Экспедиция “Тигрис”

Описание городов, храмов и каналов Атлантиды ставит их вровень с наиболее внушительными сооружениями фараонов и насыщено египетским ароматом, но заслуживает внимания характеристика порта: «... водный проход и большая из гаваней кишели судами и прибывающим отовсюду купечеством, которое в своей массе день и ночь оглашало местность криком, стуком и смешанным шумом».

Судя по всему, египетских жрецов и греческого повествователя особенно занимало подробное описание Атлантиды, ее могущества и величия ее культуры, тогда как история драматической гибели острова нарисована очень скупыми красками: «Впоследствии же времени, когда происходили страшные землетрясения и потопы, в один день и бедственную ночь, вся ваша воинская сила разом провалилась в землю, да и остров Атлантида исчез, погрузившись в море. Поэтому и тамошнее море оказывается теперь несудоходным и неисследимым: плаванию препятствует множество окаменелой грязи, которую оставил за собой осевший остров» [52] .

52

Тексты Платона об Атлантиде цитируются по кн.: Жиров Н. Ф.Атлантида, М., «Мысль», 1964, с. 384-394.

По другую сторону Атлантики жрецы ацтеков и майя тоже делали записи иероглифами. Большинство этих записей было сожжено испанцами, но от них нам известно, что мексиканские аборигены рассказывали о великом потопе и об острове, затонувшем в Атлантическом океане. Ацтеки назвали себя по имени этого острова (на их языке — Ацтлан), говоря о нем как о своей исконной родине. В основе всех их верований лежало убеждение, что правители ацтеков произошли от схожих с испанцами светлокожих бородатых людей, которые прибыли из осевшей в море страны и научили местных дикарей поклоняться солнцу. От них же дикие предки ацтеков восприняли достижения цивилизации: письменность, возделывание хлопчатника, календарь, зодчество, включая строительство городов и пирамид.

Поразительно точный календарь майя начинается датой 4 Ахау 2 Кумху;в переводе на нашу систему это 12 августа 3113 года до нашей эры. Удивительное совпадение с радиокарбонной датировкой возникновения всех великих цивилизаций Старого Света... Астрономические часы майя были точнее наших приблизительных радиокарбонных датировок. Майя достигли такого совершенства в астрономии, что исчисляли астрономический год в 365, 2429 дня. Это дает потерю всего лишь одного дня за пятитысячелетний цикл, тогда как наш современный календарь за тот же срок дает разницу в плюс полтора дня. Выходит, майя были на 8,64 секунды ближе к истине, чем мы.

Никто пока не смог удовлетворительно объяснить, почему майя вели отсчет именно от указанной даты. Предполагают связь с каким-то астрономическим явлением, но это лишь догадка. Допускают также, что дата выбрана наугад. Да только уж очень это непохоже на методичных майя! Все прочие календари — буддистов, иудеев, христиан, мусульман — ведут отсчет от появления основателя данной религии. Основателем религии майя был Кукулькан, священный правитель и жрец, который прибыл со стороны Атлантики и научил дикарей строить храмовые пирамиды и поклоняться солнцу.

Майя и ацтеки представляли относительно молодые цивилизации доколумбовой Америки. Оба народа восприняли основу своей высокоразвитой культуры, включая письменность, от давно исчезнувших ольмеков, чья изумительная цивилизация пребывала в безвестности, пока уже в нашем веке не была открыта археологами на берегах Мексиканского залива. Нам неизвестно происхождение веры майя в Кукулькана, но она сродни вере ацтеков в культурного героя Кецалкоатля: оба описываются как светлокожие бородатые люди, приплывшие на судах из Атлантики, имена обоих составлены из названия птицы и слова, означающего «змей», и пернатый змей служил символом этих пришлых священных правителей и их божественных предков. Крылатые и пернатые змеи, символизирующие обожествляемых правителей, занимают в резьбе и на фресках Мексики столь же видное место, как на перуанской керамике, на египетских фресках, в хеттской скульптуре, на шумерских печатях. Вместе с птицечеловеком пернатый змей обозначал теряющиеся в безвестности начала царских династий, служа связующим звеном между воображаемым родоначальником — Солнцем — и первыми правителями-полубогами, которые были похожи на прибывших впоследствии испанцев.

