Экскурсия в прошлое

В классе слева от двери стояла вешалка, где мы раздевались. Гардеробной в школе не было. Непосредственно перед вешалкой ставили наказанных. Парты в классе стояли в три ряда. Окон было два. Справа от двери висела классная доска. Внизу в желобке лежал кусок мела и тряпочка. Никаких разделений на клеточки и линеечки тогда ещё не было. Доска была девственно чёрная, или тёмно-коричневая.

Хорошо помню двух девочек из нашего класса. Их обоих звали Верами. Одна была Вера маленькая, другая большая. Определялось это по росту и упитанности. Одна из девочек носила через плечо белую сумочку с красным крестом. Возможно, что эти атрибуты медицинских сестёр передавались среди девочек, и служили что-то вроде знака дежурной медсестры по классу. Утверждать не берусь, не помню. Правда, позже Ольга Нику вспомнила:

"В классе было 3 Веры: Вера Ледник - большая, она действительно была крупнее всех, блондинка с голубыми глазами. Вера Вахрушева - маленькая, смуглая, с чёрными глазами. После школы уехала (не сразу) в Феодосию. Вышла замуж там, трое сыновей... Сейчас не знаю где она - потеряла след. Именно она была санитаркой со мной вместе. Мы вообще были неразлучны! Вера Гришкина тоже высокая, худенькая, с голубыми глазами".

Вот эти девочки со своими сумочками, вешалка и довольная, жующая булочку, веснушчатая рожа наказанного одноклассника по фамилии Козлов, запомнились мне на всю оставшуюся жизнь. Это он, Юра Козлов, изменил мою жизнь так, как врагу не пожелаешь.

Подтверждая свою зрительную память, могу привести одну строчку из письма Ольги Нику:

"У Юрки Козлова были веснушки, только не очень заметные, они у него так и остались до 10го класса".

От кого я удирал? Не знаю. Возможно, от дежурного. Да и неважно это теперь. Вбежал я в класс и свернул налево, чтоб спрятаться за вешалкой с вещами. А этот шутник подставил ножку. Я со всего лёту и налетел на гвоздь, торчавший в вешалке. Очнувшись, смог разглядеть лишь белое пятно с чем-то красным... Кто оказался возле меня первым? Я так никогда и не узнал. Да и вряд ли когда узнаю.

Потом начались разбирательства, только кому они уже были нужны. Моя судьба сделала крутой поворот, вынудивший моих родителей покинуть этот удивительный уголок земли. Видимо всевышнему было угодно прогнать меня оттуда.

Помню, как со слезами на глазах, я стоял у сарая и собственными руками раздавал свои любимые игрушки, потому что взрослые не желали брать их с собой в далёкое путешествие. Полный контейнер угля и дров они взять могли, старую коляску тоже, а вот мои игрушки!..

Мой барабан осторожно взяла какая-то девочка, а жёлтый автобус с закрывающимися дверцами и сидениями внутри оказался у моего соседа Павлика. Собаку по кличке Мухтар, как я узнал много лет спустя, просто застрелили в тундре.

Вот так прервалась моя линия судьбы за полярным кругом. Осталось лишь несколько выцветших фотографий, которых и восстановить-то нельзя. Пропали десятки кадров моего пребывания в доме N18 в посёлке Комсомольском по улице Шахтинской, в квартире N4, которых, кстати, было целых 8 штук по четыре в каждом подъезде, да память, которую не вырубить топором!..

Часть вторая

Детские игры дедушек

Поруганная память

Где-то есть город тихий, как сон.

Снегом пушистым по грудь занесён.

Речка промёрзла, и лёд, как стекло.

Здесь наше детство в забвенье ушло.

К чему стремится человечество?

Дорога была знакомой и не знакомой одновременно. Вроде и тундра та же, но жилья человеческого, в нормальном его представлении, не было. Террикон исчез, как будто корова языком слизала. Асфальтовое покрытие дороги вдоль него выглядело совсем иначе. Оно вроде бы и было, и в то же время его не было. Ощущение такое, словно асфальт истёрся, как истирается паркет тысячами ног танцоров. Не встречались вагончики геологов. Растворились в небытии их буровые вышки. Голая, изуродованная тундра распростёрлась до самого горизонта.

