Екатерина II. Зрячее счастье

Ни сожалений, ни сентиментальной грусти о первом чувстве. 15-летняя девушка легко переступает через все, что было ей дорого в прошлом, а любящий человек должен радоваться за нее, иначе в его сердце царствует не любовь, а эгоизм.

Иоганна-Елизавета оказалась снова побеждена. Но какой ценой? К несчастью, девочка слишком рано перестала видеть в принцессе мать, и увидела соперницу. Через много лет картина семейного противостояния будет воспроизведена Екатериной II в ее отношениях с сыном Павлом, только место дамского соперничества займет вражда политическая.

Не в последнюю очередь сложные отношения Софии и Иоганны-Елизаветы были связаны с отцом девочки, принцем Христианом-Августом, которого маленькая принцесса буквально боготворила.

Вот как Екатерина описывает семейную пару своих родителей: «Мать моя, Иоганна-Елизавета Голштинг-Готторпская, была выдана замуж в 1727 г., пятнадцати лет, за моего отца, Христиана-Августа Ангальт-Цербстского, которому было тогда 42 года. С внешней стороны они отлично уживались друг с другом, хотя и была большая разница в годах между ними, да и склонности их были довольно различны. Отец, например, был очень бережлив; мать очень расточительна и щедра. Мать любила исключительно удовольствия и большой свет; отец любил уединение. Одна была весела и шутлива, другой серьезен и очень строгих нравов. Но в чем они совершенно были сходны между собою, так это в том, что оба пользовались большой популярностью, были непоколебимо религиозны и любили справедливость, особенно отец. Я никогда не знала человека более глубоко честного и по убеждению, и на деле. Мать считалась умнее отца и в ее уме находили больше блеска; но отец был человеком прямого и здравого смысла, с которым он соединял много знаний; он любил читать, мать читала тоже; все, что она знала, было очень поверхностно; ее ум и красота доставили ей большую известность; кроме того, она имела более великосветские манеры, чем отец». [30]

30

Там же. № 8. С. 80.

Заметим, что Екатерина подчеркивает внешнюю сторону хороших отношений своих родителей. В описании она все время как бы ставит под сомнение достоинства матери: щедрость превращается в расточительность, светскость в безудержную любовь к удовольствиям, Иоганна-Елизавета только «считается» умнее мужа, а на самом деле ум ее блестящ, но неглубок, а все знания поверхностны. Для Софии не важно, что кто-то считает Христиана-Августа глупее жены, для девочки он просто порядочный человек, не пускающий пыль в глаза и знающий очень много интересного.

Не трудно догадаться, что между столь разными людьми как Иоганна-Елизавета и Христиан-Август, естественно возникали размолвки. В этих ссорах подрастающая уже София молчаливо занимала сторону отца, которого считала незаслуженно оскорбленным ветреностью матери. Ревность и обида за дорогого человека становились лейтмотивом ее взаимоотношений с матерью.

Отзывчивая душа ребенка не могла не реагировать на доброе отношение отца. К тому же отец был на 27 лет старше взбалмошной и избалованной Иоганны-Елизаветы. Он не скакал по родственникам с бала на маскарад, а был занят службой. Это в глазах Софии предавало отцу достоинства по сравнению с матерью. Служба — почти священное слово для дворянина того времени — оказалось столь же священным и для девочки, старавшейся подражать отцу. Пройдут годы, и императрица громадной империи будет называть свой труд монарха «службой», а свое место на троне «должностью». В 1787 г. во время одной из ссор с Алексеем Григорьевичем Орловым императрица в запальчивости заявила, что «царствуя 25 лет, никогда… по своей должности упущения не сделала». [31]

31

Гарновский М. А. Записки. // РС. 1876. N VI. С. 207.

Христиан-Август убежденно исповедовал лютеранство. Того же он требовал и от своей дочери. София пыталась не разочаровывать его. Однако живой ум девочки часто создавали сложные ситуации при изучении ею Закона Божьего, в которых Фикхен не шла на компромисс с приставленным к ней в качестве наставника пастором. «Помню, у меня было несколько споров с моим наставником, — рассказывала она в „Записках“, — из-за которых я чуть не попробовала плети. Первый спор возник от того, что я находила несправедливым, что Тит, Марк Аврелий и все великие мужи древности, при том очень добродетельные, были осуждены на вечную муку, так как не знали откровения. Я спорила жарко и настойчиво и поддерживала свое мнение против священника». [32]

32

Екатерина II. Записки. // «Слово». 1988. № 8. С. 79.

Споры, возникавшие между Софией и священником, показывали только, что маленькая принцесса близко к сердцу принимает религиозные проблемы. Ей же предлагали сделать вид, что она удовлетворена ответами пастора и помолчать, т. е. пойти на духовный компромисс, который давно уже избрало образованное общество эпохи Просвещения — посещать по воскресеньям церковь, а дома держать под подушкой томик Вольтера.

