Экономическая теория в Санкт-Петербургском университете. Путь в 200 лет

Д. А. Гурьев не располагал необходимыми компетенциями в области финансов, да и вообще, по замечаниям современников, он «обладал умом неповоротливым, и ему трудно было удержать равновесие рассуждений». Однако ему был присущи недюжинный организаторский талант и умение разбираться в людях, благодаря которым он стал в дальнейшем «сильным» министром финансов во времена царствования императора Александра I (подробнее о Д. А. Гурьеве см.: [Марней, 2009]). Именно Гурьев одним из первых обратил внимание на способности М. А. Балугьянского и стал привлекать его к работе в области финансов.

Некоторые исследователи считают, что истинным автором финансовых новаций, предложенных Гурьевым в бытность его министром финансов, является М. А. Балугьянский (см., например: [Баранов, 1882]). Занижение роли Балугьянского в формировании финансовой системы объективно обусловлено тем, что он практически не публиковался, и поэтому можно составить лишь приблизительное представление о его взглядах. Все, что известно о его научном мировоззрении, получено из воспоминаний других людей, работавших с ним в разные периоды времени (см.: [Аникеева, 2010]).

Если рассматривать взаимоотношения Сперанского и Балугьянского, то в совместной работе над планами финансовых преобразований в России эти государственные деятели удачно дополняли друг друга. «Недостаток Балугьянского и, наоборот, преимущество Сперанского заключались в незнании первым и в превосходном знании вторым русской действительности и административной машины по опыту с малых должностей» [Фатеев, 1931, с. 38]. В области же финансовых наук Сперанский был неофитом и изучал их путем самообразования. Он был, конечно, одаренным человеком, но за считанные месяцы вряд ли смог освоить все нюансы необходимых экономических дисциплин. На наш взгляд, именно поэтому в качестве основы для предстоящих финансовых реформ была взята записка Балугьянского. Таким образом, можно считать, что именно М. А. Балугьянский явился тем, кто заложил первый камень в основание русских финансовых реформ. Поэтому знаменитый «План финансов», автором которого принято считать М. М. Сперанского, было бы точнее назвать планом Балугьянского – Сперанского. Так, например, считал русский ученый – исследователь деятельности М. М. Сперанского С. М. Середонин [Середонин, 1909, с. 81]. Аналогичной точки зрения придерживался и известный советский историк экономической мысли В. М. Штейн, считавший, что Балугьянский заслуживает почетного места в русской истории, непосредственно рядом со Сперанским [Штейн, 1948, с. 34]. Михаил Андреевич может быть отнесен к редкой в России категории ученых, которых Й. Шумпетер называл «консультантами-администраторами», говоря, что этот термин синонимичен понятию камерализма [Шумпетер, 2004, с. 419–421]. То, чем занимался Балугьянский, а именно консультированием и образованием чиновников, а также обучением членов императорской семьи, по мнению Шумпетера, можно было считать «камеральной наукой или государственной наукой и что было бы правильнее назвать “основами экономического управления и экономической политики”» [Шумпетер, 2004, с. 420].

С 1813 по 1817 г. М. А. Балугьянский преподавал великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам (родным братьям царствовавшего в то время Александра I) естественное, публичное и народное право. Кроме этих дисциплин, в течение недолгого времени он читал им также политическую экономию. В дальнейшем его сменил в преподавании данной дисциплины А. К. Шторх. Эти занятия приблизили М. А. Балугьянского к царской семье. Знакомство с первыми лицами государства сыграло решающую роль в его судьбе.

Ректор Санкт-Петербургского университета. В марте 1819 г., вскоре после открытия Санкт-Петербургского университета, Балугьянский был избран деканом философско-юридического факультета, где он читал курс под названием «Энциклопедия юридических и политических наук» и политическую экономию.

В октябре этого же года состоялась конференция по избранию ректора вновь образованного университета. Голоса выборщиков на этой конференции разделились поровну между профессорами М. А. Балугьянским и Э. Б. С. Раупахом (1784–1852), который в Санкт-Петербургском университете преподавал курс всеобщей истории. В результате по жребию пост ректора достался Раупаху. Однако Комитет министров не признал выборы по жребию и рекомендовал провести новое голосование, по итогам которого победил М. А. Балугьянский.

На основании этого решения 27 октября 1819 г. он был утвержден императором Александром I в должности ректора Санкт-Петербургского университета. Кроме того, Балугьянскому была предоставлена должность заведующего кафедрой энциклопедии юридических и политических наук и политической экономии. По сути, эта была одна из первых кафедр политической экономии в России. В университете был собран, пожалуй, лучший в стране на тот период времени педагогический состав. В лекциях преподавателей ярко проявлялись просветительские идеи, характерные для той эпохи, и смелость научных воззрений.