Мы не знаем, почему ацтеки и майя связывают начало своей истории с судами, пришедшими из-за океана, и почему календарь майя начинается с 12 августа 3113 года до нашей эры. Но мы знаем, что у них, как и у древнейшей известной нам африканской цивилизации, бытовало предание о некоем атлантическом катаклизме, с которого начинаются первые воспоминания человечества. Дальше того истоки теряются во мгле суеверий, связывающих царские генеалогии с Солнцем. В какую дверь ни загляни, всюду нам предстает примерно одна и та же дата пятитысячелетней давности, обозначающая одновременно начало и конец. Спросим полемики ради: почему бы не взять 12 августа 3113 года до нашей эры за точку отсчета для известных пределов нашей истории? Как раз около этого времени в областях, где до того цивилизация только-только формировалась, а то и вовсе не существовала, появляются письменность, системы счета времени, первые династии.

Если все, что нам известно о наших началах, внести в книгу, где каждая страница отвечает одному тысячелетию истории человечества, мы увидим 1995 чистых страниц, а на пяти страницах будут разрозненные строчки об уже зрелых замечательных цивилизациях.

... — Посмотрите на луну! — донесся с мостика удивленный голос Германа.

Я отложил свои книги и записи и выбрался на палубу посмотреть, что его так поразило. Эйч Пи нырнул в рубку и схватил астрономический ежегодник Нормана. В небе — ни облачка, однако лунный диск потускнел, уподобляясь затерявшемуся аэростату, потом и вовсе стал исчезать. Жутковатое зрелище.

— «Двадцать четвертого марта 1978 года — полное лунное затмение над частями Азии и Индийского океана», — прочел Эйч Пи.

Классическая картина, которую древние истолковали бы как дурное предзнаменование. Мы отнюдь не страдали суеверием, однако в ту ночь и у нас на душе скребли кошки, когда мы с хорошей скоростью и с предельной осторожностью шли вдоль берегов Пунта, следя за тем, чтобы нас не занесло в военную зону.

Три дня спустя на носовой штаг опустилась прилетевшая из Африки роскошная птица с ярким хохлом. Это был удод, которого викинги считали вестником войны и называли «ратной птицей». Карло рассказал, что в Италии удод известен под названием «марсова петушка» — по имени римского бога войны. Не слишком ли много дурных примет для мореплавателей, идущих по следам древних? Мы шутя спрашивали друг друга, как все это было бы истолковано нашими предшественниками, которые, в отличие от нас, не знали наперед, что за горизонтом и впрямь идет война.

Ночью Тору крикнул с мостика:

— Слышите?!

Да, мы слышали. Слышали в рубке доносившиеся слева звуки перестрелки.

А на другой день до нашего слуха дошел нарастающий гул самолета.

— Черт возьми, он прямо на нас идет! — крикнул дежуривший на мостике Детлеф.

Мы выскочили под палящие лучи аденского солнца в ту самую минуту, когда двухмоторный военный самолет промчался над заменившим стеньгу веслом так низко, что парус заполоскал от внезапного вихря. Я едва успел остановить Детлефа, который уже занес ногу над перилами, готовясь прыгнуть в воду.

Мы подняли флаг ООН. Самолет развернулся и снова пошел к нам бреющим полетом.

— Опять летит!! — заорал я.

Рашад прокричал, что это самолет таможенников, принял нас за контрабандистов, сейчас будет бомбить. Асбьёрн предположил, что летчики облюбовали нас в качестве тренировочной мишени.

— Ур-ра! Это американская морская авиация! — перебил их ликующий голос Нормана.

Он весело прыгал и махал руками на крыше рубки, приветствуя проревевший над нами самолет. Из кабины кто-то помахал ему в ответ. Мы облегченно вздохнули. Никто на нас не покушается...

Заснявший этот эпизод Норрис включил звукозапись, и все, кроме меня, снова выскочили на палубу, услышав мой возглас: «Опять летит!» — и рев мотора. Раздался дружный смех, однако он тут же оборвался: запись вроде бы кончилась, а мотор продолжал звучать с нарастающей силой и в какой-то другой тональности. Глянув на небо, мы увидели летящий к «Тигрису» вертолет. Норман крикнул, что это не американец.

Мы все приготовились прыгать за борт, но люди в зависшей над самой мачтой тяжелой военной птице козырнули нам и показали на свою эмблему. Французы! Едва эта машина растаяла в синеве, как с двух сторон появилось еще по вертолету. Мы снова насторожились. Они встретились над нами, и у нас отлегло от души: один был американский, другой французский. Пилоты снимали нас с воздуха, но ведь они могли и не только снимать. Мы вошли во внутреннюю область Аденского залива. Слева простиралась северная часть Сомали и фронтовая линия. Справа — Южный Йемен с древним портом Аденом; на границах этой страны тоже было неспокойно.