Экспансия

…Стая стрел сорвалась с бортов корабля, и смертоносные жала полетели к мусульманские галеры. Кому то не повезло, и арабы отозвались зловещим переливчатым улюлюканьем. Миг, и уже с их кораблей залпом ударили лучники. Тамплиер присел, и стрела, пролетев над его головой, вонзилась в кого-то позади. Послышались стоны и крики. Снова залп, потом стрельба из луков пошла без всякой команды, все, кто успевал, спускал тетиву, спеша опустошить колчан и достать побольше врагов, как с той, так и с другой стороны. Вот уже метают дротики… Значит, враги… Додумать тамплиер не успел — с сухим стуком за борт ухватился первый крюк, второй, да и с противоположной стороны тоже началось… Ловким ударом он снёс показавшуюся над планширом голову в обмотанном чалмой шлеме, меч пошёл назад, но тут сзади прилетело копьё. Ударило в бок, рыцарь задохнулся. Доспех работы славов выдержал! Только больно. А, ерунда! Обернулся — похолодел — с той стороны густо лезли вопящие мусульмане, сметя жидкий заслон из матросов и нескольких рыцарей. Вот рубится один из них, но арабы одолевают, и вскоре тамплиер скрывается под грудой копошащихся тел. Миг, и оттуда вылетает отрубленная голова, падает ему под ноги. А дальше уже оглядываться было некогда — и здесь началась рубка… Кривые мечи, короткие пики, круглые щиты. И распяленные криком рты, изрыгающие богохульства. Алекс медленно пятился назад. Но пятился — не было никакой возможности удержать визжащую орущую толпу, машущую сотнями мечей в одиночку. Экипаж уже был практически вырублен, и мусульмане уже явно готовились праздновать победу… Плохо умирать так…

— Посторонись, друг.

Слав? Он ещё цел?! Рука, поднятая для удара, остановилась, потому что перед ним была затянутая в доспех спина Дара. Тот спустился по трапу, ведущему на кормовую надстройку, где спасались женщины и дети, заступил дорогу визжащей Орде. Те вроде как замялись, давая краткую передышку, а парень вдруг выхватил оба меча, затем рванул коту, и фон Гейер замер — он не видел подобного доспеха раньше…

— Ну что, твари вонючие, повеселимся?

Громоподобным голосом рыкнул витязь на родном языке, и Алекс понял его — не зря столько времени они провели вместе. А потом тамплиер только и смог прошептать: Патер Ностер…

Глава 13

Остановить обоерукого воина, то есть, того, который бьётся двумя мечами сразу, может только точно такой же — владеющий давно и прочно забытым в Европе и Азии искусством, чего уж говорить о мусульманах, которые всегда уступали Западу во владении мечом? И Дар показал, что такое настоящий бой… Молнией метнулся клинок вперёд, враг рефлекторно вскидывает щит, но меча уже нет перед глазами, зато второй уже проворачивается в его животе, даже не заметив кольчуги — хвалёные дамасские клинки разлетаются на части, словно сделаны из гнилого дерева. Им не устоять против истинного славянского булата, который является прямым потомком древнего мифрила, из которого ковали себе оружие Боги. Другой пытается нанести удар, но длинный и узкий клинок описывает сверкающий круг, проворачиваясь в натренированной кисти, и конец кривого меча отлетает в сторону, зато второй меч чётким выпадом, словно жалом змеи входит в глазницу противника, и на краткое, но невыносимо жуткое мгновение показывает своё острие из пробитого тюрбана, опоясывающего островерхий шлем. Очередной удар наносится точно в промежность. Снизу вверх, и попытка отбить его парируется вторым мечом… Сколько бы враг не пытался, каким бы искусным он не был, но он всегда будет опаздывать, потому меч в ругах воина и его же защита, его же щит, а у противника лишь один клинок… И сходятся два лезвия вместе, и из отрубленной шеи бьёт вверх сочная прерывистая струя крови, которую по прежнему качает ещё не получившее приказ о смерти сердце… Отсечённые руки… Разрубленные щиты… Дурно воняющие внутренности, бьющиеся на скользкой от крови и желчи палубе… Кто-то поскользнулся и сбил темп нападавших, а воин в непонятном доспехе пользуется этой крохотной заминкой, чтобы достать сразу двоих арабов в выпаде, легко протыкая их щиты. И те опять застывают на месте — ну не пользуются нигде такими приёмами! Принят лишь рубящий удар! А Дар вновь крутит колесо одним клинком, ставя перед собой защиту, отбивая летящие в него дротики и стрелы, а второй словно жало змеи собирает жертвы.