Главной заслугой М. А. Балугьянского на посту ректора является разработка проекта устава Санкт-Петербургского университета, который предусматривал неограниченную правительством автономию вуза, а также возможность получения высшего образования для всех сословий русского общества. Петербургский университет должен был, по мнению автора проекта, стать в научных исследованиях головным учебным заведением страны, способствуя созданию научных обществ по всей стране, и обеспечить написание и издание учебной и научной литературы. По своей направленности проект М. А. Балугьянского отражал современные для того времени тенденции в области просвещения и высшего образования. Проект устава отвергли, был реализован «типовой» устав российских университетов, а впоследствии принят реакционный устав в редакции 1835 г., тем не менее многие мысли и идеи Балугьянского, заложенные в его проекте, длительное время оказывали влияние на развитие университетского образования в России.

Неприятности на посту ректора у М. А. Балугьянского начались после назначения 19 июля 1821 г. исполняющим обязанности попечителя Санкт-Петербургского учебного округа Д. П. Рунича. Стоит сказать, что этот период в России сильно отличался от времени приезда М. А. Балугьянского в нашу страну. В начале XIX в. Россия, казалось, стояла на пороге грандиозных социально-экономических и политических реформ. Предполагалась даже возможность отмены крепостного права и принятие конституции, однако этим ожиданиям не суждено было сбыться. К 1820-м гг. Александр I окончательно оставил идеи реформирования страны и стал ревностным верующим. На этом фоне стал расцветать клерикализм, проникая во все сферы общественной жизни, в том числе и в образование. В силу этого резко возросло влияние клерикалов, таких как, например, А. Н. Голицын, бывший в то время главой Министерства духовных дел и народного просвещения. Именно при нем начались гонения на учебные заведения, в которых были хоть какие-то ростки инакомыслия. К числу наиболее активных помощников Голицына принадлежали такие политические и общественные деятели, как М. Л. Магницкий и Д. П. Рунич.

Сразу после своего назначения Рунич потребовал сведения о положении дел в университете. Что касается учебной работы, то его интересовали студенческие конспекты с записями лекций ведущих профессоров, а также из каких источников преподаватели черпают информацию, используемую в лекциях.

Цель Рунича состояла в том, чтобы повторить опыт М. Л. Магницкого, который накануне завершил «разгром» Казанского университета. Русский историк Н. К. Шильдер, являющийся автором ряда фундаментальных биографических работ об императорах Павле I, Александре I и Николае I, давал оценку деятельности Рунича и Магницкого. Считая Рунича «сподвижником и подражателем» Магницкого, он отмечал и определенную разницу в их университетских «реформах»: если Магницкий превратил Казанский университет в подобие «монашеского средневекового ордена», то Рунич на базе Петербургского университета хотел создать первый в России «христианский университет» [Шильдер, 1903, с. 62].

Вновь назначенному исполнять должность попечителя учебного округа Руничу для дальнейшего карьерного роста требовался показательный процесс против ряда преподавателей Санкт-Петербургского университета.

По его мнению, содержание студенческих конспектов показало, что всеобщая история и статистика Российского государства преподаются неправильно, так как основываются на иезуитских (революционных), а не православных ценностях. Не желая принимать участие в подобных разбирательствах, М. А. Балугьянский 31 октября 1821 г. подал в отставку с должности ректора, но за ним была сохранена должность профессора университета [Широкорад, 2004, с. 10].

Рунич решил начать «охоту на ведьм» с показательного суда над четырьмя профессорами университета: профессором по истории философии А. И. Галичем, профессором по всеобщей истории Э. Б. С. Раупахом, профессором К. Ф. Германом и адъюнктом К. И. Арсеньевым. Расследование дела проходило в несколько этапов.

Первым этапом этих разбирательств явилась конференция университета, собиравшаяся три раза (3, 4 и 7 ноября 1821 г.). Во время рассмотрения дела на общем собрании университета Рунич взял на себя роль не только председателя, но и обвинителя, то есть был в одном лице и прокурором и судьей. Д. А. Кавелин – директор университета, который по уставу, в отличие от ректора избираемого преподавателями, назначался правительством, будучи помощником попечителя университета, и занимался всеми внутренними делами университета, кроме научных и учебных дел, – вторил Руничу, всячески склоняя профессорско-преподавательский состав стать на сторону обвинения. «Руничу и в личных его видах, и в интересах всей партии желательно было, чтобы сами члены университета признали зловредными чтения обвиненных товарищей своих. Кавелин знал, кого из старых и молодых профессоров по малодушию их и нетвердости в правилах чести мог он настращать и привлечь к содействию таким видам» [Григорьев, 1870, с. 36].