Призрак посёлка возник как-то сразу, из ничего. Справа, где были гаражи, открылась огромная пустая площадка. Кое-где виднелись ржавые помятые кабины грузовиков, взирающих на этот жуткий мир пустыми глазницами выбитых стёкол, рваными дырами вывороченных фар. Потом пошли какие-то нагромождения шлака. Иногда из этих куч торчали обгорелые балки. Но чем дальше, тем страшнее, как в сказке. Обгорелые остовы домов, полуразвалившиеся почерневшие стены с дырами вместо окон, с угольно-чёрными рёбрами обгоревших стропил. Это были останки бывших бараков... Пристанище людей, живших и работавших здесь десятилетиями, отдавшим этому краю самое лучшее - свою молодость.

Я шёл среди этого человеческого уродства, жестокости и безжалостности, смотрел, и думал, думал, думал... "Зачем надо было всё это строить? Для чего, или для кого всё это надо было? И кому понадобилось всё это уничтожать?"- Слёз не было, была только бессильная злость на тех, кто надругался над памятью наших отцов и матерей, над нашим детством.

Как ни удивительно, но начальная школа оказалась не повреждённой. Даже окна были на месте. И этот контраст, дикой своей несуразностью, поражал ещё больше. Среди кладбища домов торчал, как Лермонтовская сосна, одинокий, уцелевший экземпляр, как напоминание, как упрёк. "Моя школа!.. моя первая и единственная школа, давшая мне путёвку в жизнь. Что сохранило тебя?- Спрашивал я сам себя.
– Чистая случайность? или может всё же рука вандалов не поднялась на святое?! место, где сами учились, где встречались, где любили?".

Нет. Я там не был. Всё это приснилось. Как оно на самом деле? Не знаю. Но, проснувшись, воображение продолжило прорисовку деталей. И невидимые голоса обступили меня....

"У самого хлебного был парфюмерный киоск, иногда в нём продавали журналы мод. Очень чистые стёкла. В нём продавался прозрачный маникюрный лак для ногтей за 25 копеек. Мы его тайно от родителей покупали и красили ногти".
– Делилась тайнами прошлого Тамара Скиба.

А я-то думал, ну что мне он так запомнился! Действительно, там стёкла были очень чистые, буквально прозрачные. Хоть в самом киоске было как-то мрачновато, толи тона такие были внутри, толи ещё от чего, не помню. Траурный он был какой-то...

"Напротив детская площадка с горкой. Зимой мы катались по ней на санках. Выше - начальная, с первого по четвёртые классы двухэтажная, школа N11. За ней сзади одноэтажная музыкальная школа. За школой, вдоль по улице Комсомольской, был продуктовый магазин, сбоку в отдельном помещении продавали водку. Внутри магазина продавала мороженое мама моего одноклассника Валеры Оскреткова. Улицу Комсомольскую позже, где-то в 1974 году, точно не помню, зачем- то переименовали в улицу Свердлова. Поселковый совет находился по левой стороне за перекрёстком улицы Краснознамённой, но на улице Комсомольской. Здание кирпичное. За музыкальной школой несколько двухэтажных домов, параллельная улица, бараки, ещё одна параллельная улица. Её позже переименовали в улицу мореплавателя Седова. Очень длинная. Затем снова бараки и сараи, тундра. Вот тут самое интересное".
– Продолжала свой рассказ Тамара Скиба.

(Фото N21 - П. Комсомольский, начало 60-х г.
– автор Алексей Александрович Кузёма)

"Мы в тундру ходили в другую сторону, за террикон.
– Отвечал я.
– В описанной тобой сторону, я ходил лишь однажды". (Но об этом позже.)

Чуть правее от шахты, точнее, шахта оставалась далеко слева. Где мы сворачивали в тундру? Не помню. Но очень хорошо помню железнодорожное полотно, которое мы переходили, насыпь, высокую, чтоб зимой снегом не засыпало, а всё равно чистили, и дальше в ложбинке озеро, или лужа, даже не знаю, как правильно, где я нашёл громадное количество лошадиных ног и тучу комаров, от которых даже света видно не было. Они роились над этими жуткими ногами, но в основном над водой. Помню, как я был поражён увиденным!.. Озерцо это было прикрыто камышом, а может то и не камыш был вовсе, не знаю, не помню. Знаю лишь, что увидел я всё это не сразу, а лишь когда пробрался сквозь эти кусты или что там было...