— Демон!.. Ифрит!!!

Жуткая улыбка освещает лицо витязя, и он на миг взбрасывает к небу скрещённые клинки, и кричит громовым голосом на родной речи:

— Перун, тебе эта жертва!

И наливаются кровью глаза, и рука становится крепче и быстрее, ибо Бог-Воин услышал тебя, витязь, и жаждет чужих жизней… Сверкающий круг перед Даром, образованный левой рукой с вращающимся в ней мечом начинает смещаться, разворачиваясь ребром к врагу. Зато теперь начинает петь песню ветра и второй клинок! Идеальная, просто нечеловеческая согласованность действий, отработанная долгими годами тренировок, когда едва клинок покидает одну область пространства, как это же место занимает второй… Лет через семьсот скажут, что это принцип циркулярной пилы… А тут — две, вращающиеся навстречу друг другу… И скорость такова, что мечи воспринимаются глазами, как сплошной серебряный круг…

— Я пошёл, друг!

Вдруг слышится в ушах фон Гейера, и застывший от ужаса тамплиер вдруг видит, как один единственный рыцарь спокойно направляется в толпу, замершую почему то на месте… Хруст, визг, вой, брызги мяса, крови… И спокойное неудержимое движение мясорубки в человеческом обличье вперёд, через толпу… А потом — истошный вопль невероятного, животного ужаса людей, понявших, что сейчас они все умрут… Все. Без исключения. Ибо кто-то успел заглянуть в глаза смерти и крикнуть, что там ничего нет, лишь пустота… Такая бывает лишь у тех, кто не заметив давит муравья или букашку, потому что когда люди убивают друг друга у них проявляются эмоции. Даже безразличие можно причислить к ним. Но этот воин не видит в своих противниках людей. Для него они мусор, который надо вычистить… И жуткая песня ветра, которую поют его клинки, и два серебряных прозрачных круга, одновременно и щиты, и оружие… И меняющийся характер их движения, иногда мечи описывают восьмёрку, прикрывая Дара сзади, словно есть у того глаза на затылке… И последний задушенный то ли вскрик, то ли хрип, когда останки того, кто пытался бежать, валятся через борт, ловко подброшенные ногой в подшитом акульей кожей сапоге морского витязя Державы… Слав остановился — всё. Его разум подсказывает, что живых противников не осталось. Скучно. Он то думал, что мусульмане умеют драться. Увы. Они владеют искусством ещё хуже рыцарей из Европы. Есть ли бойцы, которые могут быть равны в бою славам, не забывшим древние наставления и приёмы? Увы. Кажется нет. Ибо секрет истинной стали в старых землях давно утерян. А повторить то, что только что сделал он, не под силу никому, имея оружие, изготовленное здесь… Да и доспех нужен специальный, и, конечно, тренировка. Ежедневная, упорная, не жалеющего и не щадящего себя воина. Через боль, усталость и кровь, ибо часто ранишь себя поначалу, когда упускаешь момент концентрации и клинки, ударив друг друга, портят рисунок и отлетают в разные стороны. Здесь нужна не сила — за неё работает сталь! Здесь нужна ловкость и согласованность работы кистей, плюс прочные сухожилия. И ещё — пустота. Мыслей. Чувств. Разума. Отрешённость — вот ключ к искусству обоерукого воина. Отрешённость и тренировка. И лишь спустя десять-двенадцать лет после начала учёбы можно узнать, получится ли из тебя такой, или лучше забыть о дивном мастерстве и стать простым меченосцем или стрелком… Короткое резкое движение, и с клинков слетает кровь. Они вновь девственно чисты. Беззвучно входя в ножны, закинутые в них не глядя. И замирает слав на носу когга, вглядываясь в горизонт. Потом подходит к одному борту, бросает короткий взгляд вниз, на прикованных к вёслам гребцов. Отворачивается, подходит к другому борту — смотрит туда, откуда ему навстречу глядят десятки испуганно-изумлённых глаз. Рабы не могли видеть, что творилось на палубе. Но они слышали. И Песню Ветра, и сытое чавканье Мораны, довольной обильной жатвой. Смех Перуна, получившего богатый урожай душ, и жуткие крики тех, кого секли на части заживо… И им страшно. Они никогда не слышали ничего подобного, хотя некоторые плавают с пиратами уже не первый год и насмотрелись и наслушались всякого… А слав уже возвращается, и те, кто видел, что творилось на палубе, смотрят на него, как на живого Бога…

