Эквиполь инженера Шилина

В общем, дальше он в рабочие часы обслуживал мужа, а в свободные – жену. Счастливое было время!

Но разве могла судьба смириться с его счастьем? Нет, конечно.

На Первомай дело было. Ему предстояло весь день возить своего «двоюродного» полкана, и поэтому он с его женою отпраздновал накануне. И, судя по результатам, было что-то среди закусок такое, что не понравилось его организму. Какой-то немытый фрукт подсунула ему судьба. Когда он рано-ранёхонько примчался на работу и забился в сортирчик в конце коридора, то даже и расстегнуться не успел, стучат: «Ехать пора! Ехать! Товарищ полковник уже в машине сидят!»

Удачно, что Москва в тот ранний час была совсем пустой, а то бы не довёз он начальство до Красной площади. Вёл машину, обливаясь п'oтом, «на полусогнутых», опасаясь коснуться сиденья своею тыльной частью. А когда приехали, взмолился:

– Товарищ полковник! Не могу больше! Разрешите отлучиться в ёлочки!

– Какие тебе тут «ёлочки»? – рассвирепел полковник, но Степанов уже не мог соблюдать субординацию, и, приседая на ходу, со стонами кинулся к голубым елям. Оттуда на него закричали дежурные чекисты, замахали руками, чтобы бежал он в Александровский сад, и он побежал вдоль высокой кирпичной стены, украшенной надгробными досками, спрашивая у стоящих через каждые десять метров рядовых: нельзя ли здесь присесть на минуточку? – и вслед ему нёсся хохот, а ведь он был уже старший сержант! Заочник Школы милиции!.. Как он добежал до сада, а потом до грота в нём, он сам не помнил. Из этого грота уже после окончания демонстрации трудящихся его забрали санитары и отвезли на Соколиную Гору: дизентерия.

И как же в этой банальной бытовой ситуации повела себя Людмила? А?.. Эта пожилая коза, всю свою жизнь преподававшая молодёжи историю революций – вместе со свойственной этой истории конспирологией, заметьте! – стала как бы «между прочим» ежедневно спрашивать мужа о здоровье старшего сержанта Степанова! Разумеется, муж напряг мозговую мышцу, сделал выводы и решил от Степанова избавиться. Он даже попытался пришить ему «политику». Случись это печальное событие лет на пятьдесят раньше, обвинил бы его полкан в намерении заразить вождей мирового пролетариата дизентерией. А так всего и придумал: дескать, старший сержант, воспользовавшись случаем, хотел перед самой первомайской демонстрацией обгадить место упокоения вечно живого Ленина. Чтобы лидеры КПСС, стоя на Мавзолее, встречали колонны трудящихся с перекошенными от отвращения мордами.

Благо, руководству страны в тот момент оказался не нужен диссидент в рядах ГАИ. А если бы тогда шла какая-нибудь кампания, вроде борьбы с «оборотнями в погонах», поехал бы сержант Степанов не в степи Оренбуржья, а в леса Воркуты!.. И уже никогда бы не стал капитаном!

Кстати, нынче именно из-за борьбы с «оборотнями» слетел он с должности старшего инспектора ГИБДД, принимавшего у чайников экзамены по вождению в одном из столичных районов. Не изжита пока ещё кампанейщина, тёмное наследие прошлого! И вот стоит теперь Степанов на третьестепенной дороге между Московской и Тульской областями. Но ничего, он опять вылезет, назло судьбе. Не раз и не два он сам возносил себя выс'oко, а она бросала его в бездну без труда, и он опять вытаскивал себя за волосы.

…Капитан Степанов проводил взглядом натужно воющий запылённый автобус и вздохнул. Ну, чем заняться в этой дыре деятельному человеку? Здесь машины проходят раз в час. И кто б знал, что это за допотопные рыдваны, и что за чучела в них сидят. Село, сплошное село. К примеру, много ли возьмёшь с этого вот автобуса? Два хвоста морковки и пучок лука. М-да… Надо себя срочно как-нибудь проявить, чтобы опять вознестись выс'oко, туда, где настоящие люди и настоящие деньги…

2.

– Водитель, а водитель! – крикнула какая-то баба в салоне.

Водитель, увидев на дороге лощёного капитана ГИБДД, опирающегося могучим задом на капот милицейского УАЗика, сначала презрительно плюнул в окно, и лишь затем пробасил:

– Чего тебе? Сойти, что ли, хочешь?

