Экспансия. Тетралогия

Боец Галактического Корпуса должен быть терпелив и хладнокровен, напомнил себе Кирилл. Ладно, можно потерпеть и остаться хладнокровным. Больше меня не заведешь!

Он разжал кулаки. Улыбнулся тому эсбэшнику, что стоял перед ним. И завел руки за спину.

Запястья тут же с силой притянуло друг к другу.

— Так-то лучше! — сказали в голос оба охранника.

Кирилл не стал им возражать.

40

С капелланом «Ледового рая» Кирилл познакомился едва ли не в первый свой день пребывания в лагере. Ну уж во второй-то точно, поскольку именно во второй день состоялось первое занятие по истории религии. Это Кирилл запомнил на всю оставшуюся жизнь, поскольку открыл для себя историческое знание, просто-напросто потрясшее его.

Приютские воспитательницы водили по воскресеньям своих крысенышей в ближайший храм. Это был храм господствующей в государстве религии, и Кирилл всегда думал, что Церковь и есть Церковь — что может быть проще и логичнее Единого бога?

Оказалось — нет! Оказалось, что богов у людей было как грязи (помилуй, Единый, за такое сравнение)! Причем ладно, когда так было в доисторические времена, при всяких там Зевсах, Юпитерах, Афинах и Юнонах. Оказалось, что такая ситуация существовала и много позже, когда человечество дотумкалось до мысли, что бог должен быть один (пусть даже он и в трех лицах). Один-то он был один, да только у каждого народа свой. Точнее, конечно, не у каждого народа, а у каждой веры (капеллан называл это словом «конфессия»). Даже те, кто верил в Иисуса Христа, молились ему по-разному. Для одних считалось главным просто верить, для других на первом месте труд. Одни осеняли себя крестом справа налево, другие — слева направо. Одни крестились двумя пальцами, другие — тремя. Одни закапывали своих покойников в землю-матушку, другие сжигали на погребальных кострах. И каждый считал правильным СВОЕГО бога. Вот наш — истинный бог, а ваш — так себе, на любителя…

Доходило до полного мракобесия, когда всех, кто не верил в ИХ бога, ОНИ предавали огню и мечу и считали собаками, убить которых — богоугодное дело. Как будто бог (настоящий Бог, который во Вселенной один) ело кто не верил в ИХ бога, ОНИ предавали огню и мечу и считала собаками. (пусть даже он и в трех лговорит только на иврите или по-арабски, или по-русски или по-китайски и истинное его имя — Иегова или Магомет, или Христос, или Будда…

Понятно, в общем-то, шло это не столько от недомыслия, сколько от высокомерия перед соседями, которое всячески поддерживали служители любой конфессии. Ибо если наша вера главнее, то и мы главнее всех. Пусть они и не признают этого, нужно, чтобы родной народ признавал, от которого зависит, как сладко ешь. И народ признавал — куда ему деваться? Со смертью-то каждый человек остается один на один, а тут жизнь вечная обещана. И не хочешь, а поверишь…

Вот и верили. А чтобы веру поддерживать, всех иных в эту веру обращали. Где хватало слова (реже), а где и меча не хватало (чаще)…

Так говорил Маркел Тихорьянов на первом своем занятии.

Воевали за СВОЮ веру столетиями. Хотя дело было не только в вере. Вера давала надежду и сплачивала людей, а на этом сплочении росли государства, подчиняли себе близлежащие местности и их обитателей, превращались в великие цивилизации и развивались, развивались, развивались… Короче, это не только злая воля тиранов, озабоченных сохранением своей власти, но и неизбежный исторический процесс социально-политической организации. Процесс с плюсами и минусами, как и все в этой жизни.

Однако во время кровавой бойни, которая вспыхнула в конце двадцать первого века между сторонниками Христа и Магомета и едва не привела человечество к концу, подняла голову и набрала силу религия, исповедующая воистину единого бога, исповедующая общечеловеческое единение. Наверное, в людях заговорил инстинкт самосохранения.

