Экскурсия выпускного класса

Один из учителей, стоя по пояс в воде, осторожно подтянул к берегу всплывшее тело. Это оказался подросток лет примерно шестнадцати, черноволосый, явно иностранец, скорее всего турок. На утопленнике был красный шерстяной пуловер, потасканные джинсы и белые кроссовки фирмы «Адидас». Из выреза пуловера выбивался воротничок полосатой пижамы.

К трупу склонился мужчина лет шестидесяти с погасшей трубкой в руках. На нем были очки в золотой оправе. Неподалеку на сухом месте стоял маленький коричневый чемоданчик, какие обычно носят врачи.

– Добрый вечер, доктор. Вы прямо как пожарная команда…

Врач выпрямился и сделал неопределенное движение рукой:

– Да ведь я живу в Делеке. Если здесь что происходит, посылают всегда за мной. Вот снова повезло. Ну что ж, поглядим…

Взгляды окружающих устремились на тело. Одежда была грязная, вся в тине. Черные волосы слиплись на затылке, между прядями кое-где запутались полусгнившие водоросли.

– Ну что?

– Выглядит еще прилично, – начал врач. – Один-два дня скорее всего, в крайнем случае – три. Но сомневаюсь.

– Причина смерти?

– Пока сказать не могу. Необходимо сначала проверить, есть ли в легких вода. Но на утопленника не похож. Из других повреждений лишь одно: кровоподтек у основания черепа слева сзади, прямо возле кромки волос.

– От удара?

В сомнении врач покачал раскрытой ладонью вправо-влево.

– Сомнительно. Он мог, скажем, перегнуться через перила моста и, не удержав равновесия, упасть в воду. При этом удар головой о металлический выступ или бетонный край, потеря сознания, конец. Но проверять такие вещи – ваше дело.

– Подождите минутку!

Девушка-комиссар вдруг взволнованно показала на покойника. Потом сбросила висевшую через плечо сумку, кинулась к озеру и зачерпнула пригоршню воды. Вернулась и выплеснула ее на руки мертвого юноши.

– Ты в своем уме? – Остхольт попытался удержать девушку. – Изменять состояние трупа – надо же придумать.

Но она уже снова была у реки, еще раз зачерпнула воды и вылила ее точно на руки турка, чтобы смыть покрывавшую их грязь.

– Что ты все-таки делаешь…

Когда и вторая рука утопленника была отмыта таким образом, это увидели все: кровавые рубцы, кончики пальцев все в ссадинах, два сломанных ногтя, широкий слой грязи под остальными.

Первым прервал молчание врач. Указывая кончиком ноги на израненную руку, он задумчиво сказал:

– Теперь можно похоронить версию о цирковом представлении на перилах моста. Если это окажется несчастный случай или самоубийство, я готов на ужин зажарить себе свой скальпель…

Потрясенные, все смотрели на труп.

– Шеф!

Адлер выскочил из бежевого «пассата», в котором они приехали.

– По-моему, это то самое. Полицейский пост в Кёрбеке только что заявил о пропавшем без вести. Турок, шестнадцати лет, джинсы, красный пуловер. Это наверняка он…

Стефания не помнила, как преодолела пятьсот или шестьсот метров до причала. Она бежала по улице, казавшейся бесконечной, глядя перед собой и ничего не видя вокруг. Шаги гулко отдавались в висках. Неправда, билось в мозгу, такое не может быть правдой.

Потом сознание выхватило толпу любопытных на обочине дороги, зеленые полицейские машины, оцепление на берегу и небольшую группу людей у воды, там, где кончался береговой откос. Они столпились полукругом вокруг чего-то, что сверху невозможно было рассмотреть. – Эй, девушка, туда нельзя!

Полицейский схватил ее за руку, но сразу же с криком отпустил. На щеке у него проступил красный след царапины, оставленной острыми ногтями Стефании.

И прежде чем кто-то успел ее остановить, она слетела по каменным ступенькам вниз, растолкала стоявших там людей.

Вейен попытался в последний момент схватить ее за руку. Но Стефания этого просто не заметила. С трудом переводя дух и ничего не сознавая, она склонилась над распростертым на земле телом.

Это была правда.

49

К вечеру Густав Шойбнер почувствовал себя лучше. Он по-прежнему находился в евангелической больнице города Камена и по-прежнему в коридоре у входа в палату дежурили двое полицейских, дожидавшихся продолжения допроса.

Шойбнер нажал кнопку звонка, находившуюся прямо у изголовья.

Прошло несколько минут, дверь отворилась. Вошла пожилая медсестра.

– Ну как мы себя чувствуем? – спросила она.

Маляр слегка приподнялся, и сестра подложила ему в изголовье большую пухлую подушку.

– Отлично, – сказал Шойбнер, – но я чертовски голоден!

Она кивнула!

– Подождите четверть часа.

Когда она вышла из палаты, полицейские уже поджидали ее у двери. Они бросили шахматную партию в эндшпиле.

– Как там, сестра? Можно зайти?

Она энергично мотнула головой.

– И речи быть не может. Сначала он поест, потом я вызову врача. И не вздумайте заходить без разрешения!

Полицейским пришлось дожидаться еще час, пока маляр отужинал, помылся и был еще раз осмотрен врачом. Наконец, врач вышел в коридор и подозвал их к себе.

– Один час! – сказал он. – И ни минуты сверх.

В то же мгновение полицейские, подхватив принесенные «семейные альбомы», исчезли в палате.

«Альбомы» представляли собой солидные скоросшиватели. Внутри – толстая стопка продырявленных листов. На каждом одна или несколько фотографий, далеко не все хорошего качества.

Фамилии сфотографированных указаны не были. Под каждой фотографией только код, ряд буквенных и цифровых обозначений. Соответствующие тому или иному коду данные помещались на оборотной стороне листов.

У Шойбнера создалось впечатление, что нынче его вниманию предложили совсем другой круг лиц, нежели утром. Тогда на фотографиях большинство мужчин было с длинными волосами, с бородой, поразительно много было женщин и девушек. Сейчас перед ним мелькали только мужские лица. Почти все без бороды, с подчеркнуто короткой стрижкой. У многих взгляд и выражение лица чем-то напоминали тех, кого Шойбнер видел в понедельник.