Впоследствии много будет написано о религиозном индифферентизме Екатерины II, которая перейдя из лютеранства в православие и нарушив, таким образом, обещание, данное отцу, якобы совершила свое первое в жизни предательство. [33] Позволим себе заметить, что лютеранская стойкость убеждений Софии дала трещину задолго до приезда в Россию. Связано это было именно с уроками пастора, всякий раз пытавшегося прибегнуть к розге, когда не находилось других аргументов в споре.

33

Каменский А. Б. «Под сению Екатерины». СПб., 1990. С. 24.

Лютеранство уже дома, в Штеттине, вызывало у девочки сложные чувства. С одной стороны, она безоговорочно верила в Бога, с другой — не могла принять строжайших протестантских доктрин о трудности спасения души. «Сей духовный отец чуть не поверг меня в меланхолию, — посмеивалась взрослая Екатерина, — столько наговорил он мне о страшном суде и о том, как трудно спастись. В течение целой осени каждый вечер на закате дня ходила я плакать к окошку. В первые дни никто не заметил моих слез; наконец, Бабет Кардель их заметила и захотела узнать причину. Мне было трудно ей в этом признаться, но наконец я ей открыла причину, и у ней хватило здравого смысла, чтоб запретить священнику стращать меня впредь такими ужасами».

Впрочем детские споры со священником быстро забывались, да и достаточно времени на уроки у Софии не было. Иоганна-Елизавета любила развлекаться, а для этого приходилось посещать родню, повсюду таская обременительную дочку за собой. Благодаря непоседливости матери, будущая императрица объездила всю Германию.

5 Из окна кареты

«Мать с тех пор, как мне пошел восьмой год, обыкновенно брала меня повсюду с собой», [34] — вспоминала Екатерина. Иоганна-Елизавета обладала авантюрной жилкой и склонностью к жизни при больших дворах. Ей казалось тесно в захолустном Штеттине, где служил муж, а вся скромная обстановка дома, гарнизонный быт и ежедневная необходимость считать каждый пфенинг навевали тоску. Поэтому принцесса много колесила по дорогам Германии, разорванной на множество мелких княжеств.

34

Екатерина II. Записки. // «Слово». 1988. № 8. С. 80.

В те времена принято было ездить в гости с помпой и основательностью. Провести где-то меньше недели значило не на шутку обидеть хозяев. Месяц-полгода это еще куда ни шло. «Мать проводила ежегодно несколько месяцев у одной герцогини, которая жила в Брауншвейге, в Гауенгофе», — вспоминала Екатерина. Во всех замках существовали гостевые покои, а в роскошных королевских и герцогских резиденциях, где Софии довелось провести немало времени, для приезжих отводились целые этажи дворцов, отдельно стоящие флигеля, и маленькие павильоны. Родню, друзей и знакомых с нетерпением ждали на праздники, заманивали обещаниями прекрасной охоты, веселых балов, обедов и поездок загород. Неторопливая монотонная жизнь в поместьях, отсутствие новостей и других развлечений заставляли хозяев искренне желать, чтоб их посетили гости, или самим снарядить карету с лакеями на запятках, собрать эскорт из борейторов и скороходов, и, благословясь, двинуться к соседям.

У состоятельных аристократов проживали и воспитывались их менее обеспеченные родственники, проводя «в гостях» полжизни. Иоганна-Елизавета тоже выросла у родных. «Мать была воспитана герцогиней Елизаветой-Софией-Марией Брауншвейг-Люнебургской, ее крестной матерью и родственницей. Та и выдала ее замуж и дала ей приданое», [35] — рассказывала императрица.

София побывала в Берлине, Брауншвейге, Кведлинбуре, Гамбурге, Эйтине, Иевере, Вареле и других местах. Во время этих поездок у нее заводился целый рой новых знакомых, который исчезал так же быстро, как и появлялся, словно его сдувало дорожным ветром. Девочке казалось, что она увидела всех по-настоящему важных и знаменитых людей в Германии от прусского короля Фридриха Великого до вдовы императора Священной Римской империи Карла VI Габсбурга, которую считали «бабушкой всех государей Европы», так как ее внуками и внучками были «Мария-Терезия, императрица Римская, Петр II, император Российский, Елизавета-Христина, королева Прусская, Юлиана-Мария, королева Датская». Есть на что посмотреть восьмилетнему ребенку из гарнизонной глуши!

35

Там же.

Девочка оказалась далеко не так хорошо воспитана, как следовало бы принцессе. В 1733 г. четырехлетняя София оскорбила прусского короля Фридриха-Вильгельа, приезжавшего в Брауншвейг. «Сделав ему реверанс, я, говорят, пошла прямо к матери, которая была рядом с вдовствующей герцогиней Брауншвейгской, ее теткой, и сказала им: „Почему у короля такой короткий костюм? Он ведь достаточно богат, чтоб иметь подлиннее?“ Король захотел узнать, о чем я говорила; пришлось ему сказать; говорят, он посмеялся, но это ему не понравилось». [36]

36

Там же. С. 78.