Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

Ни журналу морского, ниже других представлений не могу теперь представить, и канцелярия моя не бывала, и я здесь без обозу. Извольте судить, что я по старой моей езде девяносто верст ехал четыре дни, проезжая лес и горы, большую часть на волах и то с помощию людей.

От чистого сердца и души приношу мое поздравление со днем Ангела Вашего. Даруй Боже Вам всего того, что желает Вам преданнейший и благодарнейший Ваш питомец. Нету здесь ничего достойного Вам поднести. Примите милостиво чашечки турецкие на память моего пребывания в турецких городах. Желал бы я оное заметить достопамятнее. Я в такой устали, что представить не могу, а отдохнуть некогда. Простите, матушка, будьте милостивы и верьте, что нет никого меня Вам усерднее.

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

1018. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Попов приехал с Бендерскими ключами и с твоими письмами от 9 ноября. За Бендеры Богу благодарение мы приносили, а теперь тебе скажу еще раз спасибо. Попову дана лента Святыя Анны да денежная дача. Приятно мне было его видеть и говорить с ним об щегольской твоей кампании, в которой попечением твоим отличным о людях они сбережены, а города неприятельские покорены. Планы сих городов я получила. Они доказывают, что Бог нам помощник и что турки более боятся орудия Российского и наших полководцев, нежели цесарских. От всего сердца теперь желаю, чтоб Христос тебе помог заключить честный и полезный мир, сей нам нужнее всего, к чему, кажется, теперь и есть надежда. Переписка твоя с Гассан-пашою и с Мавроени и твои весьма разумные ответы подают к тому надежду. Нельзя, чтоб твои знаменитые успехи не зделали впечатление глубое в неприятельских умах и чтоб, чувствуя свое расстройство, не обратились скорее на нужное спасение остаточного, нежели на суетные обещания и внушения враждующих нам европейцев. Покоряя Бендеры, Vous aves couronne l'oeuvre de cette campagne [412] и свой план выполнил. Я думаю, что Булгакова к тебе отпустят; лично тебе трактовать, конечно, неловко. Как Брабантские дела идут весьма плохо по сю пору, то думать можно, что цесарцы в мире имеют столько же нужды, как и мы, а захватывают Валахию для того, чтоб удержать лишь нужное¹.

412

Вы увенчали дело нынешней кампании (фр.).

Volontiers je chanterai avec Vous la chanson que Vous aves faite, que

Nous avons pris neuf lancons

Sans perdre un garcon,

Et Benders avec trois pachas,

Sans perdre un chat.

J'aime a Vous voir en aussi bonne humeur et Vous aves lieu de I'etre apres une aussi brillante campagne. Soyes assure que je me rejouis bien sincerement de Vos success [413]

Я решилась взять сюда Салтыкова с Кубани и велела послать к нему курьера, также Игельстрома и Принца Ангальта. Письмоводец Графа Пушкина уже отходит, а Генерал-майоров прошу прислать хороших и не все немцев².

413

Охотно я пропою с вами песню, которую вы сочинили:

Мы взяли девять баркасов,

Не потеряв даже мальчика,

И Бендеры с тремя пашами,

Не потеряв даже кошки.

Люблю вас видеть в таком хорошем расположении духа, и вы имеете основание быть таким после блистательной кампании. Будьте уверены, что я чистосердечно радуюсь вашим успехам (фр.).

Александру Николаевичу Самойлову посылаю Александра Невского, а Энгельгардту — Владимира второго класса³.

Monsieur le moine, point de moinerie: voila се que j'ai a repondre au mot келья, а propos de Vos appartements que je me suis fait un plaisir particulier d'enjoliver. [414]

После мира отдохнешь, и Бог подкрепит твои силы телесные и душевные.

