Экзамен судьбы

— Вылезайте, Армагеддон уже закончился.

Миа неудобно, но изящно изогнула кисть левой руки и кивнула мне. Я тоже "подвесил" свой бескомпромиссный Поцелуй Хаоса. Кто выиграл, мы не знали, так что надо быть во всеоружии. Мы осторожно встали.

По опустевшему столу бегала крыса, облаченная в белую мантию архимага. Она пыталась спрыгнуть на пол, но, наверно, пугалась высоты и бежала на противоположную сторону стола, в надежде, что там будет пониже. Грёффер (или его копия?) стоял рядом скрестив руки на груди. Он посмотрел на наши решительные позы и захохотал в голос. Немного успокоившись, он сказал:

— Очень страшно! Подстольное воинство в полной боеготовности! — Потом снова захохотал и, давясь смехом, добавил — Да если бы я, архимаг, проиграл, то вам-то что бы светило? Демонолог недоучка и молодая ведьма. Трепещите, архимаги!

— Пап, это ты? — спросила "молодая ведьма" (ну, по меркам Грёффера, она вообще девчонка-подросток).

— Да я, неужели ГосКоны смогли бы мне что-то противопоставить в честном бою? Стряхивайте свои пукалки. Что это у вас такое, молодой человек? Поцелуй Хаоса? Зря запретили студентов сечь. Ох зря! Ты бы еще чего-нибудь из Запретной "подвесил"!

Мы застыли в нерешительности.

— Миа, хочешь я расскажу твоему "недомужу" про Дадайку, нашу кошку, и как ты…

— Не надо! — Миа стала краснеть на глазах — Пап, я тебя сразу узнала. Я же родная дочь тебе как-никак.

Я разрядил заклинание и спросил, указывая на крысу:

— Кто этот господин?

— Гомункулус. Слеплен с меня. — Ректор побарабанил пальцами по столу и крыса застыла, принюхиваясь. — На гомункулуса натянут мой энергодубль. Управление прямое, телепатическое, с двусторонней энергетической проводимостью. В настоящий момент скован заклинанием эволюционной деградации до животного — личностного тотема.

— Какой еще "личностный тотем"? — не понял я — У гомункулуса не может быть личности.

— Зато личность, а следовательно, и тотем есть у того, кто управляет гомункулусом. — Сказал Грёффер тоном лектора. — Так как энергопроводимость двусторонняя…

— … то Настерги чувствует себя сейчас не лучшим образом — хихикнула Миа.

— Как ты догадалась, что управляет именно он? — удивился ректор.

— Во-первых: он никому бы не доверил играть роль, о которой мечтает всю жизнь. Во-вторых: у кого еще может быть личностный тотем — крыса?

15

— Как же, позвольте?.. Он служил в очистке…

— Я его туда не назначал, — ответил Филипп Филиппович, — ему господин Швондер дал рекомендацию, если я не ошибаюсь.

М. А. Булгаков "Собачье сердце"

 Мы шли по коридору. Впереди гордо вышагивал Грёффер, мерно постукивая посохом. Следом, с глуповатыми улыбками, шли мы с Миа. Нас веселил внешний вид ректора, на плече у которого сидела крыса, в точно такой же мантии как и у него. По пути мы никого не встретили. Рабочий день давно закончился.

Как только из-за поворота показалась дверь Службы Государственного Контроля, Грёффер метнул в нее торпеду. Загрохотало, засверкало, и вот уже на месте двери неровная дыра в стене. Неужели торпеда может устроить такие разрушения? Нет. Тогда… Ах да! Торпеда просто активировала многочисленные ловушки, навешанные на дверь. Вот теперь я узнаю почерк архимага!

В приемной висело густое облако пыли.

— Что вы себе позволяете!? Пчхи!! Стоять! Я применю каст! — Раздался голос, видимо, секретаря.

В пылевом облаке скрылся еще один синий шарик магторпеды.

— Ай! Больно же! Кто там такой смелый? На рудники захотел? — В последней фразе скрывать истерический ужас секретарь уже не мог.

Грёффер повел посохом, и пыль стала очень быстро оседать на всех поверхностях (за исключением самого ректора, разумеется). Я закрыл лицо ладонями, а когда открыл, то смог рассмотреть приемную ГосКона.

У входа лежала груда щепок и щебня — остатки двери, стены и столов со стульями, которым не повезло стоять рядом с взбесившейся дверью. Рядом с разбитым окном за своим столом сидел секретарь — здоровый детина, похожий, от осевшей пыли, на каменного голема. Он баюкал на груди левую руку и бросал на нас затравленные взгляды. Все вокруг было равномерно серым и напоминало памятник в камне "Последний день ГосКона".

— Вы? — Теперь секретарь выглядел еще и удивленным. — Гражданин ректор…

— Вы оговорились, ГОСПОДИН ректор! — рявкнул Грёффер.

— Господин ректор, я буду вынужден доложить господину Настерги о вашем…

— А зачем я по-твоему сюда пришел? Докладывай уже!

Секретарь кинулся к двери, а я шепнул на ухо Грёфферу:

— Извините, но не слишком ли резко? Даже архимага на рудники можно послать при желании.

— Об этом я помню. Но более удобного случая припереть ГосКон к стенке у меня не будет.

Секретарь тем временем открыл дверь кабинета своего директора, заглянул туда и отпрянул, вскрикнув. Грёффер, а за ним и мы вошли в святая святых Службы Контроля.

Нас встретили перевернутые стулья и полки. По столу были разлиты чернила, а на полу под окном валялись разбитые цветочные горшки. В дальний угол забился сам Настерги собственной персоной. Он сидел на корточках, держа перед собой обгрызенную книгу, смотрел на нас остекленевшими глазами и, кажется, принюхивался. Ради этого я сюда и пошел. Чтобы увидеть ужасного главу ГосКона в таком "забавном" виде. Но забавно мне не было. Мне было противно, неуютно и, наверно, страшно, что ли. В общем, я испытывал ту богатую гамму чувств, какую вызывают душевнобольные люди.

Грёффер ссадил с себя крысу и указал на нее посохом. Пахнуло озоном. Крысу объяло клубящееся сияние густого сиреневого цвета. Сияющее нечто увеличилось в размерах и вот уже перед нами стояло два ректора. Настоящий Грёффер сделал неуловимое движение и его копия с сухим хлопком исчезла. У меня зашумело в ушах и поплыло перед глазами. Нельзя рядом со Взломщиками такие сложные магические системы одним махом уничтожать!

Взгляд Настерги стал осмысленным. Он аккуратно отложил книгу, встал на четвереньки и его вырвало жеваной бумагой. Потом он прокашлялся, встал, отряхнул свою серую мантию и прошелестел сиплым, злым голосом:

— Все, Грёффер, ты доигрался. Теперь никакие регалии не спасут тебя от казни. Ты оскорбил, нет. Ты покусился в моем лице на власть Великого Канцлера. И он тебе этого не простит.

— Не пугай меня, Настерги. Пугалку-то ты потерял. Я уже в курсе, что у нас появился король.

— Король твой — тупой солдафон, и в политике не разбирается. Так что реальная власть по-прежнему у Канцлера. Тебя, гражданин ректор, новый король уже не спасет.

— А вот то, что ты короля оскорбляешь, я запомню. — Вмазал Грёффер оппоненту его же картой. — Новый король — профессиональный военный. Он очень хорошо знает, чего стоит архимаг для обороны государства. И у него не будет возражений против казни на костре одного бесталанного мага, который покусился на обороноспособность своей Родины.