Экватор. Черный цвет & Белый цвет

Она снова отпила чуть остывший кофе.

— Хотя, я знаю, собирался. Речь шла, правда, не обо мне, вернее, не только обо мне. Они пустили под нож тогда десятки богатых индийцев и ливанцев, говорили, что на них либерийская кровь. И на проданных ими алмазах. Но мы к алмазному бизнесу не имели никакого отношения. Участок для этого дома был куплен моим отцом на деньги, заработанные в Индии, так что мы были ни при чем.

— А почему вас должны были в чем-то винить? — попробовал было возмутиться Сергей. Но Маргарет продолжала, никак не отреагировав на его реплику.

— В девяностом они перебили половину нашего района. Из иностранцев не трогали только янки. Тогда я сама предложила Тайлеру стать его любовницей.

— А почему не Джонсу, ведь это он захватил Монровию? — похоже, Журавлев превращался в журналиста.

— Наверное, тогда это было более разумным, но я просто не могла себе представить, что буду целовать губы, в которых до этого побывал отрезанный мужской член. История показала, что я права.

Снова глоток кофе. И улыбка. «Сколько же ей лет?» — подумал я. Я всегда ошибаюсь с возрастом этих африканок.

— Мики, а сколько лет тебе было в девяностом? — не удержался я от вопроса.

— Восемнадцать, — сказала она без тени кокетства. Значит, сейчас ей около тридцати, и она явно знает, что выглядит моложе своих лет. Я бы сказал, гораздо моложе.

— И отец оставил весь свой бизнес на восемнадцатилетнюю девчонку?

— А как бы вы, ребята, поступили, если бы у вас не было выбора?

Она посмотрела мне в глаза. Девушке с таким взглядом я бы и сам доверил любое дело. И любые деньги.

— Выбор у него был небольшой. — жестко сказала она. — Отдать все мне. Или отдать все бандитам.

— А мать? Где твоя мама? — поинтересовался Журавлев.

— Мама? Мама погибла вот на этой лужайке. Американцы сказали, что здесь никогда ни за что не будет войны. «Эти либерийцы могут резать друг друга сколько угодно, но в частные владения американцев они не зайдут,» — так сказал посол Штатов, и ему все поверили. Вон его дом, в низине, недалеко от нашего. Они и не зашли к американцам. Они четко знали, кто где живет. Когда они вошли к нам, я увидела, что их четверо. Грязные длинноволосые парни, голые по пояс, в руках автоматы. Папу они не нашли, его уже не было в Монровии, зато схватили маму и потащили в свою машину, она стояла за воротами. Мама нужна им была в качестве заложницы, они рассчитывали вернуть отца назад или получить от него большой выкуп. Меня оставили на закуску. Но тут началась стрельба. Я не знала, откуда стреляли. Сначала над нами свистели пули, потом раздался глухой взрыв. Что-то упало посреди двора, как раз там, где рэбелы волокли мою маму. Я помню вспышку света и такой неясный удар, словно кто-то бьет тебя по ушам. Я потеряла сознание. Когда я очнулась, я увидела, что лежу возле дома, а невдалеке от меня мама и все эти молодые парни, рэбелы. Они были убиты. Но я этого не понимала и тащила маму назад в дом. У нее весь затылок и спина были в крови и таких мелких ранках, из которых сочилась кровь. Мне казалось, что у нее еще есть пульс, хотя глаза остановились, но это было не так, в общем... с тех пор это мой дом и мой бизнес.

Над лужайкой летали какие-то диковинные синевато-желтые птицы. Они наперебой щебетали и выхватывали что-то друг у друга прямо из клюва. Природа здесь была агрессивна даже в минуты полного спокойствия.

— А папы и след простыл. Вы оба много путешествуете по свету, так?

Мы утвердительно кивнули.

— Если где-то в этом мире вам встретится человек по имени Раджив Лимани, передайте ему вот это. Это мамино.

И Маргарет сняла с шеи золотой кулон. Веселая индийская дивина на тонкой цепочке стояла на одной босой ноге. Другая была приподнята над каким-то растением. Она танцевала. А рук у нее было так много, что издалека она могла бы сойти за насекомое. Тарантула, например, или скорпиона. Мы оба, я и Сергей, потянулись к кулону, но Сергей, подумав, убрал свою руку, и золотая фигурка упала в мою ладонь.

— Если когда-нибудь ты найдешь моего отца, отдай ему это. И скажи ему вот что... а, впрочем, ничего не говори. Я рада, что он уехал. С ним я бы не смогла здесь жить. Без него научилась не трусить. Теперь я могу все. — Голос Мики стал очень жестким. — Я могу жить везде, и даже если опять начну с нуля, я все равно всегда и везде буду богатой.