Кубанский корпус пусть будет под твоей командою, как был. Пруссаков мы ласкаем. Касательно Польши — сие нужно сообразить с другими делами и настоящим нашим положением, чтоб каши не заводить более теперяшнего. После мира и белоруссов прибрать можно⁴. Сон бендерских бин-пашей компанован, чтоб диван извинил сдачу города, я думаю. Adieu, mon Ami, portes Vous bien. Сие желание часто повторяем в разговорах с Платоном Александровичем, которым я весьма довольна, и ко мне привязан до крайности. Вот ему аттестат, как корнету Кавалергардского корпуса, к шефу оного. Се garcon est fort aimable, d'un excellent caractere. [415]

414

Прошу вас не монашествовать, господин монах. Вот что я отвечаю на слово «келья» о ваших комнатах, которые с особым удовольствием старалась украсить (фр.).

415

Этот мальчик очень любезный и прекрасного характера (фр.).

Ноя[бря] 25 ч., 1789

1019. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Писала я к тебе с последним курьером, что план твой о Польше требует разных соображений и что предоставляю себе о том к тебе писать по прошествии праздников. Сие ныне исполняю сим письмом, и, во-первых, тебе скажу, что план твой весьма хорош, и желательно, чтоб обстоятельства способствовали произведению его в действо. Имянование Гетмана войск казацких Екатеринославской губернии затруднению не подлежит, и рескрипт о том недолго заготовить. Но от подписания меня удерживает только то одно, чего тебе самому отдаю на разрешение: не возбудит ли употребление сего названия в Польше безвремянного внимания Сейма и тревоги во вред делу? Я полагаю, что для надежного производства в действо твоего плана необходимо нужен мир с турками и шведом¹. О последнем здесь приложено будет все возможное старание, отдаляя всякие затруднения, колико только дозволит сохранение достоинства государственного. Касательно турецкого мира, кажется, успехи войска тобою предводимого уже столь далеко распространены, что следует ожидать податливости со стороны сего неприятеля, повсюду побежденного. Да благословит Бог мирное дело успехом равным, как военные подвиги.

По возстановлении покоя откроется путь к начинанию сего важного дела, которое, кажется, всего удобнее предпринимать при возвращении войск наших чрез Польшу, разве Король Прусский обнажит прежде свои замыслы нам вредные, либо займет часть Польши. Тогда, отложа уважение, приниматься за сие дело. О заготовлении ружей имеешь рескрипт от 6 июля сего года, в сходство которого можешь предписать Кречетникову оные в Туле заготовить; а естьли пушки нужны, то вели оных вылить в Брянске, либо на новом Екатеринославском литейном заводе, либо завоеванные пушки на то обрати. Для безопасности наших границ со стороны Польши нужно будет, чтоб место Фельдмаршала Румянцева праздно не осталось, но командующий Генерал туда послан был, к чему, думаю, что Кречетников всего бы полезнее был². Касательно Белоруссии и прекращения унии твои примечания равно основательны, и оные исподволь в действие производить нужно. Но принуждать помещиков жить в Белоруссии будет нарушение трактата, да и у нас многие живут и ездят, в силу законов, вне Империи³. Да и не хочу нажить нареканий подобных, как нажил мой союзник Император. Прощай, мой друг, будь здоров и благополучен.

Декабря 2 ч., 1789 г.

1020. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой любезный Князь Григорий Александрович. Чрез Василья Степановича Попова посылаю тебе аптеку целую моих лекарств и желаю от всего сердца, чтоб тебе в оной никакой нужды не было. Я, кроме наружных лекарств, все прочие давно кинула, но узнав, что желаешь их иметь при себе, посылаю. Вторая посылка есть лисья шуба да соболья шапка, чтоб тебе холод не вредил. Носи на здоровье.

Лавровый венец еще недели чрез две поспеет. Пожалуй, пришли ко мне скорее репортиции Финляндской армии с назначением Генерал-Майоров, в чем нужда крайняя. У шведов умножается дезерция ныне. Еще, мой друг, прошу тебя в досужий час вспомнить приказать Сартию зделать хоры для «Олега» ¹. Один его хор у нас есть и очень хорош, а здесь не умеют так хорошо компоновать. Пожалуй, не забудь.

