Эксперимент
Шрифт:
– Спасибо за селедку под шубой, Наташенька, – иронично бросает Миша без приветствий.
– Пожалуйста, Мишенька. Но это не я ее готовила. Это Машина, – с удовольствием произношу я, наматывая очередную порцию теста.
– Ясненько. А скажи-ка мне, солнышко, у твоей подружки есть телефон? – ирония иронией, но что-то не слышно в голосе Миши радости и благодарности. Я тут, понимаешь ли, спасаю его от страданий и одиночества, а он мне в ответ порцию ехидства.
– Есть. А зачем тебе? Типа по переписке легче общаться? Ну ладно Маша в оранжерее росла, но ты-то куда?
– Наташа, блядь! – вскрикивает Миша, от чего я просыпаю сахар мимо миски.
– Но-но-но, я бы попросила. Я почти невинна, а ты тут про каких-то блядей. Нафиг ты сейчас спрашиваешь про телефон?
– Не выводи меня из себя больше, чем есть. Маша драпанула в лес, как только меня увидела. Я не могу ее найти. Так понятно?! Учитывая «удачливость» этой девчонки, она может в это время лежать в каком-нибудь овраге без сознания, – да е-мое, что у них все не как у людей?! И тут до меня доходит.
– Так если она в овраге и без сознания, то как она тебе ответит? Блин. Ну как же так, все через одно место у вас.
– Значит так, звонишь сейчас ей. Если трубку возьмет, прояви актерский талант и узнай, где она. Может, она уже к трассе убежала. Если не возьмет, то логично предположить, что…
– Что случилась жопонька. Все, звоню.
Тянусь к телефону, уже не боясь запачкать руки и скидываю звонок.
– Почти девственница? – от неожиданности роняю телефон на пол.
– Господи, напугал! Ты зачем так подкрадываешься?! – перевожу возмущенный взгляд на Архангельского.
– Я здесь стою уже минуту. Не мог же я прервать столь интересную беседу про поля и кукурузу.
– Ой, все. Ты, кстати, проиграл. Первым заговорил. А я не в счет, у меня вопрос жизни и смерти. И вообще тихо.
Набираю Машу, но трубку никто не берет. Ну, супер. Помогла называется.
– Маша не берет трубку, – без предисловий бросаю я Мише, при этом смотря на взбледнувшего Славу.
– Я вижу. В смысле потом позвоню. Я ее нашел, – торопливо произносит брат. Фух, как от сердца отлегло. Кладу трубку и перевожу взгляд на Славу.
– Вот чего ты натворила?
– В смысле? – непонимающе произношу я, рассматриваю скривленную Славину морду. И тут до меня доходит. – Да не бойся ты, не отравимся. Это только кажется странным набором, – обвожу взглядом продукты. – Пальчики оближешь, вот увидишь. Это очень вкусное чешское блюдо – трдельник.
– О, то есть это только начало, а закончится вечером пердельником. Ммм… какая романтика. Тесто, селедка, корица, яблоки, сахар. Еще и свеколка.
– А ничего, что это ингредиенты для разных блюд? И я сказала трдельник, а не то, как ты назвал.
– Да хоть бздельник.
– Знаешь что? Вот только посмей съесть больше одной трубочки.
– Трубочки?
– Трдельника!
***
Злиться на Наташу за то, что она собственноручно привела своего брата к Маше с каждой минутой становится все
сложнее. После очередной рюмки вискаря, я почти забываю об этом. В конце концов, пусть и Маша гульнет от души с тем, кем хочет, прежде чем Берсеньев запрет ее в очередную оранжерею. А ведь запрет, к гадалке не ходи. Такой мезальянс он точно не одобрит.Хорошо, если еще в живых оставит Наташиного брата. И вот тут проблема. Случись с ним что-то посущественнее мордобоя, меня ожидает самый настоящий пиздец от Наташи. И он будет вполне объясним. От этого осознания предстоящие выходные изрядно портят настроение.
– А ну положи обратно, – тоном строгой училки произносит Наташа, как только я тянусь за очередной трубочкой. Удивительно, но эта вещица оказалась на редкость вкусной сладостью.
А даже если бы и нет, я бы все равно потянулся за очередной порцией, дабы растормошить обидевшуюся Наташу.
– Да ладно тебе, я был не прав. Пердельники оказались очень вкусными. Десять минут до полуночи. Может, мир?
– Я с тобой и не ссорилась, – улыбаясь, произносит Наташа, потянувшись за бокалом вина. – И прекрати их так звать, ведешь себя как ребенок. Хотя… это даже хорошо. Значит тебе понравится мой подарок.
– Кстати, о подарках. Пойдем, не будем же мы слушать речь президента, – беру ее за руку и, прихватив ее куртку, вывожу на улицу.
Достаю из джинсов ключи и протягиваю Наташе. Та переводит взгляд то на мою руку, то на машину. Не могу считать ее эмоций. Совершенно.
– Ты тогда сказала Porsche Cayenne. Но я подошел к этому более благоразумно. Тебе еще рановато для столь крутых тачек. Да и ты бы ее не приняла, выделывалась бы по самое не могу, а пежошка самое то. Малолитражка. Такая девчачья, почти розовая. В общем, для девушки идеально. И никто не скажет, что ты насосала, – подмигиваю в ответ на ее молчание. – Твоя самостоятельность, свободолюбие и прочая хрень не пострадает, – дожил твою мать, жду в ее глазах одобрение и… восхищение? Не хватает еще баблом ее подкупать. – Ну скажи уже что-нибудь.
– Спасибо, но… я пока ее не приму. В смысле сейчас нет. Пока нормально не попрактикуюсь, я за ее руль не сяду. И да, мой подарок лучше не открывать, – усмехается, прикладывая палец к накрашенным красной помадой губам. Всегда раздражали намалеванные губы. Сейчас же я смотрю на них и ничего другого как поцеловать не хочу.
– Теперь я хочу получить его еще больше. И да, машина тебя ни к чему не обязывает. Пойдем в дом, холодно.
То, что Наташа попыталась спрятать часть своего подарка, раззадорило еще больше.
– Давай это на рождество откроешь. А вот это сегодня, – протягивает мне подарок.
– Да пожалуйста.
Распаковывая маленький сверток, я ожидал какого-нибудь подкола, но уж точно не старинную игрушку из детства, из-за которой я когда-то сходил с ума. Вот только как об этом могла узнать Наташа?
– Не подумай ничего такого. Я просто спросила у Никиты, что ты любил. Ну, не злись. Честно, просто спросила.
– Не злюсь. Расслабься. И да, спасибо, это прям неожиданно. Где ты вообще ее достала?