Екатерина Великая (Том 2)

Анна Павловна была рада, что дочери удалось видеть государыню.

– Это к счастью, – решила она. – Да оно так и выходит. Спроси-ка, Настенька, у Ивана Петровича, какую он весточку сейчас принёс.

– Да, Настя! – весело вымолвил Поздняк. – Я сейчас от своего дядюшки. Он обещал мне от трёх до пятисот рублей в год давать. А со временем, говорит, если твоя будущая жена мне придётся по душе, то, помирая, откажу вам и вашим деткам изрядный капиталец.

– Слава Богу! – перекрестилась Настя набожно.

До вечера пробеседовали пожилая женщина и жених с невестой. Радость искренняя, полная не сходила с их лиц. Это были теперь самые счастливые люди всей столицы.

Поздняк при наступлении вечера собрался домой, так как у него было много работы. Все служившие при Трощинском не имели много свободного времени.

Молодой человек простился с невестой и с будущей тёщей и направился в свою маленькую квартирку на Галерной. До полуночи просидел он у себя за перепиской всяких бумаг, затем лёг спать и часа два не мог заснуть – мечтал о том, как счастливо и удачно поворачивается его жизнь.

Не далее как пять лет тому назад, потеряв мать, он остался в Петербурге один– одинёхонек, бобылём. Родни близкой никого у него не было. Но тотчас же он был призрен дальним родственником, который занялся его судьбой и, имея в столице друзей, записал его в Сенат.

Прилежанием и аккуратностью Поздняк заставил себя вскоре заметить в числе прочих писарей. К тому же почерк его был настолько красив, что отличал его в глазах ближайшего начальства.

Трощинский был правителем канцелярии графа Безбородко, и бумаги, писанные Поздняком, обратили на себя внимание графа. Он однажды спросил, как зовут того писаря, бумаги которого попадаются у него в числе прочих. Поздняк был графу представлен. После этого раза два или три сам Дмитрий Прокофьевич Трощинский выбирал Поздняка, чтобы переписать несколько важных бумаг для доклада императрице.

В беседах с ним Трощинский заметил дельного, скромного и прилежного молодого малого. Когда два года назад один из сенатских секретарей вдруг умер, то, ко всеобщему удивлению, двадцатитрёхлетний Поздняк получил первый чин и заступил его место. Затем спустя полгода он стал частным секретарём Трощинского.

Теперь служебное положение Поздняка стало ещё выше благодаря случаю: граф Безбородко уехал в Молдавию заключать мир с турками, [223] а Трощинский стал лично докладывать дела государыне и пошёл в гору… Удачи по службе начальника должны были отразиться и на его домашнем секретаре, который считался любимцем начальника.

223

В 1791 г. Безбородко заключил в Яссах (Молдавия) выгодный для России мирный договор с Турцией.

Прошлою весной молодой сенатский секретарь встретил в Летнем саду двух женщин: пожилую и молоденькую. Сразу влюбился он, и, узнав, что молодая девушка – дочь небогатой вдовы, чиновник познакомился с нею при выходе из церкви, при содействии просвирни. Поздняк не думал никогда о том, чтобы искать жену с приданым, и поэтому он начал часто бывать у Парашиных, усиленно ухаживать за девушкой и наконец сделал предложение.

Настя принесла счастье, так как теперь родственник, которого он звал дядей, совершенно неожиданно обещал крупную ежегодную помощь.

Всё ладилось и устраивалось как нельзя лучше. Его жалованье, пенсия Парашиной и помощь дяди составляли ежегодный доход почти в тысячу рублей, на которые по времени можно было жить в довольстве.

II

На другой день в девять часов Поздняк был уже в своём вицмундире в Сенате и сидел около маленького столика, на котором лежала куча дел в обложках. Отдельно от прочих он положил несколько красиво переписанных накануне бумаг. Вокруг него в большой горнице двигались и сидели чиновники целою толпой. Некоторые торчали за столами, ничего не делая, другие скрипели перьями.

Всем, кто подходил к Поздняку, он отвечал рассеянно, хотя лицо его было не задумчивое и не озабоченное, а, напротив, чрезвычайно весёлое. Он был настолько поглощён грёзами о своём предстоящем счастии и благополучии, что ему не хотелось болтать с сослуживцами о всяких пустяках.

Наконец около полудня солдат с Георгиевским крестом вошёл в горницу, прошёл её до половины и выкрикнул:

– Иван Петрович, вас!

Это было почти ежедневное объявление Поздняку, что Трощинский требует его к себе.

Поздняк собрал бумаги, посмотрелся в зеркало и остался совершенно доволен собой. Лицо его, сиявшее счастьем, делало всю его фигуру ещё более благообразною и даже приятною каждому. Он был в таком нравственном состоянии, что оно должно было, казалось, действовать на посторонних. На него, по русскому выражению, «весело было смотреть».

Пройдя несколько горниц, Поздняк осторожно отворил дверь, вошёл и, приостановившись на пороге, низко поклонился. За большим столом, покрытым зелёным сукном, сидел важный сановник в напудренном парике, но в простом ежедневном мундире.

Это и был Дмитрий Прокофьевич Трощинский, один из дельцов времени Великой Екатерины, не отличавшийся никакими особенными талантами, но сделавший затем при императоре Павле блестящую карьеру благодаря аккуратности и усидчивости в труде, неблагодарном, незаметном, но необходимом в государственной машине.

Трощинскому было около сорока лет. Он был не очень красив собой и смолоду. Крупный, мясистый, слегка вздёрнутый нос, толстые губы делали его некрасивым, но большие, светлые, умные глаза придавали лицу много жизни.

Пересмотрев поданные Поздняком бумаги, Трощинский молча кивнул головой, отпуская секретаря. Поздняк замялся на одном месте, но затем решился и выговорил:

– Ваше превосходительство! Дозвольте обратиться с нижайшею просьбой…

– Что такое?

– Дозвольте вступить в законный брак…

– Здравствуйте!.. – воскликнул Трощинский, и, подняв свои большие глаза на молодого человека, он просопел и молчал. – Озадачил, братец ты мой! – выговорил он наконец. – Не ожидал я от тебя эдакого пассажа…

Поздняк струхнул и даже слегка покраснел.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– Э-эх, братец! Обождал бы малость самую.

– Если прикажете… – прошептал Поздняк.

– Самую бы малость обождал. Как этак вдруг жениться… Ну, пять лет бы обождал…

Поздняк, поражённый, разинул рот и замер на месте. Он думал, месяц, два…

Трощинский снова поглядел на секретаря и, заметив страшную перемену на его лице, прибавил:

– Да ты не пугайся! Я же запретить не могу. Только жалко… Уж какой же ты будешь секретарь, коли женишься?..