Когда Король Шведский услышал о сдаче Бендер, тогда остановил, сказывают дезертиры, свою поездку в Швецию, и, сказывают, будто Сейм собирает в Абове. У Короля Аглинского в Ганновере поднялся бунт противу капитации². Правительство требовало от генералитета, чтоб собрали войски и оные ввели в города Ганновер и Целлу. Но оне отказались того учинить, говоря, что на войски свои не надежны, а опасаются, чтоб не пристали к народу. С сим посланы курьеры в Англию. Что будет, не ведаю, но сия зараза по немецкой земле распространяется.

Прощай, мой любезный друг, Дай Боже тебе успех такой же в мире, как в войне.

Дек[абря] 3 ч., 1789

1021. Г. А. Потемкин — Екатерине II

[5 декабря 1789]

Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня! При всех Ваших милостях совет, чтоб я не заспесивился, меня удивляет¹. Когда я подал сумнение о себе в сем случае. Какой резон ожидать от меня того, что сродно подлецам. И отчего мне возгордиться. Ревность и усердие с неограниченным к Вам долгом движут меня на службу. А успехи подает Бог. Естли я чем горд, то тем счастливым разположением моей души, чтоб всех благ ожидать от Бога. Я християнин, то и слава моя в служении. Сколько наших братии, любящих хвастовство и наполняющих донесения личностью, затевая на себя, что все предвидят, и выводят нечаянные события последствиями своих планов, которых никогда не бывало. Есть ли подобное кичение в реляциях моих? Я торжественно и с радостию исповедую, что все доброе подает мне Бог, и еще больше скажу, что я один внутренне чувствую, что Он мне внушает способы к предприятиям: сколько раз я себя видел изъята из среды бедствий, не ожидая человеческих возможностей. То же, что от меня зависит, я даю не скупою рукой, пекусь о пользе Вашей и сердцем, и душею. Не уподобляюсь тем начальникам, которые довольствуются только для очищения себя — лишь приказать, а делается или нет, о том и не думают. Все свидетели моих забот и что я ночи не сплю от оных. Хранение людей Ваших крепко у меня лежит на сердце, и Бог мне свидетель, что не потерял ни одного, ради снискания себе славы. Не получили от меня газетчики ни рубля.

Ежели бы я мог поднять на рамена тягости всех, охотно б я себя навьючил, и Вы бы увидели нового Атланта. Сколько наших братии, которые ради себя жертвуют армиями. Но я, конечно, скорей себя положу за всех. И ныне, когда на неприятеля не пущено ни одного ядра из Ваших орудий, когда почти не пропал никто, смерть была очень близка ко мне. Спесь личную я оставляю тем подлецам, которые наполнены ко мне завистью и за добро платят пакостьми, а буду всегда в моих правилах, то есть: превосходить всех в усердии к Вам, служить потом и кровию, отдавать всем справедливость выше, нежели бы они сами признавали; беречь вверенных мне людей паче себя, посвящать успехи Богу и ожидать одобрений от неприятеля.

Сколь бы я ни трудился и что бы ни делал, я никогда не заслужу милостей Ваших. Сии мысли в душе моей крепко основаны, сими я хочу гордиться.

Посыланный от меня в Вену с донесением к Императору предупрежден был двумя часами: въезжая в город, нашел до тридцати тысяч народу, вышедших ему на встречу. Все кричали обо мне. В театре, когда актер кстате упомянул, что я прислал известие о Бендерах, весь театр захлопал. Курьер посажен был в первое место, и замучили его, таскавши по ложам в шесть дней его пребывания. Появились пояса у дам и перс[т]ни с моим названием. Здесь подношу перстень, который курьеру с руки отдала Princesse Esterhasy [416] ². Живописцы написали картину аллегорическую. Кому я сим обязан, естли не Вам, и почему такие отличности мне приятны, коли не потому, что Ваши милости подали мне способы доказать усердие Вам же, как истинной моей матери. Как я твой, то и успехи мои принадлежат прямо тебе.

416

Княгиня Эстергази (фр.).