Экспаты

Глава 14

— Тебе все еще нравится Мюнхен? — спросила Кейт. — Ты здесь уже целую вечность, не так ли?

Хайден усмехнулся. Он действительно торчал в Европе уже целую вечность, сделал здесь карьеру. Он был в Венгрии и в Польше в самый разгар последнего этапа «холодной войны». И в ФРГ — в Бонне, Берлине, Гамбурге — во время наращивания вооружений при Рейгане, восхождения Горбачева, развала СССР, постсоветских пертурбаций и воссоединения Германии. Он был в Брюсселе и присутствовал при рождении Европейского союза, при открытии границ, появлении евро. И вернулся в Германию, когда весь континент охватила цепная реакция на приток мусульман, начался возврат в политику реакционных сил, возрождение национализма. В Европу Хайден прибыл, когда Берлинская стена прочно стояла на месте; теперь ее не существовало уже двадцать лет.

Кейт стала сотрудником конторы после падения стены. Латинская Америка представлялась всем реальным полем действий — это ж наше полушарие, наши границы! — хотя сандинисты уже были разгромлены, а Клинтон поднял волну насчет нормализации отношений с Кастро. Тогда еще не возникало ощущения, будто она начала читать эту книгу в конце последней главы. Казалось просто, что она открыла ее где-то на середине, когда скандал вокруг дела «Иран-контрас» [59] был позади, и абстрактная коммунистическая угроза уже рассосалась. Будущее представлялось конкретным, ориентированным на действие, на результаты, нужные и необходимые родной стране.

59

Скандал, разразившийся в 1985 г. и связанный с тайной операцией ЦРУ — нелегальными перепродажами иранской нефти (на них было наложено международное эмбарго) для финансирования операций «контрас», противников левого правительства сандинистов в Никарагуа.

Так оно и было. Но понемногу, год за годом, Кейт начала ощущать — в своей сфере работы, в своем управлении — растущую бессмысленность всех этих действий; у нее появилось гнетущее чувство все усиливающейся их неэффективности, чудовищно разросшееся после 11 сентября, когда уже не имело ни малейшего значения, кто станет следующим мэром Пуэблы или Тампико. И хотя ЦРУ как государственное учреждение сменило свою ориентацию 12 сентября, Кейт как офицер-оперативник так никогда и не восстановила ощущение своей нужности и уместности. Или ненужности и неуместности.

И все это время Хайден находился именно здесь.

— Люблю Мюнхен, — сказал он. — Вот что, давай-ка я покажу тебе кое-какие картины.

Кейт последовала за ним в небольшую уютную комнату, одну из северных галерей, выходившую окнами на площадь перед входом. Сейчас она была в тени, погрузилась в сумеречный свет. Он прошел мимо картин, к окну. Она проследила его взгляд — в ближней части огромного заледенелого пространства, прислонившись к фонарному столбу, стоял человек и курил сигарету, глядя вверх, на окна. Прямо на них.

— Ну и какие чувства у вас вызвала эта Романтишештрассе? [60] Детям, должно быть, очень понравился замок Нойшванштайн, [61] а? Сколько им?

— Пять и четыре.

— Время летит. — Хотя у Хайдена своих детей не было, он понимал, что многие люди в определенный период жизни начинают измерять время не собственными успехами и продвижением вперед, но возрастом собственных детей.

Хайден все еще глядел в окно, наблюдал за мужчиной на площади. Какая-то женщина торопливо спустилась по ступеням. Мужчина оторвался от столба. Когда женщина приблизилась, он отшвырнул сигарету, взял ее под руку, и они пошли вместе прочь. Кейт еще подумала, а они с Декстером будут еще когда-нибудь вот так ходить рука об руку, как гуляли во время первых свиданий?

60

Романтическая улица (нем.).

61

Замок, построенный по заказу короля Баварии Людвига II в 1869 г. в сверхромантическом духе.

Хайден отвернулся от окна и приблизился к маленькому аккуратному темному натюрморту. Миниатюрный фламандский шедевр, игра света и тени.

— Самые высокие люди в мире, — сказал он, — голландцы. В среднем, шесть футов и один дюйм.

— Мужчины?

— Все вместе. И мужчины, и женщины.

— Хм. Пять очков.

— Пять? И это все? Ну ты скупа! — пожал он плечами. — Итак, что я могу для тебя сделать?

Кейт сунула руку во внутренний карман своего твидового жакета и передала ему распечатку — откровенное фото, сделанное в парижском ночном клубе вроде как сто лет назад, а на самом деле всего за полтора месяца до сегодняшнего дня.

Хайден едва взглянул на распечатку, прежде чем сунуть ее в карман. Явно не желал, чтобы его увидели в таком виде — стоит посреди музейного зала, но рассматривает фото в своей руке.

— Сзади записан телефонный номер.

— Твоего мобильника?

— Совершенно верно, — покраснела она, предвидя критические замечания, которые он непременно ей выскажет. Но Хайден по этому ее смущению понял: она сама себя казнит за то, что воспользовалась своим телефоном, назначая эту встречу; ему и не требовалось говорить об этом.

— Ты знаешь, кто они такие? — спросила Кейт.

— А что, должен знать?

— Я подумала, может, это наши…

— Нет, не наши.

Семейство с маленькими детьми — французское — было уже в соседнем зале. А еще дальше, может, ярдах в шестидесяти отсюда, стоял одинокий мужчина, повернувшись спиной к Кейт. Он был в пальто и шляпе — коричневой мягкой Федоре. Это в помещении-то!

— Ты уверен? — спросила она.

— Уверен, насколько это вообще возможно.

Кейт это не до конца убедило, но в данный момент она ничего не могла с этим поделать.

— Мужчина справа — мой муж. — Она говорила спокойно и тихо, почти шепотом, но не шептала — соблюдала достаточную осторожность. Шепот привлекает внимание. — Мужчина слева именует себя Биллом Маклейном, он валютный спекулянт из Чикаго, сейчас живет в Люксембурге.

Они пошли дальше через хорошо освещенную южную галерею, под взглядами святых, мучеников и ангелов, и шаги их эхом отдавались от стен огромного зала.

— А на самом деле это не так?

— Не так.

Хайден прошел мимо еще одного Рубенса.

Кейт взглянула на полотно — сплошные ужасы.

— Эта женщина вроде как его жена, Джулия. Чуть моложе Билла. Дизайнер. Декоратор. Тоже из Чикаго.

Хайден помолчал, глядя на «Жертвоприношение Исаака». Авраам как раз намеревался зарезать своего единственного сына и ладонью прикрыл глаза юноше, словно защищая Исаака от неминуемой судьбы. Но ангел уже появился, очень вовремя, и ухватил старика за руку. Нож выпал и как бы повис в воздухе, все еще опасный на вид, этакое свободно парящее орудие смерти. Нож-обманщик.

— Может, расскажешь, какие у тебя соображения на их счет?

Кейт продолжала смотреть на огромное полотно Рембрандта, на смену эмоций, отражающихся на лице Авраама, — ужас, жалость, горе, но и облегчение.

— Эти люди не те, за кого себя выдают, — сказала она. — У них фальшивые имена. И фальшивое прошлое.

Она отвела взгляд от полотна, посмотрела на Хайдена и краем глаза заметила еще одного мужчину, прошедшего через двери, едва уловив профиль, этого недостаточно…

— И что? — спросил Хайден. — Кто они такие? Какие-то теории у тебя имеются? Что мы должны выяснить?