каких хищников, – хмыкнула Огита. – У нас… – она запнулась и, словно через силу, продолжила: – … мертвоходцы.

Кажется, слово должно было вызвать страх, но эстра ощутил только любопытство, причём куда более острое, чем при виде серебряной ограды на рубеже.

– Мертвоходцы? А откуда лезут?

– Из лесу, откуда ещё, – пожала плечами Огита, искоса глядя на эстру. – Тут воевали много. Да и торговцы часто пропадают, даже с охраной. Так что тел-то в избытке. Но раньше одного мертвоходца видели добро б за двадцать лет.

– А теперь? – с любопытством переспросил эстра. Волосы, выбившиеся из косы за время перехода по лесу, падали теперь на лицо.

«Остричь или увязать лентой? Что мне понравится больше? Интересно…»

– Да вот лет пять назад как попёрли – так и не остановишь их ничем, – ответила Огита, зябко скрещивая руки на груди. – С сотню уже было. Первый десяток много зла наделал. Четыре крайних дома сгнили, целый сад раймы погиб. И люди… в тех гнилых домах – целыми семьями, да и соседей кой-кого заразить успели. Поодиночке в лесу тридцать человек заразило, пятерых мастер спас, но остальные… – Лицо у неё стало бледное в просинь, а глаза – наоборот, почернели от расширенных зрачков. – Ну, мы им мучиться не позволили. Как поняли, что отсечением руки или ноги не отделаться – отсекли голову. А мертвецов в яме сожгли, всё по уму. Ну, потом мастер за дело взялся. Все вместе денег собрали, купили серебряной проволоки, мирциту, а мастер уж механизм собрал. Со всех сторон проход к поселению закрыли, а на ворота стражей посадили, чтоб мирных путников впускать. То четыре года назад было. С тех пор редко кого в лесу зацепят или по дороге к городу, чаще скотину какую неразумную на пастбище, за оградой, но то убыток небольшой, телят с козлятами и из города привезти можно. А мы привыкли уже, но за детей боязно.

Эстра, опираясь на посох, в задумчивости тронул звезду спутника. Ногти снова закровоточили, но взамен по жилам заструилось знание.

«Четыре дома сгнили! Здесь действительно хороший мастер, если сумел остановить такую сильную гниль. И тридцать человек убитыми… А поранили скольких? Огиту наверняка мертвоходцы задели, но лекарство она получила вовремя – и просто состарилась с виду, без вреда для тела. А другие люди?»

– Когда ты встретила мертвоходца?

– В том году, – неохотно откликнулась Огита. – С дочками в лесу ягоды собирали, отвлеклись. Он ка-а-ак плюнул, я собой-то Верду закрыла, а потом куртку сорвала – и бежать. Лес в том месте гнить начал, конечно, но мастер порошком гниль сжёг, огонь потом до траншеи дошел и сам загас. Меня серебром отпоили, а Верда напугалась только. Другим хуже бывало.

За разговором окраины, утопающие в садах, незаметно кончились. Огита вывела эстру на главную улицу, и там народу бродило побольше. Кто-то отворачивался, кто-то, наоборот, с любопытством тянул шею; позади скоро собрался хвост из ребятни, но ни шума, ни расспросов не было – изредка кто-то выкрикивал приветственное «Орра, странник!», чаще юноши в охотничьих одеждах или взрослые мужчины. Лиловая дымка морт над крышами дрожала, как летнее жаркое марево.

В поселении царил страх – и отчаянная надежда.

Ближе к центру во дворах стали попадаться колодцы – один на три-четыре дома, да и сами дома выглядели богаче и наряднее. Срубы – так на два-три этажа, крыши – так черепичные, а не дерновые. И везде, у каждого жилища, рос всё тот же высокий кустарник с бледно-жёлтыми цветами.

– Огита, а чем живёт ваше поселение? Торговля пушниной? И я почему-то не вижу огородов…

– Огороды на южной стороне, за домами, там же и скотный двор. А тут раймовые сады и пасеки. – Огита искоса бросила на эстру настороженный взгляд. – Сам, небось, теперь понимаешь, отчего мы так дружны. В одиночку раймовый сад не возделаешь, за ним пригляд нужен круглый год. Пчеловоды – чтобы пасеку в порядке содержать, ведь без пчёл ягод мало уродится. Садовники за кустами ухаживают, где надо – там опору ставят, или ветки обрезают, или мох-паразит подчищают… Работы много.

