Экскалибур
Шрифт:
— Ты мог погибнуть! — воскликнула она. У меня не нашлось что ответить, так что я молча присел рядом с ней, сорвал пучок травы и принялся оттирать кровь с лезвия Хьюэлбейна. Кайнвин нахмурилась. — Детей убили?
— Да.
— Кто они были? Я пожал плечами.
— Как знать? Просто дети, захваченные в набеге. Кайнвин вздохнула и погладила светлую головенку Морвенны.
— А тебе обязательно нужно было сражаться?
— Ты бы предпочла, чтобы я послал Иссу?
— Нет, — признала она.
— Ну вот видишь, — подвел итог я.
По правде сказать, поединок был мне в удовольствие.
— И что бы мы делали, если бы ты погиб? — спросила Кайнвин, наблюдая, как я пристегиваю поверх сапог роскошные Вульфгеровы наголенники.
— Ты бы сожгла мое тело, любовь моя, и отослала бы мою душу к Диан, — отозвался я. Я поцеловал жену и отнес золотое ожерелье Гвиневере. Та пришла от подарка в восторг. Всех своих драгоценностей она лишилась вместе со свободой, и, хотя массивные саксонские украшения Гвиневера не жаловала, она тотчас же застегнула ожерелье на шее.
— Мне понравилось, как вы дрались, — промолвила она, поправляя золотые пластины. — Дерфель, поучи меня саксонскому.
— Всенепременно.
— Ругательства — вот что мне нужно! Хочу задеть их за живое. — Гвиневера рассмеялась. — Грубые ругательства, Дерфель, самые грубые, что только есть!
А задирать Гвиневере будет кого: вражеских копейщиков в долине все прибывало. Мои дозорные на южной оконечности холма предостерегающе кликнули меня, я подошел к бастиону под сенью двух знамен и оттуда увидел, как с восточных холмов на приречные луга спускаются две длинные шеренги копейщиков.
— Пару минут назад появились, — сообщил мне Эахерн, — и, похоже, им конца и края нет.
И точно — ни конца ни края. Это не боевой отряд приспел к битве, но настоящая армия, бессчетная орда, целый народ на марше. Мужчины, женщины, скот и дети — с восточных холмов в долину Аква Сулис изливался неодолимый поток. Длинными колоннами шагали копейщики, а между колоннами брели стада коров и овец, расхлябанной вереницей тянулись женщины и дети. Всадники прикрывали фланги; и целая группа конников окружила два стяга, возвещавших о приближении саксонских королей. Да тут не одно войско, но целых два — объединенные силы Кердика и Эллы; вместо того чтобы сразиться с Артуром в долине Темзы, они пришли сюда, ко мне, и копьям их несть числа, что звездам в великом поясе небес.
Я наблюдал за ними с час: да, Эахерн не ошибся — саксам конца и края не было. Я тронул косточки в рукояти Хьюэлбейна и понял, отчетливее, нежели когда-либо, что мы обречены.
В ту ночь отблески саксонских костров полыхали повсюду, словно на долину Аква Сулис
опустилось целое созвездие: огни мерцали далеко на юге и глубоко на западе, обозначая вражеские лагеря вдоль по течению реки. Костры пылали и на восточных холмах: там, на возвышенности, встал саксонский арьергард, но на заре и эти отряды сошли в долину под нами.Утро выдалось промозглое, хотя день обещал быть теплым. На рассвете, пока в долине все еще лежала тьма, дым саксонских костров смешивался с речным туманом, и Минидд Баддон казался зеленым, залитым солнцем кораблем, дрейфующим в зловещем сумеречном море. Выспаться я не выспался: у одной из женщин ночью начались схватки, и стоны роженицы не дали мне сомкнуть глаз. Ребенок родился мертвым; Кайнвин объяснила, что младенцу полагалось появиться на свет не раньше чем через три-четыре месяца.
— Говорят, дурная это примета, — удрученно добавила она.
Наверное, и впрямь так, подумал про себя я, но вслух соглашаться не дерзнул. Вместо того я изобразил уверенность:
— Боги нас не покинут.
— Это Терфа, — проговорила Кайнвин, имея в виду женщину, что терзала ночь криками. — Она первенца ждала. Мальчик оказался. Совсем малюсенький. — Она замялась, затем печально улыбнулась мне. — Люди боятся, Дерфель, что боги отреклись от нас в канун Самайна.
Кайнвин лишь облекла в слова то, чего страшился я сам, но я опять не нашел в себе храбрости согласиться.
— А ты в это веришь? — спросил я.
— Я не хочу в это верить, — отозвалась она. Помолчала мгновение-другое, хотела было добавить что-то еще, как вдруг с южного укрепления раздался крик. Я не двинулся с места, крик повторился. Кайнвин тронула меня за плечо.
— Ступай, — велела она.
Я бегом бросился к южному бастиону и обнаружил там Иссу: он простоял на страже последние часы ночи, зорко вглядываясь в дымный полумрак долины.
— Дюжина ублюдков на подходе, — сообщил он.
— Где?
— Вон, видишь изгородь? — Исса указал вниз, туда, где усыпанная белыми цветами боярышниковая изгородь отмечала конец оголенного склона и начало возделанных долинных угодьев. — Там они и засели. Перешли пшеничное поле и ждут.
— Да они, небось, просто наблюдают за нами, — недовольно буркнул я, досадуя, что он отозвал меня от Кайнвин ради такой мелочи.
— Не знаю, господин. Что-то с ними не так. Вон, гляди! — Исса вновь ткнул пальцем в нужном направлении: на моих глазах группка копейщиков перебралась через изгородь. Чужаки присели на корточки с нашей стороны изгороди: оглядывались они скорее назад, нежели в нашу сторону. Они выждали несколько минут и вдруг разом сорвались с места и побежали к нам.
— Дезертиры? — предположил Исса. — Да быть того не может!
И в самом деле странно: ну кому придет в голову дезертировать из громадной саксонской армии, чтобы присоединиться к нашему осажденному отряду? Но Исса оказался прав: как только одиннадцать чужаков дошли до середины склона, они демонстративно перевернули щиты вверх ногами. Саксонские часовые наконец-то заметили изменников, и два десятка вражеских копейщиков уже бросились в погоню, да только поздно: одиннадцати перебежчикам до форта осталось всего ничего.