Экспедиция

Объевшаяся земляникой и навьюченная рюкзаками с выловленной рыбой, команда добиралась до главной цели — океанского пляжа с чёрным песком (вулканический туф), где отводила душу, заедая приключения сваренной в котелке ухой, и смеясь над пережитыми страхами.

После игры команда отчего-то не спешила расставаться, хотя пляж длиной в несколько километров позволял им это сделать. Космолётчики, вернувшиеся со звёзд интровертами и ни с кем не желающие общаться, испытывали смутное чувство, которое мешало им разойтись. Вечером «интроверты» собирались за столиком кафе и в сотый раз рассказывали о своих квест-приключениях, перебивая друг друга, обвиняя во вранье и возмущённо тыкая в бок локтями… Они становились такими лишь на какое-то время (в клинике оно называлось «время икс»). А потом расходились, пожимая плечами и удивляясь.

«Что на тебя нашло? Зачем тебе эти люди, эти глупые игры…» — возмущался разум. А нечто незнакомое, поселившееся в сознании, со смехом возражало: «Да иди ты лесом. Классно ведь получилось, маршрут прошли за полтора часа, все рекорды побили. Прикинь, у нас получилось!» — «Да что там прикидывать? Что у вас получилось-то? В детские игры играете, тратите попусту драгоценное время» — «Да заткнись ты. Не понимаешь, так сиди и молчи. А мы завтра в карстовые пещеры рванём, в том же составе, там, говорят, вагонетки разгоняются как сумасшедшие и на виражах мозги вышибает! Так что готовься» — невозмутимо парировало «нечто».

Разум замолкал и надолго задумывался… Может, попробовать? С ним никогда так не поступали, в смысле, не вышибали мозги. Так может, попробовать, как оно там, в вагонетке?

Сидя у самой воды, человек наблюдал, как солнце медленно опускается в океан и кажется, шипит, касаясь огненным краем прохладной воды. Человек улыбался своим мыслям, отчетливо понимая, что с ним творится что-то странное, словно их двое в одном теле, и этот второй нравится ему всё больше…

С каждым проведённым в клинике днём продолжительность «времени икс» увеличивалась. Браслет на руке, помимо оповещения владельца о начале прохождения лечебных процедур, записывал биотоки мозга и фиксировал эмоциональные изменения. Информация вносилась в медкарту, на основании которой корректировалось лечение. И химический состав крови изменялся, вырабатывая те самые эндорфины, гормоны радости, которые всё-таки существовали, и Волокушин об этом знал.

Сказка на ночь

К удивлению Балабанова, у экипажа «Сайпана» сотавалась масса свободного времени — после исполнения многочисленных обязанностей, каждодневного потения в тренажёрном зале и копания в оранжерейном грунте (гидропонику неутомимый Волокушин заменил обыкновенной земной землёй, удобряемой коровьим навозом, который обнаружился в четырёх контейнерах с маркировкой «Особо ценный груз». Чувство юмора мультимиллиардера удивляло, а фантазия была столь же безгранична, как и его самоуправство с «Flying Star». Кто же ещё додумается устроить на корабле класса экстра-универсал бильярдную и бассейн?

«Не сильно занятый», по определению капитана, экипаж проводил свободное время в кают-бильярдной, кают-кафе или кинозале. Любители погреться на солнышке валялись в расставленных вдоль бассейна шезлонгах, время от времени ныряя в прохладную воду.

Имитация земных суток на «Сайпане» была доведена до совершенства: потолочные лампы, солнечно-жаркие «днём», «к вечеру» постепенно теряли яркость, и в отсеках становилось ощутимо прохладно. С наступлением «вечера» народ стекался в кают-гостиную, где горел «камин», а за стёклами «окон» загорались звёзды — совсем как настоящие.

