Экс

– Нет, конечно. Вы спали больше двадцати часов. А когда мне поступило сообщение, - переводчик постучал пальцем по 'блокноту', - о том, что вы должны проснуться, я подошел.

Ветров с уважением посмотрел на 'блокнот' - продвинутая, должно быть, вещица, если время пробуждения пациента сообщает. Ему аналог тоже бы не помешал - для утоления информационного голода, например. Хорошо, хоть обычным не морят - кормят исправно. И еще, слава богу, Грег появился, а то и парой фраз перекинуться не с кем.

Будто прочитав мысли Антона, персонаж в маске и сером халате что-то прошелестел переводчику. В целом непонятно, но отдельные слова показались знакомыми.

Грег коротко ответил. И опять та же история - почудилось, что отдельные слова Антон узнал. Медик кивнул и удалился. А Ветров не утерпел и спросил, тыкая пальцем (пускай неприлично, но эти экзекуторы - тоже не апологеты вежливости и манерности) в направлении 'серого халата':

– Что за язык?

– Лингво.

– Мне почему-то слова показались знакомыми.

– Не удивительно. В основе лингво лежали староанглийский и протоиспанский. Естественно, со временем он модифицировался, но многое и осталось.

– А-а...
– протянул Антон.
– Кстати, а почему они, - палец указал в сторону двери, за которой скрылся 'серый халат', - со мной не разговаривали? Я уже подумал, что они, вообще, немые. Или киборги какие-нибудь.

– Нет, медицинский персонал - вполне нормальные люди, - усмехнулся Грег.
– Просто такой порядок установлен в клинике. Во-первых, обычно, медики не владеют языками и диалектами пациентов. Во-вторых, до вчерашнего дня вам было противопоказано напрягать органы, ответственные... за произнесение звуков речи. А когда медицина дала добро, привлекли меня.

Ветров мимоходом отметил, что ему действительно говорить стало гораздо легче. Он уже не хрипел и не каркал. Но решил выяснить вопрос до конца.

– Но сказать-то, что мне не надо напрягать... это... ответственные органы, могли бы. Через вас хотя бы. А то молчат, как рыбы об лед.

– Что, простите?

– Как рыбы об лед. Ну, то есть не разговаривают.

Грег нахмурился.

– Медицинским сотрудникам запрещено общаться с пациентами до соответствующего заключения переводчика-психолога.

– Почему, интересно?

– Чтобы не вызвать культурологического шока у пациентов. Ранее были зафиксированы несколько случаев, когда общение с врачебным персоналом до визита переводчика-психолога приводило к ухудшению состояния пациентов. И к клинике предъявляли иски. Сами эксы или их родственники. Поэтому и ввели запрет.

– Кто?

– Извините?
– в лучших традициях анекдотов вопросом на вопрос ответил лохматый.

– Кто иски предъявлял?

– Э-ээ...
– проблеял переводчик, - пациенты или их родственники.

– Нет, вы сказали по-другому... эксы, кажется.

Грег закашлялся и покраснел. Потом неожиданно подскочил с 'табуреточки', ткнул пальцем в 'блокнот' и произнес:

– От имени клиники и от своего имени приношу вам глубокие извинения за ненадлежащее употребление сленговых слов.

– Да, ладно, - растерялся Антон.

– Вы принимаете извинения?

– Принимаю...

– Претензии ко мне лично, либо к клинике по поводу употребления сленговых слов у вас есть?

– Нет.

– Ваша позиция зафиксирована. Уф...
– вздохнул Грег и уселся обратно на 'табуреточку'.
– Еще раз извините. Работа. Вы у меня уже шестой за день. Устал что-то, вот порой и срываюсь...

– И все же, эксы - это кто?
– не дал уйти разговору в сторону Ветров.

– Так на сленге называют... э-э-э... персон, которые воспользовались в свое время услугами криоцентра. А ныне... э-э-э... прошли курс декрионизации.

– То есть, типа люди из прошлого?
– спросил Антон.

– Можно выразиться и подобным образом.

– Понятно. Люди вроде меня.

Переводчик ничего не сказал, только неопределенно хмыкнул и что-то черкнул в 'электронном блокноте'. Вообще, было заметно, что лохматый очень аккуратно подбирает слова. Ветров сообразил, в чем дело, и улыбнулся.

– Грег, не бойтесь, иск я заявлять не собираюсь. Хоть вы меня эксом и обозвали, - увидев, что переводчик явно не понял шутки, торопливо добавил: - Но я без претензий.

– Я не обзывал, а употребил в ненадлежащей обстановке сленговое слово, - уточнил переводчик.

– Тем более... А почему эксы?

– Кто-то из журналистов назвал. И прижилось. Ныне технология заморозки ведь не применяется. Последний клиент воспользовался услугами криоцентра более пятисот лет назад.

– А почему не применяется? Неужели смертельно больные у вас перевелись?

– К сожалению, нет, неизлечимые недуги остались. Одна вейская чума чего стоит... Причина в другом - краткосрочные криогенные процедуры бессмысленны. А заморозка на срок свыше трех лет - опасна. Слишком велик риск летального исхода. Выживаемость - около двадцати процентов.

– Ничего себе!
– чуть не присвистнул Антон.
– Это, значит, мне еще сказочно повезло.

– Возможно, - улыбнулся собеседник.

– И много нас таких?

– Каких?

– Ну, размороженных, эксов...

– На территории Федерации - более ста тысяч.

– Ничего себе!
– присвистнул Антон. Потом он сжал пальцы, сделал вдох, словно собираясь нырнуть в глубокий омут, и рубанул: - Ладно, давайте оставим лирику, перейдем к делу. Что там с моим заболеванием? Этот синдром проклятый лечится или нет?

– Излечение возможно.

– Полностью?

– Да.

– Слава богу!
– в двух словах уместилось столько всего... И облегчение, и надежда, и затаенная радость, и еще десяток разных эмоций.

– А вы про нюансы что-то говорили?
– вспомнил Ветров.

– О них мы поговорим потом. На данном этапе вам надлежит знать лишь то, что девяносто девять процентов больных при надлежащем лечении достигают полного выздоровления.
– Грег в очередной раз заглянул в 'блокнот'.
– А теперь вам следует принять пищу.

О нюансах Ветров узнал пару недель спустя. Когда уже начал самостоятельно передвигаться. Пусть, в основном, и на специальной электрической каталке. На своих двоих Антон мог пройти полтора - два десятка шагов. Правда, толку от этого было чуть. Дальше дверей собственной палаты 'размороженного' экса не пускали. И к информации о медицинской помощи - тоже. В смысле - не особо пускали. Лохматый переводчик и психолог в одном флаконе знакомил Антона с историей, геополитикой, культурой нынешней эпохи, но от вопросов о лечении активно уклонялся. Или пассивно, как посмотреть. Ускользал, словно угорь из рук незадачливого рыбка. Пока Антон не начал истерить. Сроки-то идут. Если верить, эскулапу из прошлого, у Ветрова вот-вот должны были начаться обмороки и провалы в памяти. А потом... Впрочем, о дальнейшем не хотелось и думать. Поэтому Ветров принялся скандалить.