– Ой, зачем же мне сходить? Мне рано! Я спросить тя хочу, правду ли бают, что маршрут твой закроют?

– Есть такой разговор, – нехотя ответил водитель.

– Как закроют?! – всполошённо крикнула другая старуха. – А как же нам в Каширу ездить?

– А не хрен вам в Каширу ездить, – бросил с заднего сиденья парень в тенниске. – Из-за таких, как вы, и закроют.

– Как это?

– А так! Автобус подмосковного АТП? Подмосковного. А вы бабки тульские. Вот и ездите на своих тульских автобусах.

– Ой, молодой! А глупый!

– При чём тут возраст? Вы ведь, бабки, тащите к нам свои тульские помидоры и укроп, и продаёте дёшево, а наш подмосковный производитель продать не может!

– А ты сам-то, молодой, чего к нам едешь?

– А он хочет помидоры и укроп ещё дешевле купить!

– Ха-ха-ха!

– Хи-хи-хи!

– Не ваше дело, зачем я еду.

– Ты, парень, это брось! – повернулся назад мужчина со злым грубым лицом. – Я вот ничего не продаю, я покупать приезжаю, у нас-то в деревнях в магазинах нет ничего! Мы деньги вашей Московской области даём. А с них ваш губернатор налоги получает… Понимать надо! А по тебе, что, таможню тут открыть, что ли?

– Ваши деньги нашему губернатору не деньги, а слёзы! Он автобус отменит, больше сэкономит.

– Да мы же за проезд платим, ирод! – взвыла первая старуха. – Пятьдесят рублёв в один конец! Мыслимое ли дело, такие цены?

– При советской-то власти пятьдесят копеечек брали! А мы ругалися: дорого!

– Да, подорожало в сто раз.

– Держи карман, «в сто»! В сто тысяч. Про деноминацию забыла, что ль?

– Чаво?

– Три нуля, корова! В девяносто восьмом году нули сократили, чтоб народ не пужался.

– Точно, бабы! В сто тыщ раз!

И все ошеломлённо притихли. Боб Шилин, который под общий ор придремал, от тишины очнулся, открыл глаза.

Автобус раскачивался и скрипел.

Он посмотрел в окно: ехать ему оставалось минут пятнадцать. И оттуда до деревни, где жила тёща, ещё с часик пешком по грунтовке. Да, далековато у тёщи дача. Зато дом у неё отличный!.. Они с покойным тестем при советской власти жили классно. Квартира, дача, новая «Волга»… Ну, это она тогда была новая. А всё равно не уберегли «Волгу». Когда тестю совсем плохо стало, пришлось продать. Правда, остался древний «Москвич» М-401; переоформили машину на Боба, чтоб он тестя по больницам возил. Раритет! Теперь уже не ездит «москвичок», на даче у тёщи зря стоит. А он вот в такую даль автобусом прётся… Были бы деньги, купил бы «Ниву».

Боб опять закрыл глаза. Мысли про деньги заставили вспомнить Муршуда. Боб скривился в понимающей ухмылке: он, можно сказать, предвидел, чем дело кончится. Прям-таки ожидал. Много лет назад он вывел железное правило выживания: «рассчитывать можно только на себя». Сам не сделаешь, никто не сделает. Отдашь другому, обратно не вернётся. Мог же он по-прежнему сам гнать спиртик, сам продавать верным людям. Нет; решил сберечь время. Теперь Муршуд его спрашивает: «Я за что плачу тебе зарплату?»

Был у Боба школьный приятель, Серёга Чесноков. После школы двинул по военной стезе. Нынче вышел в генералы. А в девяностых оказался он в комиссии по разоружению, они там занимались утилизацией советских танков. Крепчайшую броню пилили едва ли не ножовками вручную, а потом кусками возили на переплавку. Шилин, когда узнал, за голову схватился. Он тогда ещё не очень соображал, что это за «разоружение» устроили в родной стране. И пришёл он к Чеснокову, и сказал ему:

– Серёга, вы все сумасшедшие. Работу можно сделать быстрее и дешевле!

Чесноков схватил его за руку, быстро поволок вон из кабинета, завёл на тёмную лестницу и, убедившись, что никого рядом нет, прошептал:

– Ты сам сумасшедший! Говорить об этом в кабинете, спятил, что ли? Давай излагай, но тихо.

– Да дело-то простое! Надо загонять танки в ямы, засыпать термитной смесью и поджигать. За один месяц их можно все расплавить, и я даже составлю технологию, чтобы сразу получались удобные для транспортировки слитки.