Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель

– В курсе, – кивнул я, припомнив отголоски темной волшбы.

Место под тюрьму было выбрано неспроста, там все так пропитано кровью, что ни обычный священник, ни даже экзорцист, пока внутри не окажутся, ничего не почувствуют.

– И что ты собираешься делать?

– У меня есть ты. Ты ведь можешь снять эти чары?

– Могу, – не стал отрицать этого Густав. – Но пока внутри твой драный экзорцист, я туда не сунусь. На своей территории он меня раздавит.

– Он точно внутри?

– Уловил его присутствие, когда проходил мимо.

– Допустим, его не станет, тогда ты в деле? – предложил я новый вариант.

– Не станет? – хмыкнул Сирлин. – Каким это образом, Себастьян?

Эдвард Рох зевнул, потер под носом и предложил:

– Если он будет столь неосторожен, что появится на улице, я его сниму.

– А если не появится? – срезал лучника Густав. – Что тогда?

– Тогда сам с ним разберусь, – заявил я.

Чернокнижник просто опешил.

– Ты?! – фыркнул он. – Да он тебе вчера чуть душу не сжег!

– Мои проблемы. Ты в деле или нет?

– Избавьтесь от экзорциста, – выставил условие Сирлин. – Избавьтесь от экзорциста, и я помогу. Но мой тебе совет: не суй голову в петлю. Внутри слишком много людей, у тебя нет ни единого шанса.

Я только рассмеялся:

– Много людей? Густав, ты забываешь, что сегодня его величество Грегор Четвертый отмечает свой семидесятилетний юбилей! Работников Пурпурной палаты погонят присматривать за порядком, много охраны в тюрьме не оставят.

– Возможно, и так, – согласился с этим доводом чернокнижник, без особого, впрочем, энтузиазма.

Я отмахнулся от зануды и попросил лучника:

– Эд, так ты понаблюдаешь за тюрьмой?

– За отдельную плату, – ожидаемо предупредил лучник.

– Само собой, – согласился я и подробно описал ему внешность Марка. Потом перешел к мрачно глядевшему в темную воду Хмурому и встал рядом: – Из наших кто-нибудь ушел?

– Всех положили, – ровным голосом ответил головорез. – Всех, кто в доме был.

– Бесов праздник! – выругался я. – С рыжим уже встречался?

– Он просил передать, что катакомбы под скотобойней раньше точно были, но что с ними сейчас – неизвестно. Планы не обновлялись лет десять.

– Понятно, – вздохнул я и распорядился: – Организовал наблюдение за округой?

– Сделал, – кивнул Хмурый, – но между нами, Себастьян: из Акраи надо валить. Пока волны не успокоятся, здесь ловить нечего.

– Полностью с тобой согласен, – невесело улыбнулся я. – Только вот ставки слишком высоки.

– Надеюсь, игра стоит свеч.

– Стоит. И напомни Ловкачу, что он будет нужен вечером.

– Хорошо.

Головорез перебрался с лодки на берег, Густав Сирлин молча последовал за ним, а вот Эдварда Роха я придержал и напомнил:

– Помнишь ящик из кареты?

– Ну? – остро глянул на меня лучник.

– Если что, забери его из кубрика. Не стоит его тут оставлять.

– Как скажешь.

Эдвард последним спрыгнул на лестницу; я посмотрел, как он поднимается на мостовую, улегся на теплую палубу и почти сразу провалился в беспокойный сон.

Впрочем, сном это назвать было сложно. Обожженная душа корчилась в бреду, насылая видения одно причудливей другого.

Друзья и враги, успехи и неудачи, пустяковины, про которые я давно уже и думать забыл, – все это проносилось передо мной, словно жизнь перед глазами сорвавшегося с крыши трубочиста.

Быть может, я тоже сорвался и падаю прямиком в Бездну, просто пока не понимаю этого?

Скоро станет ясно, уже совсем скоро…

2

Сон – лучшее лекарство, я же очнулся разбитым и уставшим. Потянулся, разминая затекшее тело, хлебнул из глиняного кувшина теплой воды, сплюнул за борт.

Немного полегчало, но лишь немного. Внутри продолжало полыхать незримое пламя, жгучее и злое; корежило меня – будь здоров. Но это с непривычки, это пройдет.

Надеюсь…

Я вылил остатки воды из кувшина себе на голову, вытерся запасной рубахой и достал из кармана часы.

На тех – без четверти полдень.

Слишком рано.

Но торчать на лодке не было уже никаких сил, поэтому я спустился в кубрик, взвалил на плечо дорожный сундук и выволок его на палубу.

– Здесь ждите! – крикнул кормчему, перемахнул на лестницу, легко взбежал по ней и зашагал к тюрьме.

А чего такого? Тащит себе человек сундук и тащит; дело житейское. Да и некому особо по сторонам глазеть: местные обитатели с самого утра за дармовой выпивкой отправились, и окраина совершенно обезлюдела.

Именно поэтому вычислить наших наблюдателей не составило никакого труда.

На крыше ближайшего к тюрьме дома лениво возился заголенный по пояс работник, внизу еще двое парней перебирали снятую черепицу, но перебирали они ее без особого интереса и больше поглядывали по сторонам.

Тут из соседней подворотни вынырнул Хмурый и поманил меня к себе.

– Тишина? – спросил я, проходя в небольшой тенистый дворик, где за накрытым столом скучал Густав Сирлин.

– Тишина, – подтвердил головорез.

Я поставил сундук под лавку, смахнул пот с лица и уточнил:

– Местные против не будут?

– Нет, – уверил меня Хмурый и разлил по кружкам вино.

Выпив, я взял с блюда свежую булку, разломил ее напополам и уселся напротив Густава.

– А Карл где? – спросил у него.

– На корабле, – промолвил Сирлин и замолчал.

Да ничего пояснять и не требовалось, и так все было ясно как белый день.

Я улегся на лавку и уставился в раскинувшуюся над столом крону старого клена.

– Воссоединение семьи прошло не слишком удачно? – спросил, желая поддержать разговор.

– Не начинай лучше, – попросил Густав столь ровным тоном, что поднимать эту тему сразу расхотелось.

– Порошок свой чудодейственный принес? – поинтересовался тогда.

– Да, – буркнул чернокнижник и поднялся из-за стола. Навис надо мной натуральной скалой и нахмурился: – Что с тобой не так, Себастьян?

– Поясни?

– Если бы от тебя не веяло скверной, я бы решил, что какой-то чужак нацепил твое лицо. Но нет, ты – это ты, а ведешь себя насквозь неправильно.