Екатерина Великая
Шрифт:
Переговоры начались в июле 1790 года и протекали довольно успешно, поскольку России удалось избежать посреднических услуг Англии и Пруссии, заинтересованных в продолжении войны. 3 августа был заключен Верельский мирный договор, оставлявший неизменными границы государств. Следовательно, в войне, продолжавшейся свыше двух лет, Густав III не добыл славы воителя, о которой горячо мечтал, не расширил границ своего государства за счет России и, наконец, не удовлетворил своих претензий на роль защитника османских интересов. Зато он основательно разорил страну. Единственная выгода, извлеченная королем из войны, состояла в том, что Россия отказалась от требования восстановления порядков, существовавших в Швеции до переворота 1772 года, когда Густав узурпировал у парламента часть его прав в свою пользу.
Радостью по поводу заключения мира императрица поделилась с Потемкиным. 9 августа она ему писала: «Одну лапу мы из грязи вытащили, а вытащим другую, то пропоем Аллилуйя». Мир избавил императрицу от необходимости держать
254
Ек. II и П. С. 430.
Вернемся, однако, к изложению главнейших событий русско-турецкой войны. Напомним, что мы остановились на начальной стадии войны, когда Суворов одержал блестящую победу у Кинбурна.
В кампании 1788 года успехи чередовались с неудачами, причем последние падали на долю союзницы России Австрийской империи, которая вступила в войну зимой 1788 года. 10 февраля Екатерина извещала Потемкина: «Вчера получен из Вены курьер с ведомостью, что цесарь объявил туркам войну». Известие вызвало нескрываемую радость императрицы, что отметил ее личный секретарь Храповицкий: «С удовольствием сказывали, что император объявил туркам войну» [255] .
255
Там же. С. 267; Храповицкий. С. 37.
Австрия мобилизовала значительные силы: 246 тысяч пехоты, 36 тысяч конницы, 898 орудий. Император Иосиф II командовал армией в 125 тысяч пехоты. Именно ведомые императором войска терпели одно поражение за другим. Объяснялось это тем, что Иосиф II придерживался кордонной системы, предполагавшей сосредоточение армии не в одном месте, а по всей линии фронта: турки без труда громили разрозненные силы австрийцев, что дало основание Потемкину заявить: «Цезарь повел войну странную, истощил армию свою на оборонительном положении и везде, где сам присутствует, с лутчими войсками был бит. Многие его корпусы бежали, не видав неприятеля». Однако там, где австрийцы действовали совместно с русскими войсками, союзники добивались успеха. Так случилось при осаде Хотина. Крепость настолько плотно была осаждена, что турки, лишившись продовольствия и пороха, сгоревших во время бомбардировок, стали испытывать голод и вынуждены были капитулировать. Граф Румянцев-Задунайский, командовавший Украинской армией, выразил недовольство принятыми условиями капитуляции: гарнизону было предоставлено право выйти из крепости с развернутыми знаменами; войска, осаждавшие крепость, взяли на довольствие гарнизон и местное население, предоставили подводы местным жителям, выезжавшим из крепости. Потемкин был настроен более миролюбиво: «Как бы они (условия капитуляции. — Н. П.) худы ни были, хорошо однако же, что Хотин сдался» [256] . Был взят и Очаков, о чем подробно будет рассказано в главе, посвященной Потемкину.
256
Ек. II и П.
Зима 1789 года прошла спокойно. Но зато в этом году произошло событие, не лучшим образом характеризующее императрицу. Выше мы имели случай познакомиться с тактичным и терпеливым отношением Екатерины к бездарным действиям командовавшего армией в войне со Швецией Пушкина; проявила императрица великодушие и к боевому вице-адмиралу Нассау, погубившему гребной флот. Но совсем по-другому отнеслась Екатерина к прославленному полководцу Румянцеву. В его судьбу вмешался Потемкин, решивший, что Румянцев является ему помехой. Граф Сегюр отметил напряженные отношения между ними еще в 1787 году. «Лицо этого маститого и знаменитого героя, — писал он о Румянцеве, — служило выражением его души; в нем видна была и скрытность, и гордость, признаки истинного достоинства; но в нем был отгенок грусти и недовольства, возбужденного преимуществами и огромным значением Потемкина. Соперничество во власти разъединяло этих двух военачальников; они шли, борясь между славою и милостью, и, как всегда почти бывает, восторжествовал тот, кто был любимец государыни» [257] . В угоду Потемкину Екатерина объединила Украинскую армию, которой командовал Румянцев, и Екатеринославскую, находившуюся под командованием Потемкина, в одну, причем командование ею вверила Потемкину. Румянцев оказался не у дел; он жил в Яссах, мозоля глаза Потемкину.
257
Сегюр. С. 152.
