Экипаж машины боевой
Шрифт:
– Хасан, что они талдычат?
– Говорят, что обижаешь ты их, они старые, им трудно подняться, а ты молодой неуважительно к ним относишься.
– Ага, значит им задницы трудно поднять. А ну, Хасан, выйдем на минутку.
Мы вышли из этой хибары.
– Че ты хочешь, Юра?
– Сейчас узнаешь.
Я вытащил гранату, открутил запал, потом отломал от запала взрыватель и снова закрутил запал в гранату. После чего, я выдернул кольцо и бросил гранату за дверь, раздался щелчок, через секунды три я заглянул в дверь, стариков как ветром сдуло, один чилим дымился.
– Посмотри Хасан,
Хасан стоял и уссыкался.
– Ну, пошли, успокоим дедков, скажи им, что это учебная граната была.
Мы зашли в помещение, я наклонился, подобрал гранату и по ходу сделал пару затяжек из чилима, Хасан тоже курнул пару раз на халяву. Я откинул занавеску дулом автомата и прошел в другую комнату. Два старика забившись в угол, смотрели на меня перепуганными глазами. Я бросил одному из них эту гранату.
Он отбил ее рукой и закричал:
– Шайтан, шайтан!
– Сам ты черт! – крикнул я ему в ответ и меня разобрал дикий смех, гашиш от чилима зацепил меня капитально, я смеялся и не мог остановиться, а как гляну на этих дедков, то вообще отпад. Потом раздался женский визг из другой комнаты, я быстро направился туда.
Возле входа в другую комнату стоял Хасан, третий старикан стоял перед ним на коленях, обеими руками вцепившись в его автомат, а внутри комнаты сидели две женщины, одна из них визжала как сумасшедшая. Хасан что-то кричал этому старику, и пытался вырвать из его рук автомат, но тот вцепился как клещ. Я подбежал к этому старику и схватил его за шею, она у него была худая и тонкая, я даже подумал, если ее с силой сжать, то она переломится. Второй рукой я схватил его за горло и начал оттаскивать, Хасану удалось вырвать из его рук автомат. Старик захрипел, изо рта полилась слюна на мою руку, я отбросил его в сторону и вытер руку об занавеску.
– Вот вцепился сука, дохлый такой, а цепкий падла, – произнес Хасан.
– Че ты ему сделал? – спросил я Хасана.
– Да ниче я не делал, хотел войти посмотреть, а тут он возле порога, и как вцепился в автомат. Тут женское отделение, туда мужикам запрещено входить, я знаю это. Но он сука хоть бы сказал, а то кинулся как собака и сразу за автомат. Бля, щас как нае-ну по башке этим автоматом, придурок старый, – Хасан замахнулся на старика автоматом, тот закрылся руками и заскулил.
– Пошли отсюда, здесь дурдом какой-то, – сказал я Хасану, и заехал пинком по чилиму, чилим разлетелся, обрызгав нас с Хасаном водой.
– Нах-я ты разбил чилим, дурак?! – возмутился Хасан.
– А че, ты его с собой тащить собрался?
– Да, забрал бы.
– Нахрен он тебе нужен, в БТРе и так места нету, и ты еще эту херовину с тремя стволами туда запрешь. Был бы поменьше размером, тогда я и сам бы его забрал. А то дура такая, чуть ли не на ведро воды.
Мы вышли из этой дурхаты и пошли в соседний двор. Оттуда как раз выходили Сапог с Уралом, мы направились им на встречу.
Вертушки с комдивом приземлились на площадке, недалеко от ворот в дивизию, вокруг вертушек бродили летуны, а комдив, наверное, уже в штабе сарбосовской дивизии.
– Ну, как у вас? – спросил я Урала с Сапогом.
– Да нормально, молока верблюжьего попили и лепешек поели, хозяева оказались
неплохими, –ответил Урал.– Вот хрень, а у нас какие-то придурки попались, – пожаловался Хасан.
– А в полк затариваться кто поехал? – спросил я.
– От нас, вроде, БТР Грека поехал, – ответил Урал.
– Надо было горный сухпай пацанам заказать, и дрожи с сахаром. Ну да черт с ним.
– Раньше надо было включиться, – сказал Хасан.
Я стал рассказывать, как мы гостили в соседнем дворе, и все начали прикалываться. Посидев немного, посмеявшись, Хасан вдруг предложил:
– Пошли в дукан, вон, оттуда дым валит, может, шашлыков пожрем.
– Не, не охота, мы пожрали, – сказал Урал, и обратился к Сапогу:
– Если хочешь, иди.
– Нет, я тоже не хочу, я лучше здесь в тени посижу с Уралом, – ответил Сапог.
– Ну, не хотите, как хотите. Пошли, Хасан.
Мы направились в дукан, который был метрах в двустах от нас.
Дукан был продуктовый, здесь были фрукты, крупы разные, винограду разных сортов было валом, какие-то конфеты с арабскими иероглифами на этикетках и еще уйма всякой хрени. Дукан был не сказать что богатый, но далеко не бедный, видно, торговля шла неплохо. В дукане торчали три сарбоса, на погонах у них были ромбики и скрещенные сабли, наверное, офицеры, но в ихних регалиях я не разбирался. Хасан подошел к ним и начал болтать, дуканщика видно не было. Я бродя по дукану увидел вход в еще одно помещение, закрытый мешковиной, оттуда тянуло жаренным мясом. Я откинул мешковину и заглянул туда, моему взору предстал дуканщик с приветливым выражением лица, он был толстый и маленького роста. Увидев меня, он заулыбался, и сказал на чисто русском языке (этому ни кто не удивлялся, на русском говорили многие афганцы, а дуканщики почти все, особенно в больших городах):
– О, шурави, ну заходи, заходи, дорогой.
Я зашел в помещение, посреди комнаты стоял мангал, и на нем жарились шашлыки, около десяти шампуров, тут же лежала шкура разделанного барана, вокруг нее вились зеленые мухи. Возле шкуры стоял армейский зеленый бак, видно, купленный у наших, такие баки применялись в походной кухне для разноса первых блюд, в нем дуканщик мариновал мясо для шашлыка.
– Сколько стоит один шампур? – спросил я дуканщика.
– Три чека.
– А выпить есть что-нибудь?
– Кишмишовка есть.
– Нет, ну его нахер этот самогон, слишком жарко для такого пойла. Вино есть?
– Есть. Какое надо?
– Да любое. Только не советскую бормотуху, я ее на гражданке напьюсь.
– Нет, что ты, такой дрянью мы не торгуем.
– Откуда знаешь, что бормотуха наша дрянь?
– Я же в Ташкенте учился.
– А, ну тогда понятно. А на кого учился?
– На офицера.
– А че тогда торгуешь, а не воюешь?
– Ступню оторвало, вашей миной. Лепешка такая серая, знаешь? Вы же их накидали, где попало, – дуканщик показал мне ногу с протезом вместо ступни.
– Под ноги надо смотреть, вояка.
– А, плевать на ногу, зато я теперь здесь торгую спокойно, дом рядом, война меня не касается. Ну что еще надо, такому как я.
– Дело хозяйское. Ну, когда шашлык-то будем жрать, хозяин?
– Сейчас, пять минут, еще не дожарился.