— Даже в России? — не удержался от ехидства Журавлев.

— Даже в России. Но, — и тут Маргарет показала самый что ни на есть высокий класс. — Но я так не люблю эти восточноевропейские страны с их низким уровнем жизни!

Шутка удалась. Сказано было в нужное время и в нужном месте. Да, кстати, у Маргарет был лучший кофе во всей Западной Африке.

Вот после этого кофе я и оказался в ее постели. Конечно, дождавшись, когда же уедет Сергей. Он, негодяй такой, тянул время, и уехал только после того, как получил от меня твердое слово, что я дам ему интервью сегодня вечером. Слово пришлось скрепить купеческим рукопожатием.

ГЛАВА 10 — ЛИБЕРИЯ, МОНРОВИЯ, МАЙ 2003. САНКАРА И КАЛИБАЛИ

Я чуть было не забыл о данном слове. Первая половина нашего с Мики дня прошла на розовой постели в спальне. Потом я отправился в «Эйр Лайбериа» на встречу с моими возможными субподрядчиками из Буркина-Фасо, они почему-то считали, что в Монровии говорить о делах безопаснее, чем в Уагадугу. Встреча проходила в арендованном «Либерийскими авиалиниями» офисе на втором этаже здания с громким названием «Сезар Билдинг». Закопченные стены и темные марши деревянной лестницы вряд ли могли вызвать ассоциацию с Цезарем. Перед дверями офисов горели тусклые лампочки, свет которых едва пробивался сквозь налипшую на них паутину и пыль. Спартанский стиль преобладал и в дизайне самих офисов. Когда мои глаза привыкли к сумраку, в комнате, где меня уже ждали, я рассмотрел коричневый канцелярский стол. Возле него три стула, которые к моему приходу были заняты. На столе ворох бумаги, из-за которого выглядывал серый корпус компьютера Ай-Би-Эм древней второй модели. Свет в комнату пробивался через полуоткрытые створки жалюзи. Кондиционера в офисе не было. Воздух по комнате разгонял старый вентилятор, помните, такие в семидесятые годы были почти в каждой советской семье. Тяжеленные, с тремя резиновыми лопастями и серым железным корпусом. Раньше я думал, что это чуть ли не единственное самостоятельное изобретение в области отечественной бытовой техники. Но, увидев такие в Либерии, я полюбопытствовал и выяснил, что вентиляторы американские. И в этом мы отставали от америкосов на полшага! Я зашел в комнату. Лица находившихся в ней людей были едва различимы, и я стал шарить по стене в поисках выключателя.

— Не работает, — сказал хозяин офиса. Он хорошо видел меня. Его глаза адаптировались к полумраку кабинета, и ему не было нужды посылать за электриком. Один из гостей вскочил со своего стула, но я махнул ему рукой, мол, сиди-сиди, и уселся на край стола. Стол неуверенно пошатнулся, заскрипел, но все же выдержал мой немалый вес.

— Эндрю, позволь представить тебе моих давних друзей. Жан-Батист Санкара, — при этих словах со своего стула привстал грузный чернокожий лет пятидесяти. — И Томас Калибали. — хозяин кабинета указал на суетливого человека неопределенного возраста, который только что хотел было уступить мне свое место.

— Господин Калибали известный в Буркина-Фасо бизнесмен и наш давний друг. Он владелец нескольких золотых приисков у себя в стране, а теперь он пытается расширить свой бизнес и приобрести алмазные копи в Либерии. Конечно же, не все. — И хозяин кабинета рассмеялся.

Странно, очень странно, подумал я. Когда мы договаривались о встрече, речь шла о транзите моих грузов через Буркина-Фасо, а вовсе не об алмазных копальнях в Либерии.

— В таком случае, я не совсем понимаю, что я делаю в этом кабинете. — сказал я резко. — Алмазы это не моя сфера.

Мой партнер хотел было что-то сказать. Но его мягко остановил пятидесятилетний толстяк, Санкара, кажется.

— Не торопитесь уходить. Выслушайте нас.

— Господин Санкара юрист и консультант господина Калибали, — вставил, наконец, свое слово хозяин кабинета.

— Вы знаете, Эндрю, что в Либерии идет война. Война, собственно, и есть ваш основной источник доходов. Либерия на долгие годы обеспечила ваше благосостояние. Но у любой войны бывает конец.

Толстый гость из Буркина замолчал. Повисшую в комнате тишину разгонял своими лопастями тяжеловесный вентилятор. Санкара вздохнул и продолжил: