Экспедиция в Лунные Горы
Шрифт:
— Сражаться с кем?
— Пруссаки не сдадутся, Дик. И, вспомни, с Джоном Спиком наверняка путешествует их отряд.
— Гмм, и его предводитель, без сомнения, граф Цеппелин, — пробормотал Бёртон.
— Быть может он избрал другую дорогу к Лунным Горам, — заметила Изабель, — но где-нибудь мы безусловно столкнемся.
Суинбёрн от возбуждения подпрыгнул и задергался так, как если бы у него начался приступ пляски святого Витта.
— Клянусь шляпой, Ричард! Я не перестаю удивляться! Нас было намного меньше, чем арабов и пруссаков, и мы вышли из боя без потерь, если не считать пять тысяч триста двадцать шесть ран, нанесенных колючками и голодными насекомыми!
— Вы пересчитали их всех? — удивилась Изабель.
—
Бёртон нахмурился.
— Его кто-нибудь видел?
— Я, по меньшей мере, не видел.
— Алджи, распакуй несколько масляных ламп, собери местных и прочеши растительность вон там, — он указал на место, где в последний раз видел человека из Скотланд-Ярда. — Надеюсь, что я ошибаюсь, но, быть может, его подстрелили.
Суинбёрн помчался организовывать поисковую партию, а Бёртон оставил Изабель и присоединился к Траунсу в бандани. Детектив распотрошил один из ящиков и вынимал из него еду — вяленое мяса и кукурузное печенье.
— Я пытаюсь найти что-нибудь такое, что можно сжевать, — объяснил он. — Не думаю, что жители деревни в состоянии приготовить хоть какую-нибудь еду. Я принес сюда Герберта. Его все еще необходимо завести.
Бёртон посмотрел туда, куда указал Траунс и увидел заводного человека, неподвижно лежавшего в тени поленицы. Королевский агент внезапно напрягся и схватил своего друга за руку.
— Уильям! Кто нашел его?
— Я. Он лежал под деревом.
— В таком виде?
— Да. Что ты хочешь сказать?
— Посмотри на него, черт побери! Он же был в арабских одеждах, покрывавшей полиметилен. Где они?
— Возможно, они мешали ему и он их сбросил. А почему это так важно?
Челюсти Бёртона задвигались. Какое-то мгновение он не мог говорить. Ноги подогнулись, он упал на сверток с материями и остался сидеть, одной рукой все еще держась за Траунса.
— Бисмалла! Чертов идиот! — прошептал он и посмотрел вверх, на друга.
Траунс с ужасом увидел, что обычно замкнутые глаза Бёртона наполнились болью.
— Что произошло? — спросил он.
— Том был рядом со мной, когда арабы и пруссаки начали договариваться, — хрипло объяснил Бёртон. — И мы оба были недалеко от Герберта, совсем недалеко. Их переговоры угрожали разрушить весь наш план. И тут один араб потерял терпение, начал стрелять и спас нам день. За исключением того...
— О, нет! — выдохнул Траунс, которому только сейчас открылась правда.
— Я думаю, Том подполз к Герберту, взял его одежды, надел их на себя и...
— Нет! — повторил Траунс.
Они какое-то мгновение с ужасом смотрели друг на друга, потом Бёртон встал и сказал:
— Я проверю тела.
— Я с тобой.
Они заняли пару лошадей у Изабель и, освещая себе дорогу зажженными ветками, вывели животных в поле и поскакали туда, где были сложены трупы. Спрыгнув на землю, они пошли по рядам, проверяя тела. Не обращая внимания на пруссаков, они подходили только к работорговцам, переворачивали их и проверяли лица.
— Уильям, — наконец тихо позвал Бёртон.
Траунс отвел взгляд от человека, которого только что проверял, и посмотрел на исследователя, стоявшего над телом. Плечи Бёртона сгорбились, руки повисли.
Что-то похожее на рыдание вырвалось изо рта человека из Скотланд Ярда, и, казалось, мир кружился вокруг него, когда он, пошатываясь, подходил к телу Томаса Манфреда Честона.
Погибший детектив был завернут в одежды — разорванные и запятнанные кровью — позаимствованные у Спенсера, весь продырявлен пулями и наверняка умер мгновенно, но это не могло утешить Транса, потому что маленький человек, почти два десятилетия насмехавшийся над ним из-за веры в Джека-Попрыгунчика, в последнюю пару лет стал одним из его лучших друзей.
— Он пожертвовал
собой, чтобы спасти нас, — прошептал Бёртон.Траунс не смог ответить.
Они похоронили Томаса Честона на следующее утро, на маленькой полянке к северу от деревни.
Бёртон рассказал о храбрости, решительности и героизме своего друга.
Траунс хриплым голосом рассказал о многих годах, посвященных Честоном полиции, о его выдающихся достижениях, жизни и любви к садоводству.
Кришнамёрти, в свою очередь, рассказал о любви, которую питали к детективу-инспектору все полицейские более низкого ранга.
Суинберн вышел вперед, положил венок из цветков джунглей на могилу и сказал:
О ты, душа молчащая, мой брат, Возьми гирлянду и прощай навеки. [26]Сестра Рагхавендра негромко спела «Пребудь со Мной» [27] , потом все отправились обратно в деревню по той же тропе, подавленные и опечаленные.
Большую часть этого дня Бёртона и его друзья отсыпались. Но не Уильям Траунс. Он нашел на склоне холма под деревней большой плоский камень, позаимствовал у туземцев похожее на долото орудие, устроился подальше от хижин, чтобы его шумная работа не мешала спящим товарищам, и стал вырезать погребальную надпись. Большую часть дня он занимался этим печальным делом, и, закончив, принес камень на поляну, поставил его на могилу и сел на траву рядом с ним.
26
Суинберн, Ave atque Vale(* прощай навсегда, лат). В память Шарля Бодлера.
27
Христианский гимн, написанный шотландцем Генри Фрэнсисом Лайтом в 1847 году, за три недели до смерти от туберкулеза.
— Не уверен, что по-настоящему понимал тебя, старина, — прошептал он, — но, понимаешь, все это дело Джека Попрыгунчика послало нас по разным направления. Никто из нас не делает то, что нам положено делать, хотя я бы остался полисменом независимо ни от чего.
Он положил руку на камень.
— Капитан Бёртон говорит, что эта история не единственная, и во всех них тоже есть беспокойные люди, вроде Эдварда Оксфорда, которые постоянно вмешиваются в ход событий и поворачивают историю в другое русло. Ты можешь себе представить такое? Других тебя и меня? Друг мой, я надеюсь — по-настоящему надеюсь — что где-то там Том Честон будет лелеять свой сад вплоть до старости.
Он еще какое-то время посидел на траве, потом наклонился, поцеловал камень, встал, вздохнул и пошел прочь.
Слеза, которая капнула с него на надпись, стекла на хвостик буквы «у» и обтекла венок Суинбёрна.
ВОСЬМАЯ ГЛАВА
В КАЗЕХ
Omne solum forti patria. [28]
28
Храброму вся земля — родина, (лат.).