Эксклюзивный грех
Шрифт:
Кажется, это был единственный визит Аркадия Михайловича к ним домой. А может, о прочих посещениях Димочка не узнал.
На другом конце линии, где-то в Петербурге, очень долго разливались длинные гудки. Дима уже хотел положить трубку, но тут вдруг ответили. Молодой, женский, суровый и грустный голос.
– Мог бы я поговорить с Аркадием Михайловичем? – ласково сказал Дима.
– А кто его спрашивает?
"Наверное, это дочь? Что ей говорить? Спрашивает сын давней любовницы Аркадия Михайловича? Или “давней подчиненной Аркадия Михайловича”? Звучит еще двусмысленней”.
– Это
– П-ллл-анов.
– Аркадий Михайлович не может подойти, – прервал его женский голос.
– А когда он будет?
– Он скончался.
– Скончался?!
– Да.
– Простите… – пробормотал потрясенный Дима. – Приношу вам свои соболезнования… А давно, извините, он умер?
– Сегодня были похороны.
– Сегодня?!
– Да, молодой человек.
– Значит, он умер…
– Третьего дня.
– Вы меня простите, – торопливо проговорил Дима, – я спрашиваю потому, что когда-то, еще мальчишкой, хорошо знал Аркадия Михайловича – а вот теперь редакция поручила мне сделать очерк о враче, и я подумал: а почему бы не о нем… – “Ох, ну и вранье же! Впрочем, мне не привыкать”.
– Аркадий Михайлович не был врачом, – прервала его женщина. – Он был главным врачом. К тому ж он уже три года как на пенсии. Был на пенсии, – поправилась телефонная собеседница.
– Мои соболезнования… – еще раз расшаркнулся Дима. – А отчего же Аркадий Михайлович умер?
Полуянов внутренне напрягся. “Сейчас мне скажут, что его сбила машина. Или – что его порезали ножами в подъезде”.
– Инсульт, – коротко проговорила женщина.
– Как! – воскликнул Дима. – Он же еще такой молодой! То есть я хочу сказать: относительно молодой… Он что, сильно болел?
– Нет, молодой человек, все случилось, как говорится, в одночасье.
– Какая трагедия! Вы, наверное, были рядом с ним?
– Нет, молодой человек. К сожалению, нет.
– О господи! И как же это случилось? Вы меня извините за этот вопрос, но я сам совсем недавно потерял маму…
– Аркадий Михайлович поехал на нашу дачу в Белоостров. Один. – Женщина, кажется, становилась словоохотливей: начала рассказывать безо всякого понуждения со стороны Димы. Рассказывала как по писаному – видно, не раз уже повествовала о случившемся. – Он хотел проверить, как работает дренаж… К вечеру папа собирался вернуться. Но вот уже девять – а его нет. И в десять нет. И в одиннадцать… Ну, тогда мы с мужем садимся в машину и едем туда, чтоб успеть обернуться, пока мосты не развели; мы-то сами в Купчине живем… Приезжаем. А папа лежит в избе на полу. И – все. И не дышит. Я хотела “Скорую” вызвать, а муж мой, он у меня хирург, говорит: бесполезно, папе уже ничем не поможешь…
– Диагноз – инсульт? – уточнил Дима.
– Да. Умер мгновенно. Не мучился.
– А вы, простите, его дочь?
– Нет. Я – невестка. Жена сына.
Странная идея пришла в голову Диме, и он спросил:
– А вы не знаете, не приезжал ли Аркадий Михайлович в последнее время в Москву?
– Нет, – категорично
ответила дама. – С тех пор как началась эта ваша демосратия-пердостройка, он никуда из Ленинграда не выезжал.– Еще один вопрос. – Привычная стихия интервью завладела Димой. – На каком кладбище Аркадия Михайловича похоронили?
– На Северном. А зачем вы спрашиваете? “Не отвечать же ей: потому что я хотел бы, быть может, добиться эксгумации трупа. И провести экспертизу”.
И Дима сказал:
– Я собираюсь в Петроград. Хотел бы навестить его могилку. Аркадий Михайлович когда-то много сделал для моей мамы… Вас, если что, я смогу найти в Питере по этому же телефону?
– Да. Мы с мужем живем здесь.
– А зовут вас?
– Элла Максимовна.
И, упреждая всяческие вопросы, Дима протараторил скороговоркой:
– Еще раз вам спасибо, Элла Максимовна, и примите мои соболезнования – вам и вашему мужу.
Дима шваркнул трубкой о “базу”.
Ну ни фига себе! Три смерти за шесть дней. Сначала мама. Затем, значит, спустя два дня, – скоропостижно скончался петербургский бывший главврач Аркадий Михайлович. Потом, еще через два дня, тетя Рая. И все трое имеют отношение к медицине. Точнее, все трое – в прошлом имели отношение к медицине. И все трое когда-то работали вместе.
Не может быть, чтобы это оказалось простым совпадением.
Квартира еще хранила мамин запах.
Дима не собирался возвращаться сюда. Месяц, или два, – или три. До тех пор, пока не уляжется первая, самая острая, боль утраты. Но вот пришлось…
Женщины, командовавшие поминками (в том числе тетя Рая), тщательно прибрали в мамином доме. Молодцы они. Поминальный стол сложен. Скатерть постирана и развешана. Посуда перемыта… Вот только стоит она не на привычных – не на маминых! – местах.
Надо сделать паузу. Попить чаю, покурить. Мама всегда запрещала ему курить в своей квартире. Теперь некому запрещать. Дима заварил себе чаю в любимой кружке, вынул пепельницу, ранее стоявшую в серванте и вынимавшуюся лишь для самых почетных гостей, и откинулся на кухонном диванчике…
…Сегодня с утра Дима провернул два важных дела. Сперва отправился в редакцию и попросил у главного командировку в Петербург. Легкая тень неудовольствия пробежала по челу редактора. “Петербург – красивый город”, – проговорил он.
– Париж – еще красивей, – дерзко ответил Полуянов. – Но туда я не прошусь.
– Тема?
– Расследование трех загадочных убийств.
– А поточнее?
Дима коротко изложил свои подозрения: мама, тетя Рая, главврач… Главный задумался. Потом сказал:
– Я понимаю твои чувства, но… – Скептически скривил рот. Еще подумал и добавил:
– Ладно, впрочем, поезжай. Развеешься. Только… Ты поработай там над какой-нибудь резервной темой. – И написал в углу заявления на командировку: “В приказ”. – Ты, Полуянов, береги себя, – напутствовал, уже вставши из-за стола, главный. – Не нарывайся там. Кстати! – вроде бы только вспомнил он. – Я еще не читал твой материал по Амстердаму.