Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель

– Держи, – протянул он мне бархатный мешочек.

Я вытряхнул на ладонь серебряный перстень официала ордена Изгоняющих и удивленно присвистнул.

– Его Преосвященство тебе по-прежнему благоволит, – улыбнулся Паре. – И кстати, раз уж зашел разговор о работе, – чем планируешь заняться?

– Пока не думал, честно говоря.

– А не хочешь пойти по стопам господина Оша? – прищурился Малькольм. – Ты в свое время многому у него научился, а нам не помешает надежный человек в преступном сообществе Акраи.

– Вряд ли меня воспримут всерьез.

– Это после того-то, как кончил Мешок Костей? Воспримут, даже не сомневайся. Да и твой приятель из дворцовой охранки, думаю, подсобит на первых порах.

– Джек? – задумался я. – Джек может.

– Вот и займись этим. Хорошо? Не афишируя нашего интереса.

– Похоже, особого выбора у меня нет.

– Выбор – непозволительная роскошь, Себастьян. Ты уж поверь.

– Как говаривал преподобный Эдмунд, «мораль – неудобный груз для тех, чей карман пуст». Займусь, куда деваться.

– Вот и замечательно. – Малькольм Паре взмахом руки подозвал карету и, прежде чем забраться внутрь, вдруг произнес: – Монастырская улица, дом три. Зайди, здесь недалеко.

Сразу захлопнул дверцу и укатил прочь.

Монастырская улица, дом три?

Я глянул вслед набиравшей ход карете, затем повертел головой по сторонам и без особого удивления обнаружил неподалеку криво прибитую вывеску «Монастырская». Свернул с набережной, поднялся на аккуратное крылечко нужного дома и заколебался, не решаясь постучать.

А стоит ли? Вряд ли здесь обрадуются безработному бродяге, пусть он хоть сто раз граф.

Не лучше ли уйти?

Но я не ушел. Не ушел и постучал.

Дверь открыла Берта. В скромном домашнем платьице с собранными в пучок волосами, слегка усталая, но по-прежнему неотразимая.

Она молча посторонилась, запуская меня в дом, и стало ясно, что приходить сюда не стоило. Собрался уйти, уже повернулся, но не успел – девушка со слезами на глазах бросилась мне на шею:

– О, Себастьян! Я так ждала…

– Тише, тише, – поглаживая ее по спине, прошептал я. – Где маленький?

– На втором этаже. Спит.

– И зачем же ты меня ждала? – Я отстранил от себя Берту и заглянул в бездонные зеленые глаза. – Теперь у тебя есть дом, новая жизнь, достаток. Зачем ждать меня?

– У каждой уважающей себя вдовы обязательно должен быть любовник. – Девушка провела по губам кончиком языка и лукаво улыбнулась. – Он может приходить раз в месяц или два. Соседские кумушки станут шептаться, что, должно быть, ко мне захаживает моряк… – Тонкие пальчики скользнули под рубаху, Берта прижалась всем телом, куснула за ухо, прошептала: – Ну что скажешь?

– Что скажу? – Я подхватил Берту на руки и понес через прихожую. – Лучше уж ты скажи, где спальня!

– По коридору налево! – подсказала циркачка и взвизгнула, когда полетела на кровать. – Осторожней!

Я расстегнул камзол, кинул его на стул и, не удержавшись, спросил:

– А почему любовник, а не муж?

Берта в ответ лишь расхохоталась:

– Да ты только посмотри на себя! Ты ведь самый настоящий котяра! И месяца не пройдет, как сбежишь! Если я тебя раньше не прибью…

– Думаешь? – Я плюхнулся рядом с девушкой, запустил руку ей под платье и вдруг понял, что Берта совершенно права. Действительно, так будет лучше для всех нас.

Не с моей работой семью заводить. И уж тем более – не с моей новой работой.

Ну да поживем – увидим.

Поживем – да…

Осквернитель

Часть первая Темное пламя

Месяц Святого Фредерика Копьеносца

Год 989-й от Великого Собора

1

Меня зовут Себастьян Март, и последний раз я убил человека двенадцать лет, три месяца и семь дней назад.

Полагаете, гордиться здесь особо нечем?

Кому как, уважаемые, кому как…

Добропорядочному обывателю – нечем, но я еще в ранней юности связался с дурной компанией и неминуемо сгнил бы на каторге, не одумайся вовремя и кандалам арестанта не предпочти кирасу пехотинца. После – не лучше; после были годы работы на королевскую тайную службу и возвращение на городское дно, только уже не безызвестным жуликом, а главой собственной шайки.

Удивительная карьера для мальчишки, рожденного в семье потомственных сапожников; для того, чья жизнь заранее расписана от начала и до самого конца.

Ведь если не стрясется никаких глобальных потрясений, не приберет к рукам случившаяся вдруг война, не унесет мор, не зарежут в темной подворотне лиходеи, твой удел до самой смерти тачать сапоги и шить туфли. И отдать Святым душу в собственной постели в окружении многочисленных родных и близких.

Если не сопьешься, разумеется. Выражение «пьет как сапожник» вовсе не на пустом месте родилось.

Быть может, именно эта предопределенность и оттолкнула меня от семьи?

Первый раз я попытался перехитрить собственную судьбу, когда вместо монастырской школы начал день-деньской пропадать в компании малолетних оболтусов на узеньких улочках припортовой округи. И сгинуть бы юному Себастьяну с ножом меж ребер в какой-нибудь темной подворотне, кабы не розги святых отцов да тумаки родного папаши. Впрочем, окончательно и бесповоротно наставить меня на путь истинный не сумели ни учителя, ни семья: уже в тринадцать лет я начал работать на господина Оша – скупщика краденого и ростовщика, за свою деловую хватку прозванного Мешком Костей.

Четыре года я собирал слухи, вел счета, выбивал долги и пристраивал к делу нужных людей и в итоге стал правой рукой старого хрыча, но, когда меня самого прихватили на горячем, он пальцем не пошевелил, чтобы добиться освобождения погоревшего подручного. Наоборот – попытался утопить еще глубже. При таком раскладе на каторге было не продержаться и декады; единственным способом избежать заточки в бок стала вербовка в королевский пехотный полк.

Глупость несусветная, и судьба-злодейка тихонько посмеивалась в кулачок, подсчитывая шансы восемнадцатилетнего юнца уцелеть в бойне, деликатно именовавшейся в официальных кругах Закатной кампанией. И посмеивалась неспроста: после битвы на Лемском поле наша сотня превратилась в полторы дюжины калек. Удивительное дело – мне тогда повезло отделаться парой царапин.