Екатерина Великая в любви и супружестве
Шрифт:
Затем предстояло еще убедить отца, с чем София Фредерика Августа вполне справилась, пояснив, что по приезде в Петербург они с матерью увидят, надо ли возвращаться назад. Отец дал письменное наставление в нравственности и велел хранить в тайне предстоящую поездку.
Детские годы на родине отложили определенный отпечаток на характер будущей императрицы.
В. В. Каллаш в статье «Императрица Екатерина II. Опыт характеристики», опубликованной в книге «Три века», которая была издана к 300-летию Дома Романовых, сделал такой вывод:
«Богатые природные силы, высокие требования, пошлая, монотонная, бедная обстановка – вот условия, среди которых слагался характер Екатерины в ее юности. Сознание недюжинных
Правда, не известно было, что же ожидает в России? Принцесса не могла не думать о том на протяжении всей долгой дороги, но всего того, что предстояло ей испытать, конечно, предположить не могла.
Великолепная Елизавета
Петербург встретил прусскую принцессу оглушающим пушечным салютом. Праздничное великолепие города поразило ее. Можно себе представить, сколько было самых ярких впечатлений от Зимнего дворца, восторгов от величественного вида Петропавловской крепости, гармонирующего с Невой, скованной льдом, днем, сверкающим в солнечных лучах, а ночью – в огнях иллюминации.
Но это только начало – предстоял еще путь в Москву, где находился двор и где ждали ее императрица Елизавета Петровна и великий князь Петр Федорович.
Путь в древнюю столицу поразил не меньше. И ныне еще, в век торжества сокрушителей природы, Валдай живет, борется с жестокосердием двуногих врагов лесов, озер полей и всего в них живого, а тогда он сверкал своею нетронутою красотой в необыкновенном торжественном величии.
Но вот позади Вышний Волочок, и старинная Тверь поражает своим патриархальным видом, далее Клин предстает перед глазами будущей Державной Повелительницы.
Но как бы ни были прекрасны старинные русские города, поражавшие своим своеобразием, обилием золотых куполов храмов и монастырей, златоглавая Москва окончательно сразила принцессу своими сорока сороков и певучим серебряным звоном.
И вот первая встреча с Елизаветой Петровной, слывшей едва ли не первой русской красавицей своего времени. В «Записках…» Екатерины это подтверждено в полной мере:
«Когда мы прошли через все покои, нас ввели в приемную Императрицы; она пошла к нам навстречу с порога своей парадной опочивальни. Поистине нельзя было тогда видеть ее в первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была также очень красива; на Императрице в тот день были огромные фижмы, какие она любила носить, когда одевалась, что бывало с ней, впрочем, лишь в том случае, если она появлялась публично. Ее платье было из серебряного глазета с золотым галуном; на голове у нее было черное перо, воткнутое сбоку и стоявшее прямо, а прическа из своих волос со множеством брильянтов…»
В то время самыми влиятельными сановниками при Елизавете Петровне были граф Алексей Григорьевич Разумовский (1709–1771) и его младший брат Кирилл Григорьевич Разумовский (1728–1803). Алексей Разумовский пользовался особенным расположением.
Существует даже предание, что они венчались 13 июля 1748 года (по другим данным – в 1750 году). Елизавета Петровна была человеком верующим. Именно вера православная помогала ей пережить все муки, унижения и издевательства императрицы Анны в страшный для России век «бироновщины». Противозаконно отодвинутая от наследования престола, Елизавета Петровна видела в жизни
немного добрых минут. Жених, предназначенный ей, умер, и предание о ее сближении с Алексеем Разумовским не лишено оснований. Любившая хоровое пение Елизавета взяла к себе из придворной капеллы привезенного с черниговщины в Петербург молодого малороссийского казака Алексея Разума, красавца, имевшего замечательный голос. Вскоре он стал камердинером, а затем и вершителем судеб людских при малом дворе.Сразу после переворота 25 ноября 1741 года Алексей Разумовский произведен в поручики лейб-кампании с чином генерал-поручика и действительного камергера, а в день коронации Елизаветы Петровны получил орден Святого Андрея Первозванного, чин обер-егермейстера и богатые имения. В 1756 году императрица произвела его в генерал-фельдмаршальский чин.
Все эти факты не могут не наводить на мысли об особой роли Алексея Разумовского в судьбе России. Императрица Елизавета Петровна по обстоятельствам государственного свойства не могла стать официальной супругой Алексея Разумовского. Да и нужды в том для продолжения уже существующих отношений в общем-то не было. При любом повороте дела Разумовский не мог стать отцом наследника престола, а к власти, по своему характеру, не стремился.
Нужда была иная. Православная императрица понимала, что отношения ее греховны, и, вполне возможно, стремилась узаконить их перед Богом, тем более что неизмеримо важнее это сделать именно перед Богом, а не перед людьми.
Верующим ведомо, что в 1-м послании Коринфянам есть такие строки: «Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться как я; Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться».
Елизавета Петровна была нелицемерно верующей и потому нет ничего невероятного в преданиях о ее духовном браке. К примеру, Е. Анисимов в книге «Россия в середине XVIII века» тоже указывает:
«Алексея Григорьевича Разумовского традиционно принято считать тайным мужем Императрицы, обвенчанным с нею в подмосковном селе Перово в 1742 году».
Эта дата даже более достоверна, ведь Елизавета Петровна вступила на престол в 1741 году и не было резона ждать до 1748 года.
В 1747 году секретарь саксонского посольства Пецольд докладывал:
«Все уже давно предполагали, а я теперь знаю достоверно, что Императрица несколько лет назад вступила в брак с обер-егермейстером».
Интересные мысли о политике императрицы Елизаветы Петровны высказал автор книги «Рождение новой России» В. В. Мавродин:
«Вступление на престол Елизаветы, умело ускользнувшей в период подготовки дворцового переворота от пут французской и шведской дипломатии, и первые шаги обескуражили иностранных дипломатов».
«Трудно решить, какую из иностранных наций она предпочитает прочим, – писал о Елизавете Петровне Лафермлер. – По-видимому, она исключительно, почти до фанатизма любит один только свой народ, о котором имеет самое высокое мнение».
Не из колыбели ли Елизаветинской государственности выросли воззрения на Русский народ у будущей императрицы Екатерины? Известны ее слова:
«Русский народ есть особенный народ в целом свете: он отличается догадкою, умом, силою… Бог дал Русским особое свойство».
А. Г. Брикнер отмечал:
«Первое впечатление, произведенное принцессою Иоганною Елизаветою и ее дочерью на Императрицу (Елизавету Петровну. – Н.Ш.), было чрезвычайно благоприятно. Однако в то же время они видели себя окруженными придворными интригами. Для приверженцев проекта саксонской женитьбы приезд Ангальт-Цербстских принцесс был громовым ударом. Они не хотели отказаться от своих намерений. Саксонский резидент продолжал хлопотать об этом деле, обещая Курляндию как приданое невесты Марианны».