Впрочем, «у камина» собирались вовсе не из-за звёзд. Космомеханик Рабинович, неисправимый враль с дипломом Литинститута, на корабле имевший дело с механизмами, приборами и схемами (с которыми, как известно, не поговоришь), нашёл аудиторию, которой позавидовали бы гарвардские и йельские профессора. Чувство суеверного ужаса от Сёминых рассказов пробирало в разы сильнее, чем фильмы категории «У», которыми Волокушин снабдил фильмотеку «Сайпана», вот спросить бы у него, какого чёрта он это сделал, развлекуха ещё та…

Вечера экипаж традиционно проводил в кают-гостиной. Фильмотека была забыта. Одно дело — смотреть фильм, развалясь в кресле-вертушке панорамного кинозала и хрустя попкорном, и совсем другое — участвовать в этом кошмаре лично.

— Есть звёзды, предвещающие беды, — вдохновенно вещал Рабинович. — Если верить Птолемею, Проциону присуща сильная активность, вплоть до насилия, неожиданные удачи в результате собственных усилий, и в конечном итоге такие же внезапные неудачи. Несчастья угрожают со стороны жидкостей, газов или укусов собак. Процион переводится с греческого «раньше Пса», потому что восходит незадолго до восхода созвездия Пса. Арабы дали звезде имя Аш-ши ра ал гумайса. Эльгомайза. Сириус, проливающий слезы.

Теперь складываем. И получаем: Процион — предвестник Пса, Эльгомайза — Сириус, проливающий слёзы. И находится он на задних лапах Малого Пса. То есть, Пёс готов к прыжку…

Процион Эльгомайза, двойная звезда, по светимости в восемь раз превышающая Солнце, была в списке самых ярких звёзд неба и, по словам космомеханика, не сулила ничего хорошего. Сёма был помешан на древней астрологии арабов и вычитал где-то, что Процион в соединении с поражённой злом планетой может привести к бедствиям и несчастьям. Фанатизм Рабиновича в другое время вызвал бы у экипажа снисходительные улыбки, но сейчас они летели к этому самому Проциону, и к веселью примешивался суеверный, холодящий сердце страх:

— У арабских астрологов «Сириус, проливающий слёзы» предрекает несчастье. Вполне вероятно, что на Проционе нас ждёт море крови, заявил Сёма, назидательно подняв вверх указательный палец.

— И стая бешеных собак. Сёма, где ты научился так красиво врать? — вежливо осведомился Золтовски.

Его радостно поддержали:

— Мама сказки на ночь рассказывала, он и запомнил. Жёсткое воспитание: вместо «Красной Шапочки» страшилки про астероиды-убийцы и живые планеты, высасывающие жизнь.

— «Красная Шапочка» тоже страшилка. Мать отправила малолетку в лес, кишащий волками. Девочку спасли браконьеры, о подробностях сказка умалчивает, но психика ребёнка серьёзно пострадала. Девочку поместили в клинику неврозов, по квоте для детей-инвалидов. Мама была счастлива: кормить не надо, одевать не надо… Сёма, как там дальше?

— Га-га-га! Тогда и «Колобок» — король ужасов. Хоррор! Сёма, ты мне расскажешь? Сядешь у моей кроватки…

— Лучше у анабиозной капсулы. Только держи себя в руках и во сне не ори, гуманоидов распугаешь.

— Если кто-то сейчас не замолчит, одним гуманоидом станет меньше.

Впрочем, механик не обижался. Он умел ценить подарки судьбы, а экипаж «Сайпана» был подарком. В активе у Сёмы сто восемьдесят два дня, и столько же обратно.

Сёма поднял руку, прося слова. Все как-то сразу замолчали. В наступившей тишине отчётливо послышался сдавленный смешок.

— Смеётесь? Сейчас перестанете. От ярких звёзд надо держаться подальше… Вспомните экспедицию на Инту Игрек. Погибло пятьсот человек. Знаете, почему? А почему Олег Бабанин, капитан «Бенетнаш», до сих пор находится в клинике, знаете?