Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель

Допрос четвертый Меж двух огней

Месяц Святого Иоанна Грамотея

год 976 от Великого Собора

1

Люди везде одинаковы. Какую страну ни возьми – хоть Ланс, хоть далекую Пахарту, – обывателя интересуют лишь две вещи: как набить брюхо и как позабыть о бренности собственного существования. Одни ищут забвение на дне стакана, другие выпивке предпочитают опиум, но и дурман, и даже тяга к противоположному полу уступают подспудному стремлению пощекотать себе нервы.

Посетите любую публичную казнь, приглядитесь к толпе. Сколько в глазах зевак азарта, сколько в их душах яростного желания не пропустить ни малейшего мига чужой агонии! И в самом деле – когда еще выпадет возможность понаблюдать за чужим падением в Бездну?

Это ведь так завораживает. Позволяет хоть ненадолго позабыть про изматывающий страх перед смертью, помогает поверить в браваду «все там будем».

Все – да. Но кто-то раньше, а ты позже. И значит, беспокоиться не о чем. Можно пить, спать, есть, любить, желать. Главное – не думать.

Не думать – да.

Но не получается.

Первым на грубо сколоченный помост вышел Изгоняющий. Страшная фигура в бесформенной черной хламиде подняла руку и сразу наступила тишина. Умолкли даже подвыпившие матросики, невесть как забредшие сюда по дороге из кабака в бордель. Обычная тряпичная маска сразу приковала к себе всеобщее внимание, а когда затянутая в кожаную перчатку ладонь резким движением указала на подогнанный к помосту фургон, по толпе прокатился многоголосый вздох.

Беспокойство, предвкушение, нетерпение – один неосознанный возглас прекрасно выразил все обуревавшие зрителей эмоции, а стоило двум мускулистым бугаям выволочь на всеобщее обозрение закованного в цепи бесноватого, публику словно прорвало, и меж людей забегали шепотки, шепотки, шепотки…

Натянутые смешки и тщательно скрываемый за бахвальством ужас.

У всех на уме лишь одно: сейчас мы увидим, как это происходит на самом деле. Сейчас мы увидим…

Ха! Одержимый рванулся, и от спокойствия зевак не осталось и следа!

Первые ряды в испуге отшатнулись, кто-то не удержался на ногах, свалился сам и повалил соседа, кто-то и вовсе стал прорываться на выход. Ругань мужчин, истеричный визг женщин.

Но путы выдержали, а здоровяки, прятавшие лица под островерхими колпаками с прорезями для глаз, уперлись ногами в доски и остановили нечленораздельно рычавшего бесноватого, прежде чем тот смог дотянуться до разбегавшихся зрителей. По обнаженным торсам ассистентов Изгоняющего заструился пот, и они начали медленно расходиться в стороны, ни на миг не давая ослабнуть до скрипа натянутым цепям.

Изо рта несчастного пошла пена, он задергался, снова рванулся – раз, другой, да только железные оковы крепко-накрепко притянули руки к туловищу, и невзрачному на вид мужичонке оставалось лишь следовать за своими мучителями.

И чем ближе его подводили к неподвижно замершему Изгоняющему, тем спокойней становились зеваки. Предвкушение невиданного зрелища вновь подавило страх, и по толпе волнами расходилось ожидание чего-то невыразимо таинственного.

Изгоняющий очень точно уловил изменения в настроении людей и без промедления затянул молитву. Громкий, хорошо поставленный голос легко перекрыл шепотки и начал гулко разноситься под куполом, да так, что разобрать не удавалось ни единого словечка. Но никто особо и не прислушивался – собравшиеся со священным трепетом внимали разворачивающемуся действу.

И немудрено: бесноватого затрясло, потом несчастный дико взвыл, и притихшие было зрители вновь заволновались. Впрочем – напрасно. Глаза мужичонки закатились, он обмяк и удержался от падения исключительно благодаря цепям. Выгадав момент, Изгоняющий подступил к нему и хлопнул ладонью по вспотевшему лбу.

Кранк!

Лопнувшие стальные звенья разлетелись в разные стороны; ассистенты попадали с помоста, а бесноватого и вовсе отбросило обратно к фургону. Покачиваясь, он с трудом поднялся на ноги, и зрители просто обезумели.

Крики, вопли, паника. Несколько дамочек упали в обморок, кавалеры бросились приводить их в чувство, а самые слабонервные пустились наутек по специально оставленным проходам. Но большинство зевак не сдвинулись с места и, затаив дыхание, наблюдали за неуверенно взбиравшимся по лестнице одержимым.

Точнее, бывшим одержимым. Избавившийся от поработившего душу беса несчастный повалился в ноги Изгоняющему и принялся со слезами на глазах целовать полу его хламиды.

Все, занавес.

Нисколько больше не интересуясь происходящим, я жестом велел Марку Тарнье продолжить наблюдение за набившимися в шатер зрителями, а сам стал проталкиваться к выходу, где пара городских стражников теснила на улицу циркового старшину. Тот возмущался, махал руками и кричал, но силы были неравны, и вскоре старого пройдоху без лишних церемоний выпихнули за полог.

Я выскочил следом и с безопасного расстояния начал наблюдать за окружившими циркача парнями в кирасах, морионах и мундирах сине-зеленой расцветки. Точнее даже не за вооруженными алебардами и кошкодерами бугаями, а за внешне ничем не примечательным мужичонкой, от которого на деле исходила основная опасность.

– Ну и что же тут у нас происходит? – лениво спросил чиновник. – Что вы тут устроили, а?

– Дак как же ж! Дак разве ж? – Циркач моментально успокоился и вытащил из-за пазухи свернутый несколько раз лист бумаги. – Вот же ж, написано черным по белому: разрешаем показ представления «Святой Николас изгоняет бесов». Вот же ж и отметки о согласовании! От магистрата, от канцелярии монастыря Всех Святых, от…

– Ну-ка дай. – Проверяющий выдернул потертую на сгибах бумагу, пробежался по ней взглядом и ухмыльнулся: – А зрителям вы сообщали, что это всего лишь представление? Где на афишах такое указано?

– Дак это ж такой же ж творческий замысел! – начал было старшина, но глянул в равнодушные глаза чиновника и вздохнул: – Не пройдет?

– Не-а, – мотнул тот головой.

– Простите нас на первый раз! – взмолился циркач. – Простите неразумных! Мы же ж не со зла, а исключительно по скудоумию!

Чиновник с брезгливой гримасой взвесил в руке сунутый ему кошель и сменил гнев на милость:

– Выношу на первый раз предупреждение! И зарубите на носу – теперь я с вас глаз не спущу!

И он в сопровождении гоготавших стражников отправился по своим делам. Цирковой старшина подошел ко мне и поморщился:

– Вот же ж кровопийца!

– Много дал?

– Да нет, мастер Глум, отобьется. Чего там…

Мастер Глум – это я. Сержио Глум – разорившийся антрепренер, вместе с остатками труппы примкнувший к вольной цирковой артели.

Конспирация…

Я хлопнул старого пройдоху по плечу и нырнул в шатер, где собрались участники представления. Не успевший еще избавиться от хламиды Гуго помахал мне маской, а игравший роль бесноватого артист прополоскал рот, сплюнул под ноги и поморщился:

– Все, баста! Дальше без меня! Эта ваша пена – чисто кошачья моча!

Цирковые борцы – те самые ассистенты, – весело расхохотались; я тоже улыбнулся и покачал головой:

– Не беспокойся, теперь найдем кого-нибудь другого.