Экспансия

Может, его несколько отпугивала и та настойчивость, с которой я предлагал ему Улиту. Но вот понимаю же я, что нагрешу. Рядом с ней постоянно нужен самоконтроль и колоссальная выдержка, чтобы просто не разорвать стерву. Это я такие вот фантазии включаю, извращенные. И от этого буйства эмоций нужно избавляться.

Дал я волю себе в бане и еще потом, вот теперь и не могу прогнать сексуальное наваждение. Только и спасался близостью с Мартой, но ее я хотел бы отдать замуж за Мешко, сына ремесленника Яна. Ян — главный над ремесленниками из Гомия, он уже показал себя, как мудрый человек, причем, не бедный. Таких мастеров нужно приковывать к месту, чтобы дальше не побежали. Сам Ян женат, но у него сын даже чуть старше меня. Так что нужно продумать приданное за Мартой и выдавать ее замуж.

Ну, и с кем я останусь? С Рахиль? Так что-то перекрутилось во мне и в отношении нее. Может, это так беременность женщины на меня действует, но полтора-два месяца и она разродится. Или от, действительно, красивой женщины меня отталкивает понимание, что она была в плену и там… Не то, что насиловали Рахиль меня отваживает от этой женщины.

Ну, так я человек с сознанием будущего, в котором девственницей выходит замуж одна из тысячи. И вообще такое событие можно было бы и в новостях освещать. В этом времени не такие жесткие правила, как, к примеру, должны быть через пару веков. Хотя девственность все жевстречается. Но деньги… статус… жилье и защита — и Марта будет пристроена, надо так и Рахиль замуж выйдет.

А я… Я признался себе, что хотел бы взять в женыЕвдокию. Причем, я так сформулировал свои «хотелки», что не тему родства с великим князем ставлю на первое место, а именно женитьбу на Евдокии, пусть и без приданного. Но с приданным-то лучше.

Возникали мысли о том, чтобы как-то подстроить «несчастный случай» Изяславу, но, слава Богу, дурь эта не прижилась в голове. Ну, не жертвовать же складывающейся системой государственного управления на Руси, чтобы только потешить свое либидо? И так, может, из-за молодого тела я стал слишком много внимания уделять таким вопросам.

— А что за ней даешь? Ты же определяешь приданное Улиты Степановны? — спросил Алексей после долгой паузы.

— А почитай, что и ничего. Деревни, которые за ней, они останутся в Братстве, но ты будешь там распоряжаться. А так… она знатная девица и за ее отцом были люди, пусть и предавшие его в самое сложное время, — отвечал я.

Алексей рассмеялся.

— Ничего не даю, но ты забирай! — смеясь, говорил дядька.

— Отплати услугой за то, что оставил меня и маму, — жестко, без намека на веселье, сказал я.

Родич резко замолчал, посмотрел на меня осуждающе и резво поскакал к середине растянувшегося на триверсты поезда. Это еще воевода Иван Ростиславович ушел другой дорогой, в сторону Мурома, а так длинна обозов была бы и все четыре версты, может, и больше,

— Никуда ты не денешься, — сказал я вслед дядьке.

Мне крайне важно было сохранить и земли, которые за Улитой, и некоторое благосклонное отношение боярства ростово-суздальского. Этот фактор всплыл чуть позже событий в Кучково, но он есть. Как страусы при опасности зарывают свои головы в песок, так и боярство поутихло. Но по прибытии на свои земли я узнал, что боярин Жировит приезжал.

Жировит был богатым боярином, который имел земли у ныне отстраиваемого города Владимира, куда собирался переносить свою резиденцию ростово-суздальский, ну, или уже владимирский, князь Андрей Юрьевич. И Жировит, оказывается, крестный отец Улиты.

— Хотел забрать? –спешиваясь, спросил я у десятника Ефрема, как только добрался до своих мест.

Оставленный мной на хозяйстве десятник, встречал со своими ратниками меня лично еще за десять верст до Владово. Показывал, видимо, что служба идет и вражина незамеченной не пройдет, дозоры работают.

— Хотел боярин Жировит забрать девку, но я не отдал. Он малохольный какой-то, не чета Кучке. Но обещал прибыть к тебе на разговор, — сообщал Ефрем.

Новости важные и, вероятно, полезные. Задружитьсяс владимирским боярством было бы очень даже в тему. При реформе вооружения и в целом своего войска, мне экономические связи очень нужны. По крайней мере, нужно же где-то удачно продавать свой урожай, который я рассчитывал в этом году взять большой.

— Приехал? — выскочила Улита из терема, к моему удовлетворению, уже отстроенному до конца.

Девушка бросилась ко мне на шею обниматься. Тяжело, гормоны бурлили, но все же я больше себя накручивал, чем есть на самом деле. Не моя она женщина, не имеет надо мной власти своей ведьминской. Все! Точка! Не моя!

— Это лишнее, — сказал я, не без усилий разжимая объятья Улиты.

Она опешила. Смотрела на меня, почти не моргая, а глаза увлажнялись. Точка, — это еще и удушение всяческих реакций на слезы девичьи. Так что я выдержал взгляд, начавшийся плачь, а после и представил своего дядю.

— За него и хочу тебя отдать замуж, Улита, — девушка уже хотела закатывать истерику, но я поспешил рассказать о том, что, по моему мнению, должно было подсластить горькую пилюлю.

Не убежала, слушала. После слов, что перед ней внук польского князя, стала пристально изучать Алексея. Он статный, высокий, как, видимо, и многие в нашем роду. При этом лицом не безобразен, ну, и не таким уж и старым выглядел. Ему сейчас на вид не дашь больше тридцати лет. Очень даже возраст для женитьбы.

— Прости, боярин или… Кто ты. Но я хочу за Владислава пойти, — высказалась Улита.

— А пойдешь за Алексея, или воля вольная — все четыре стороны твои: хочешь к чухонцам ступай наложницей, хочешь — к булгарам рабыней постельной, — жестко сказал я.

— Это все из-за той чернявой, что с брюхом приехала? Ее, безродную, взять себе в жены вздумал? — выкрикнула Улита.

— И когда это стало так, что девица сама решает за кого пойти? — строго спросил Алексей. — Опеку над тобой взял мой племянник, вот пусть и решает. Девка знатная, беру!

— Девка? — спросила Улита и убежала прочь, всхлипывая и причитая о своей судьбе горькой, сиротской.

— Берешь? — спросил я, несколько удивившись.

— Лепая девица, все при ней. Кабы мне в блуд не ударяться, так и возьму. Тебе же это нужно? То мои долги вертаю обратно, — отвечал Алексей.

— Я тебе красивую девицу, земли, в распоряжение, а ты еще и меня должником выставлять вздумал? — усмехнулся я.

И как будто камень с меня свалился. Стало так спокойно и легко. Такие эмоции ощущают те мужчины, которые после сложного и нерадостного брака разводятся? Ну, а что до Улиты, то да, ее мнение учтем, но оно вступает в противоречие с моими решениями. Следовательно, быть ей моей родственницей, но не греть нашу общую постель.