Князь потребовал, чтобы Румянцев был выдворен из Ясс — подальше от действующей армии, в которой
старый полководец пользовался огромным авторитетом, и императрица стала послушно выполнять волю своего фаворита: «Графа Румянцева, — писала она Потемкину 17 сентября 1789 года, — всячески стараются вывести из Молдавии, и естьли инако нельзя, то напишу к нему письмо, чтоб непременно выехал из Молдавии, а команду за верно ему не поручу». Старик оставался в Бессарабии в надежде быть полезным армии. Потемкин настаивал на своем. «Граф Румянцев, — писал он Екатерине в декабре 1789 года, — изволит находиться под Яссами безо всякой необходимости. Болезнь его не видна, но его охота говорить и собирать вести много делает каверз. Я все сносил, но теперь говорю, открывая мои обстоятельства и не в жалобу, а чтоб при сем сказать, что он может жить в тягость делам. А я бы на его месте не смел сего делать».8 апреля 1790 года Екатерина извещала Потемкина о принятых ею мерах: «К фельдмаршалу Румянцеву от меня сего же дня отправлено письмо, где к нему пишу начисто, чтоб выехал из Молдавии либо к водам, либо в Россию, ибо его пребывание вредно моим делам».
Письмо такого содержания Екатерина, действительно, отправила Румянцеву 19 апреля, а 9 мая фельдмаршал отвечал ей, что он готов выехать из Молдавии, «но болезни, которые меня восемь месяцев сряду в постеле держат, и часто возобновляющиеся припадки, как и тот род горячки, который я на сих днях претерпел, всякой раз мне в том мешали; теперь однако ж при хорошей погоде, коя только что здесь начинает устанавливаться, я велю себя везти в мои имения в Малороссии, какого бы труда и изнурения мне ни стоило…»
Это письмо было не первым: в конце 1789 года Румянцев также жаловался императрице на болезни. Как видим, его пребывание в Яссах обусловливалось не какой-либо прихотью, но тяжелым недугом. Но ни первое, ни второе письмо Румянцева нисколько не тронули императрицу. Отношение Екатерины к сподвижнику, создававшему ей славу, явствует из ее письма к Потемкину 29 августа 1790 года: «Касательно до фельдмаршала Румянцева и его пребывания под разными выдумками в Молдавии, я думаю, что всего лутче послать ему сказать, что легко случиться может, что турки его вывезут к себе скоро, ежели он не уедет заранее. А ежели сие не поможет, то послать к нему конвой, который бы его, сберегая, выпроводил. Но воистину, ради службы прежней сберегаю, колико можно из одной благодарности и памятуя заслуги его персоны, а предки мои инако бы поступили» [258] . Екатерина права — ее предшественники и предшественницы сурово бы расправились с ослушником царских повелений, тем более что Румянцев выехал из Бессарабии только в 1792 году. Но должно заметить, что фельдмаршал не заслуживал преследования императрицы, слывшей просвещенной монархиней.
258
Ек. II и П. С. 379; Москвитянин. 1845. № 1. С. 243–244.
Кампания 1789 года ознаменовалась двумя крупными победами, причем обе были достигнуты совместными действиями союзных войск, которыми командовал Суворов. 21 июля при Фокшанах армия турок была разгромлена союзниками. Победа эта примечательна еще и тем, что корпус Суворова, к которому австрийский генерал Кобург обратился с просьбой оказать срочную помощь, преодолел расстояние в 60 верст, отделявшее его от австрийской армии, за 28 часов. Иосиф II отправил благодарственное письмо Суворову: «Принц Кобург не может довольно нахвалиться благоразумною и храброю помощью вашей и всего вашего корпуса».
Сражение продолжалось девять часов вследствие того, что часть турецкой пехоты, как доносил Суворов Потемкину, «заперлась в крепком Фокшанском монастыре». «Варвары, — писал Суворов, — побежали стремглав на речку Бузео и на Рымник к Бухаресту; легкие войска за ними гнались, многих рассеянных и кроющихся побили, на обеих сих дорогах получили в добыч брошенных ими по несколько сот повозок с военной аммуницией, разными припасами и вещьми, как и многое число скота».
Верховный визирь, зная малочисленность армий Суворова и Кобурга, решил отомстить за поражение при Фокшанах. Собрав у Браилова 90-тысячную армию, он двинул ее в междуречье Рымни и Рымника, чтобы дать сражение союзникам. Сражение началось на рассвете 11 сентября и вновь закончилось полной победой союзных войск. План сражения составил Суворов, которого Кобург называл своим учителем. Победителям достались огромные трофеи — до четырех тысяч повозок с припасами, 81 орудие, сто знамен и прочее.
В реляции Потемкину от 11 сентября 1789 года Суворов описал панику, охватившую неприятельские войска: «Во время баталии верховный визирь особою своею под лесом Крынгу-Мейлор обретался. Когда оттуда изгнали его войско, поехал он на рыбницкий лагерь и останавливаясь неоднократно, при молитве возвышал алкоран и увещевал их бегущих сражение обновить, но они его слушать не хотели, отвечая, что стоять не могут. По прибытии его в лагерь учинил он на своих выстрелов пушечных до 10 без успеха и после того поспешно отъехал по Браиловской дороге» [259] .
259
Петров А. Н. Указ. соч. С. 72, 73.