– Что же, целиком поселение в садоводах ходит?

– Отчего же, – пожала плечами Огита. – У кого к чему душа лежит, тот тем и занимается. Виноделы есть, а ещё купцы, которые не побоятся в город через леса поехать. А где купцы, там и охранники… О-хо-хо, к нам, в деревню, не суются давно, а вот по дороге напасть могут, – невесело усмехнулась она. – Во всём Лоргинариуме только в нашем поселении райму и смогли приручить. Прежде только лорга, говорят, вино из раймы делал – и сейчас делает, но наше всё равно лучше. У него вино едва прозрачное, а у нас – чистое солнце, – похвасталась Огита. Глаза у неё впервые с начала разговора заблестели азартно. – Семьдесят лет назад пришел бродячий мастер, нашему мастеру отец, да осел здесь. С собой он принёс три черенка раймы. Сорт был особый: за один год прижился, за десять – разрослось огромное поле. А как первый урожай ягод всей деревней сняли, как вино из него поспело – так с тех пор и не бедствовали. С тех пор кой-что мы растим, конечно, на огородах, и стадо в пятнадцать голов держим – на шерсть и молоко, и дичь бьём – благо леса тут изобильные и шесть семей охотников на всё поселение мяса добывают… Но остальное больше подводами в городе закупаем. Каши разные, соль, приправы с юга, ткани, меха – и не жалуемся.

– И неужели мирно живёте? Нет ни споров из-за раздела прибыли, ни богатых, ни бедных?

– Всякое бывает, все мы люди, – пожала плечами Огита. – Но трудные дела решаем сами, на сходке. Да и потом… Десять дней пути до ближнего города. Когда кругом одни звери да дикие земли – меняются люди, друг за друга держаться привыкают. Богаче иных у нас семья мастера, семья врачевателя, охотники и купцы. Да вот куда им деньги в лесу-то девать? То-то же.

– Интересно.

Огита тем временем поднялась на порог одного из домов и без стука распахнула дверь:

– Орра, Игим! Я привела эстру. – И оглянулась: – Проходи за мной, странник. Здесь ты будешь гостем.

Эстра взошел на крыльцо и переступил через порог, оглядываясь по сторонам. Дом был не из бедных: пол устилали ишмиратские цветные ковры, наслаиваясь один на другой, оконные стёкла казались прозрачней родниковой воды, и даже на глухой стене висела квадратная панель с мозаикой из чёрного и медового янтаря. На верхние этажи вела широкая лестница с резными перилами; напротив неё, под янтарной панелью, стояли застеленные шкурами лавки и длинный стол – одним концом он примыкал к выбеленному боку печи. Эстра с наслаждением вдохнул запах дома: свежего хлеба, тёплого дерева, дымка, сухих цветов, человеческого тела и пыли от ковров. Это было знакомо, уютно, но… чуждо?

«Мой дом пах иначе?»

– Орра, странник! – наконец показался на лестнице хозяин – высокий человек преклонных лет с чёрными глазами южанина и широкими скулами. В одежде тоже сквозили южные мотивы: коричневая вышивка по вороту жилета; широкий пояс, трижды обёрнутый вокруг талии; пышные штаны, как у всадников-арафи в пустыне. Левая рука хозяина была плотно замотана белой тряпицей, и повязка, похоже, до самого локтя уходила под рукав свободной рубахи. – Колесо Судьбы наконец-то обернулось удачей. Ты ведь не откажешь нам в небольшой просьбе… – хозяин запнулся, и голова у него дёрнулась, как будто он хотел оглянуться на что-то, но боялся себя выдать, – … по обычаю?

Звезда спутника синевато вспыхнула.

– Нет, – улыбнулся эстра. – Если и вы не откажете мне. А сперва я хочу пить, – с лёгким удивлением заключил он. – А ещё спать. Я шёл весь вечер и всю ночь с тех пор, как… С тех пор как оказался в лесах Лоргинариума.

– Понимаю, – протянул Игим, прищуривая чёрные глаза, и в задумчивости легонько потянул себя за прядь волос на виске – раз, другой, мерным поглаживающим движением. У эстры руки зачесались повторить – таким знакомым показался этот жест. – Я велю дочерям настелить тебе постель. Отдыхай, странник. Наша просьба может и подождать.