— Алекс, там христианские пленники на вёслах. Помоги им освободится. Потом пусть уберут корабль от мяса и доведут когг до места назначения. После этого могут быть свободны. И ещё — на галере, которая справа, ещё кто-то остался. Так что будь осторожен.

Против воли тамплиер кивнул, опустившись на одно колено, словно перед самим магистром:

— Встань. И прекращай такое. Я ненавижу раболепие. И не хочу терять друга, взамен получив всего лишь слугу.

Фон Гейер поднялся, с трудом скрывая дрожь, спросил:

— Что это было?

— Жертва. Моему Богу — Перуну-Воителю, и сыну его — Маниту-Сеятелю. Других Богов у меня нет, и не будет.

— Но..

– Займись людьми. Мне не хочется задерживаться здесь дольше необходимого.

Помимо воли тамплиер подчинился… Как Дар и говорил, на первой галере кроме рабов на вёслах никого не было. Бросив бывшим пленникам пару мечей и кинжалов, тамплиер спустился на вторую галеру. Тоже самое — обросшие, грязные вонючие люди, в лохмотьях, в которых угадывались когда-то обычные одежды. Некоторые вообще голые. Так же нашёл оружие, бросил под ноги гребцам:

— Разбивайте ваши оковы и забирайтесь на когг!

Галера взорвалась победным рёвом. Многие не могли сдержать слёз, а тамплиер прошёл на корму, к роскошно отделанной надстройке, выбил запертую дверь, вошёл — после яркого пронзительного света ему показалось, что там темно, и он едва уловил движение справа от него, а потом только заметил скользнувшую тень. Что-то блеснуло, и он машинально махнул мечом. Тот ударился во что-то мягкое с тупым звуком, послышался слабый вскрик, и только тут он рассмотрел полуобнажённое девичье тело. Присел, коснувшись виска — поздно. Меч славов разил наповал. Живых, как он сам видел, после его удара не оставалось. Да и тут разваленное горло говорило само за себя. Распахнул двери, обернулся — красивая еретичка… Волосы густые, завивающиеся, правильные черты. Только уж больно тонкая. Но это на любителя. Кому как. При залившем каюту свете осмотрелся — ага. Вот там явно казна… Легко сломал замок, точно. Золото. Отлично. Подхватил сундучок подмышку. Немного, монет двадцать. И то хлеб. Хотя тот же Дар подарил имущество Ордену почти на сто тысяч дукатов — все владения де Висконти. Он всё-равно уезжает, зачем ему здесь земли и сервы?.. К вечеру когг вновь двинулся от места бойни, позади него остались две горящие галеры…

