Экспансия. Тетралогия

Тип в зеленом тоже огляделся, потом словно прислушался. Было видно, как у него дернулся кадык… Кириллу показалось, что где-то он уже видел этого так называемого «ангела»… Наверное, программа использовала содержимое его памяти.

— Мне пора, — сказал тип. — Я не хочу причинять тебе вред.

— То есть вы и в самом деле можете пырнуть?

«Ангел» словно не слышал. Он сложил руки на груди, за спиной у него с треском раскрылись крылья и встопорщились перья. Как у напуганной курицы…

— Я не хочу причинять тебе вред.

— Конечно. Иначе какой же вы будете ангел-хранитель. Тогда вы будете ангел-вредитель.

Тип в зеленом не слушал Кирилла.

— Совсем не осталось времени, — зачастил он. — Помни только одно: ты должен пройти свой путь до конца. Иначе все окажется бессмысленным.

«Ангел» оглянулся на северо-восток. Кирилл проследил за его взглядом.

Оказывается, стая летучих тварей возвращалась в обратном направлении. Уверенности не было, но Кириллу показалось, что твари несут что-то в своих лапах. Или когтях…

— Что это у них там? — пробормотал он.

— Погубленные человеческие души.

Захлопали крылья, пригнули траву, ветерок ринулся в ворот рубашки Кирилла, надул рукава. Будто паруса идущей неведомым курсом яхты…

Тип в зеленом с натугой приподнялся над холмом. Крылья замелькали чаще, подняв настоящую бурю. И вот уже он помчался к стае, то чуть припадая вниз, то снова взмывая кверху, и в его облике не стало ничего человеческого. И было непонятно, лапы у него или когти, но было абсолютно ясно, что они пусты.

«Ангел» еще не присоединился к стае своих более удачливых собратьев, когда над холмами вновь пронесся порыв ветра, уже не имеющий никакого отношения к хлопающим крыльям. Он был плотен и холоден, обладал мерзопакостным запахом и походил не столько на воздух, сколько на воду.

Кирилл задохнулся, закашлялся, его едва не стошнило. А потом стало уже не до тошноты, и он, задержав дыхание, опустился на четвереньки и схватился за траву, потому что ветер набрал такую силу, что вполне мог сдуть его с холма. А потом взбирающееся на небосклон оранжевое солнышко вдруг погасло.

И на Кирилла обрушилась тьма.

54

Проснулся он, словно его толкнули в плечо. Триконка-рекламка, сияющая сквозь окно, делала темноту в комнате неполной, и Кирилл увидел, что здесь, кроме него, никого нет.

За стеной давно уже никто не пищал и не скрипел, но послышался шум воды в старинном унитазе и прошлепали шаги. Потом что-то сонно пробормотал голос Сандры.

Вот ведь дьявол!… Оказывается, это сон приснился, да такой яркий, на грани реальности. Сердце до сих пор колотилось, как бешеное, а в носу стоял этот тошнотворный запах. Кирилл вдруг узнал его — в реальности так пахнет разлагающаяся плоть — однажды на какой-то из рыбалок они с Доктором Айболитом наткнулись в прибрежных кустах на давний труп ягненка. Пах он примерно так же…

Впрочем, и слава Единому, что это был всего-навсего сон. У снов, особенно у кошмарных, есть одно прекрасное свойство — они всегда заканчиваются. Вроде бы безраздельно властвует ночь, и кажется, что навеки вечные установилась теперь эта беспросветная тьма, и ни будет больше ни тревог, ни надежд, ни самой жизни.

А потом приходит утро, и оживают не только люди с их тревогами, но — самое главное! — и их надежды тоже.

Надеяться же теперь есть на что! Хотя получилось или нет, не узнаешь, пока не заявятся свои. Ясно одно — никогда и никому подобное не удавалось, иначе бы об этом все кругом знали, и многое бы в истории пошло по-другому…

Почему-то Кирилл был уверен, что ему удалось. Эта уверенность рождалась не в душе, а будто бы приходила к нему неведомо откуда, но казалась своей, близкой, родной…

Ладно, будем ждать. Весь вопрос только — как долго?

Остаток ночи Кирилл полугрезил-полуспал. Сквозь грезы он слышал, как за стеной проснулись, как ходили туда-сюда, как вновь зашумел старинный унитаз.

В комнате стало светло и жарко — в этих долбанных старых гостиницах никогда не работают кондиционеры.

Опять послышался сонный голос Сандры:

— Ты надолго?

— На пару часиков, — ответил Дог. — Я не хочу выходить в сеть из этой гостиницы. Береженого Единый бережет. Переберусь в соседний район, найду Ареснет-кафе. Интересно, почему эта зараза так и не перечислила вчера обещанные деньги? Не сумела или кинула нас?

— Не знаю. — Судя по тону, денежная проблема Сандру не слишком волновала. — Я тебя жду.

Курсантская психология: всем необходимым родное правительство обеспечивает…

Стукнула входная дверь.

Кирилл сел на койке, съел зачерствевший бутерброд, выпил сок, который, к счастью, еще не забродил.

Его тут же прихватило.

Кирилл постучал.

— Что? — сонно спросила Сандра.

— Все то же, — сказал Кирилл. И добавил про себя: «Стерва!»

Никакие грезы, никакие тревоги, никакие надежды не могли заставить его забыть, как она пищала. Мышь двухсполовинойметровая!

Прошлепали по полу босые ноги, дверь открылась.

Мышь стояла перед ним в ночной рубашке, которая почти ничего не скрывала.

Кирилл отвел глаза:

— Оделась бы, что ли…

Сандра явно хотела съязвить — таким вдруг сделалось ее лицо, — но сказала только:

— Ладно, пока ты там мучаешься, оденусь.

А мучиться-то Кириллу почти и не пришлось. Тем не менее он проторчал в санузле довольно долго, почти как вчера. Ни к чему Сандре знать, что узник пошел на поправку. А то еще приставать начнет! Нет, после Дога не начнет, надо думать денек продержится. Выглядит как сытая кошка, гладкая, упругая, нежная… Стоп! Эти мысли ни к чему.

Когда он вышел из санузла, Сандра уже была одета — в штатскую блузку черного цвета и темно-коричневую юбку до колен. Армейское хаки висело в шкафу, было видно сквозь неплотно закрытую дверцу.

— Ты извини, мне надо позаботиться о завтраке, — сказала Сандра. — Я тебя спеленаю, чтобы для меня не было неожиданностей, а для тебя соблазнов.

— Соблазнов тут для меня почти два с половиной метра, — сказал Кирилл, выразительно окинув ее взглядом и уставившись в буфера.