Основанное на этой религии (сначала на подпорках, а потом, по мере укрепления, и на полноценных, здоровых конечностях), поднялось общемировое государство. Впрочем, старые религии не исчезли, но поскольку наиболее фанатичные их приверженцы были выбиты в этой войне, то пассионарных представителей этих конфессий стало гораздо меньше, а пассионарность она и в Африке пассионарность. Пассионарии Церкви Единого Бога положили свою энергию и свою волю на алтарь единения. Конечно, поначалу было трудно. Люди консервативны. Но когда человечество оказалось поставлено перед выбором «смерть за старую веру» или «жизнь при новой», стремящееся во все времена к соглашательству большинство выбрало второй вариант. Непокорных радикалов из числа адептов классических религий пришлось усмирять — радикалы всегда становятся на дорогу терроризма, — но тактика и стратегия такого усмирения была известна с начала двадцать первого века и изобретать велосипед заново не пришлось. Стратегия — это отсутствие идеологических запретов и неукоснительное соблюдение закона, а уж с тактикой спецслужбы определятся.

Ну а когда люди обнаружили, что неведомые неприятели держат их в космическом Мешке и, похоже, скоро придется драться не на жизнь, а на смерть, тут объединение вокруг новой церкви пошло семимильными шагами. При всех своих недостатках, человечество имеет одно главное достоинство — умение выживать любыми путями. Чувство самосохранения — великое и сильное чувство, но чувство сохранения вида еще сильнее. Ради спасения детей могут объединиться и нетерпимые друг к другу противники. Вот они и объединились.

К тому времени, когда на свет появился Кирилл, паства у священников классических религий еще не вымерла, но ни папа, ни патриарх, ни далай-лама, ни великий имам уже не имели в обществе той власти, какая была у них прежде. А Единство стало в общественной жизни настолько важным, что его адепты стали капелланами в армейских подразделениях. В том числе, и в Галактическом Корпусе с его учебными лагерями.

41

Происшедшее так измотало Кирилла, что ночь он продрых без задних ног. И без снов. Что удивительно — сны он видел почти всегда. Иногда ему «помнилось», что он и родился, видя сон про свое рождение, хотя по науке так быть вроде бы не могло. Но «помнилось»…

А вот Спиря, к примеру, снов вообще не видел. Когда он после отбоя укладывался в койку, его будто выключали. «А может, ты — андроид?» — шутила порой Ксанка. Одно время она даже пыталась звать его Андроидом, но кличка почему-то не прижилась, хотя Кирилл несколько ночей подряд вывешивал над Спириной койкой короткую безмолвную триконку:

Не человек я, братцы, а андроид. Но пусть вас это без нужды не беспокоит.

Возможно, кличка не прижилась потому, что Спиря повел себя самым правильным образом — не обращал внимания ни на триконку, ни на шутников…

И вот сейчас, во вторую свою тюремную ночь, андроидом был Кирилл. Видимо, нервная система переутомилась больше, чем мышцы. Впрочем, физическая усталость скорее всего тоже была нервной реакцией. Как говорит Спиря, нервы — они ведь не железные…

Завтрак снова принесли в камеру — из чего Кирилл сделал вывод, что пока его официальный статус не изменился. Как был осужденным, так осужденным и остался. Что-то у капеллана с проверкой не получилось… Ладно, подождем, спешить некуда. Можно вздремнуть. Сначала до обеда, потом до ужина. А потом и ночь — самое время спать…

Однако вздремнуть не удалось, поскольку после завтрака за Кириллом пришли. Снова двое эсбэшников — не те, что были вчера, и намного более вежливые. Ни силовые оковы, ни наручники применять не стали, из чего Кирилл сделал далеко идущий вывод — статус вчерашнего осужденного все-таки модифицируется.

Привели его в тот же кабинет. За ночь обстановка тут не изменилась ни на йоту. И за столом сидел старый знакомый — Маркел Тихорьянов.

— Здравия желаю, господин майор! — поздоровался, переступив порог, Кирилл.

— Здравствуйте, Кентаринов! — Майор кивнул своим шестеркам. — Господа офицеры, оставьте нас!

Когда эсбэшники выкатились, он превратил табуретку в нормальный, со спинкой, стул и кивнул Кириллу:

— Садитесь!

Кирилл сел.

— Сегодня все совсем не так, не правда ли? — сказал капеллан.

— Так точно, господин майор!

Над столом капеллана повисла триконка дисплея. Тихорьянов взглянул на ее содержимое и удовлетворенно кивнул.