Экскалибур

— Идем, господин, теперь уже недалеко, — промолвила она и потянула меня вниз по склону, пытаясь заставить меня бежать, но я не поддался. Я брел медленно, вспоминая, что рассказывал мне Талиесин в магическом тумане, сотворенном над Кар Кадарном: дескать, Мерлин велел ему спасти меня, но я, возможно, не поблагодарю его за это, и чем ближе я подходил к этой лощине огней, тем больше опасался, что вот-вот пойму смысл Мерлиновых слов. Олвен изводила меня, потешалась над моими страхами, в глазах ее сверкали алые отсветы, а я обреченно брел к синевато-багровому горизонту, и на сердце у меня лежала тяжесть.

Вход в долину охраняли копейщики: страхолюдные дикари в шкурах, копья — с неоструганными древками и лезвиями грубой ковки. Они пропустили нас молча, не сказав ни слова; хотя Олвен весело их поприветствовала и повела меня по тропке в дымное сердце долины. Там, на дне, было длинное узкое озеро, а по берегам черной заводи повсюду горели костры, и тут же, под чахлыми деревцами, притулились невысокие хижины. Здесь стояло лагерем целое воинство: костров горело сотни две, а то и больше.

— Идем, господин, — промолвила Олвен и повела меня вниз по склону.

— Это — прошлое, — объясняла она мне, — а вот это — будущее. Здесь-то и сходится обруч времени.

Это просто долина, долина в повисских нагорьях, твердил себе я. Потаенное убежище, надежное укрытие для отчаянного изгоя. Обруч времени тут ни при чем, уверял я себя, и однако ж, когда Олвен повела меня вниз к приозерному лагерю, по спине у меня пробежал холодок. Я думал, все, верно, спят крепким сном, ибо стояла глухая ночь, но пока мы шли между озером и хижинами, полюбоваться на нас высыпала целая толпа мужчин и женщин. Странные то были существа. Одни беспричинно смеялись, другие бормотали что-то бессмысленное, третьи судорожно подергивались. Куда ни глянь — зобастые шеи, слепые бельма, заячьи губы, спутанные волосы, увечные руки-ноги.

— Кто они такие? — спросил я у Олвен.

— Воинство безумцев, господин, — объяснила она.

Я сплюнул в сторону озера, чтобы отвратить порчу. Собрались тут не только безумцы или калеки: среди этих бедолаг попадались и копейщики, а у некоторых, как я заметил, щиты были обтянуты человечьей кожей и вымазаны человечьей же кровью: в долине нашли приют недобитые Кровавые щиты Диурнаха. У других на щитах красовался орел Повиса, а у одного — силурийский лис: этого герба не видали в сражениях со времен Гундлеуса. Здесь, как и в армии Мордреда, собрались самые отбросы Британии: побежденные, безземельные изгои — терять таким нечего, а выиграть можно все. Над долиной разило человеческими нечистотами. Мне вспомнился Остров Мертвых — место, куда Думнония отправляла своих безумцев и куда я однажды отправился вызволять Нимуэ. Эти люди выглядели столь же дико — просто мороз по коже: того и гляди, кинутся на тебя с когтями ни с того ни с сего и ну рвать на куски.

— Чем вы их кормите? — спросил я.

— Солдаты добывают еду, — ответила Олвен, — настоящие солдаты. Мы обычно баранину едим. Люблю баранинку. А, вот мы и пришли, господин. Конец пути! — И с этими радостными словами она высвободила руку и побежала вприпрыжку впереди меня. Мы достигли конца озера: впереди, под сенью высокого скалистого утеса, темнела роща.

Под раскидистыми деревьями горело с дюжину костров. Я заметил, что деревья растут в два ряда, так что роща изрядно смахивает на обширный зал, а в дальнем конце зала высятся два громадных серых камня, вроде тех высоких глыб, что воздвигал древний народ, но когда именно установили эти, в далеком ли прошлом или недавно, я бы не поручился.

Между камнями, в массивном деревянном кресле восседала Нимуэ с черным Мерлиновым посохом в руке. Олвен подбежала к ней, бросилась к ее ногам, обняла их, положила голову к Нимуэ на колени.

— Я привела его, госпожа! — объявила она.

— Он возлег с тобой? — вопросила Нимуэ. Обращалась она к Олвен, а глядела на меня — неотрывно, в упор. На стоячих камнях красовались два черепа, каждый густо залит расплавленным воском.

— Нет, госпожа, — заверила Олвен.

— А ты его побуждала? — Нимуэ буравила меня единственным глазом.

— Да, госпожа.

— Ты обнажилась перед ним?

— Весь день выставлялась я перед ним, госпожа.

— Молодец девочка, — похвалила Нимуэ, погладила Олвен по голове, и та просто-таки замурлыкала от удовольствия, свернувшись калачиком у ног Нимуэ. Нимуэ по-прежнему не сводила с меня взгляда, а я, расхаживая взад-вперед между высоченными, подсвеченными огнем стволами, глядел на нее.