…Когг причалил в Пизе, поднявшись вверх по реке Арно. По прибытии тамплиер сразу отправил гонца в местное командорство, и вскоре отряд рыцарей прибыл на пристань, решив все вопросы с властями. Освобождённые рабы получили свободу. После того, как выгрузили коней, не откладывая в долгий ящик, слав и тамплиер в сопровождении десятка воинов двинулись в Ла-Рошель, где базировался основной флот и был собран первый караван выкупленных славянских рабов. Ну и, естественно, слава дожидался магистр де Сент-Аман, которому не терпелось побывать в таинственной Державе… Так и двинулся небольшой отряд из двух рыцарей и десяти простых солдат по Европе, из Тосканы, что в Италии, во Францию, знаменитый город Ла-Рошель… Итак, по Священной Римской Империи, потом в герцогство Бургундское, и далее — во Франкское королевство, в новый город, всецело обязанный своим возникновением Ордену тамплиеров, сделавших его своей неофициальной столицей… Путешествовать в то время было довольно рискованным предприятием — города, леса и деревни просто кишели всякой нечистью: разбойниками обыкновенными, которыми становились из-за невыносимых поборов, притеснений, и даже болезней. Разбойниками военными — уж слишком много всякого вооружённого люда шаталось в те годы: наёмники действующие и бывшие, те, которым не заплатили и с кем честно рассчитались, просто народ, оказавшийся в нужное время в нужном месте, чтобы разжиться оружием, оставшимся на поле брани после того, как пара шаек истребит друг друга. Словом, те, кто носил на боку меч. Ну и, естественно, разбойники сиятельные. Безземельные рыцари, младшие сыновья, бастарды, и прочие, прочие, прочие. Зато каждый хотел есть и пить, по возможности вкусно и сытно, и, желательно, до отвала или вволю. А самое главное — ничего не делать. Так что шансов доехать спокойно для тамплиеров было, прямо скажем, не так уж и много. Ну а желающих отобрать их имущество ещё больше. Привлекали внимание и свирепый жеребец слава, и гружёная повозка, и солдаты, и сами храмовники. Ведь всем было известно, что тамплиеры — крупнейшие ростовщики и банкиры всего христианского мира, и сам король, и не один, к тому же, не раз одалживался у Ордена серебром или золотом… Впрочем, восьмиконечный крест значил не мало. Ну а когда началась собственно Франция, даже выкатывавшиеся из лесов или рощ банды разбойников убирались обратно, рассмотрев восьмиконечные кресты. То ли потому, что тамплиеры, в случае нападения ни них или на денежные караваны не успокаивались, пока не развешивали всех виновных в этом в качестве бесплатных украшений, то ли в знак признательности за то, что в голодные годы, а буквально недавно был неурожай, спасли тысячи человек от смерти, следуя своему обычаю обязательно сажать за стол братьев прохожего… Так что можно сказать, что путешествие пока шло без проблем, хотя поводов поработать мечом хватало. Слав в эти стычки не вмешивался, предоставляя возможность разбираться с неприятностями рыцарям и солдатам. А когда его спросили, почему он так делает, когда на когге уничтожил несметное количество сарацин, пояснил — что если его опознают, то они никогда не доедут до места назначения, ибо соберётся толпа живых покойников, жаждущих доказать всему миру, что они гораздо лучше. Словом, у него нет желания вместо того, чтобы ехать — драться при каждом вызове. Дара поняли и объяснение, поразмыслив, приняли…Так добрались до Пуатье, откуда не так далеко было до Ла-Рошели. И, как говорится, вляпались. Да так, что…

…Первое, что заметил Дар, выехав на заполненную народом городскую площадь — это большой помост, на котором красовалась виселица. Но главное было не это, а другое — рядом с виселицей был установлен большой котёл, в котором что-то сытно и сочно булькало, а одетые в одинаковые алые одежды личности суетливо подкидывали дрова в огонь, жарко пылающий под ним. Он резко осадил жеребца и обернулся к Алексу:

— Что такое?

Тот равнодушно пожал плечами:

— Скорее всего, поймали фальшивомонетчика, будут варить в смоле. Либо испытывать ведьму кипятком. Останется жива — оправдают. Нет — значит, ведьма.

— Сурово… После кипятка в любом случае никто не останется живым.

Подъехавший брат Бонифаций загнусавил было:

— Святая великомученица Лукерия, проживавшая в Риме…

Слав вскинул руку, обрывая готовую затянуться до утра проповедь храмовника:

— Тише, брат. Приговор зачитывают.

И верно — на помост вышел герольд в богато расшитой одежде, развернул с важным видом свиток и, прокашлявшись, заблажил во всё горло:

— По приказу Святой Церкви предаётся казни девка Францишка с Руси, раба виконта де Блюе, наведшая на него порчу, из-за чего честный рыцарь оказался расслабленным…