Нимуэ выглядела в точности так, как после Острова Мертвых. Так, словно многие годы не мылась, не расчесывалась и вообще о себе не заботилась. Пустая глазница темнела на изможденном лице ссохшимся, морщинистым шрамом: ни тебе искусственного глаза, ни даже повязки. В кожу глубоко въелась грязь; сальные, спутанные космы доходили до пояса. Волосы ее, некогда черные, теперь сделались белы как кость — кроме одной-единственной черной пряди. Белые одежды замарались, но поверх Нимуэ набросила бесформенную куртку с рукавами, что была ей заметно велика. И тут я осознал — да это ведь не что иное, как Куртка Падарна, одно из Сокровищ Британии; а на левой руке у Нимуэ поблескивает простенькое железное Кольцо Элунед. Ногти ее отросли до устрашающей длины, несколько уцелевших зубов почернели. Она словно постарела — или, может, это из-за грязи ее резкие черты посуровели еще более. Красавицей в привычном понимании этого слова Нимуэ никогда не была, но прежде лицо ее, светившееся живым умом, обладало своеобразной привлекательностью. Теперь же выглядела она отталкивающе. Некогда подвижное лицо ожесточилось; хотя, подняв левую руку, она улыбнулась-таки мне тенью улыбки. Она показывала мне шрам — такой же, как на моей левой руке. Я в свой черед повернул к ней раскрытую ладонь, и Нимуэ удовлетворенно кивнула.

— Ты пришел, Дерфель.

— А у меня был выбор? — горько осведомился я и указал на шрам. — Разве вот это не привязывает меня к тебе? Зачем мучить Кайнвин, если ты и без того вольна призвать меня, когда пожелаешь? — И я вновь демонстративно похлопал по рубцу.

— Потому что иначе ты не пришел бы, — отозвалась Нимуэ. Безумцы толпились вкруг ее трона, точно свита; иные подбрасывали дрова в костры, а один обнюхивал мои лодыжки, точно пес. — Ты никогда толком не верил, — упрекнула меня Нимуэ. — Ты молишься богам, но ты в них не веришь. Никто ныне не верит по-настоящему, кроме нас. — Она указала присвоенным посохом на хромых, полуслепых, увечных и сумасшедших, что восхищенно взирали на нее. — Мы верим, Дерфель, — произнесла она.

— Я тоже верю, — отозвался я.

— Нет! — завизжала Нимуэ, да так пронзительно, что жалкие твари в свой черед завопили от ужаса. Она ткнула посохом в мою сторону. — Ты был там, когда Артур забрал Гвидра из круга костров.

— Не ждала же ты, что Артур будет стоять и смотреть, как убьют его сына, — промолвил я.

— Ждала я, дурень, чтобы Бел сошел с небес, и раскаленный воздух затрещал от жара, и звезды смело с небес, словно листья в бурю! Вот чего я ждала! Вот чего я заслужила! — Нимуэ запрокинула голову к облакам и завопила в голос, и все полоумные калеки завыли вместе с нею. Молчала только Олвен Серебряная. Она глядела на меня, улыбаясь краем губ и словно давая понять, что в этом прибежище безумцев здравый рассудок сохранили только она да я. — Вот чего я хотела! — кричала на меня Нимуэ, перекрывая какофонию стонов и поскуливаний. — И вот что я получу, — добавила она и с этими словами встала, высвободилась из объятий Олвен и поманила меня посохом. — Идем.

Я последовал за нею мимо стоячих камней к пещере в скале. Пещера оказалась неглубокая: человек, улегшись на спину, как раз поместится; и сперва мне померещилось, что в полумраке и впрямь кто-то вытянулся нагишом. Олвен подошла ко мне и попыталась завладеть моей рукой, но я оттолкнул ее. А безумцы напирали со всех сторон, пытаясь рассмотреть, что там такое темнеет на каменном полу.

В пещере тлел костерок, и в его тусклом свете я разглядел, что на полу лежит не живой человек, а глиняная фигура женщины. Фигура в человеческий рост, с грубо вылепленными грудями, разведенными ногами и едва намеченными чертами лица. Нимуэ нырнула в пещеру и присела на корточки рядом с глиняной фигурой.

— Взгляни на свою женщину, Дерфель Кадарн, — промолвила она.

Олвен рассмеялась и заулыбалась мне.

— Вот твоя женщина, господин! — повторила Олвен, на случай, если я не понял.

Я недоуменно воззрился на гротескную глиняную фигуру, затем перевел взгляд на Нимуэ.

— Моя женщина?

— Это Иная плоть Кайнвин, ты, дурень! — объяснила Нимуэ. — А я — погибель Кайнвин. — В глубине пещеры стояла истертая плетенка — Корзина Гаранхира, еще одно Сокровище Британии. Нимуэ достала из нее горсть сушеных ягод. Наклонилась, вдавила ягоду в необожженную глину. — Еще один чирей, Дерфель! — объявила она, и я заметил, что вся поверхность жуткой фигуры густо испещрена такими же бугорками. — И еще, и еще! — Хохоча, Нимуэ вминала в красную глину ягоду за ягодой. — Сделаем ей больно, Дерфель? Заставим покричать? — С этими словами она вытащила из-за пояса грубый нож — Кинжал Лауфродедда — и ткнула зазубренным лезвием в глиняную голову. — Она кричит, Дерфель, о, как она кричит! — сообщила мне Нимуэ. — Ее пытаются удержать, но боль невыносима, невыносима! — Она провернула лезвие, и внезапно я свету не взвидел от ярости и, пригнувшись, шагнул в пещеру, и Нимуэ тотчас же выпустила кинжал и нацелилась двумя пальцами в глаза статуе.