Экзорцист Семьи Ноя

— Аллен, сегодня первое ноября, так? — уточнила у Аллена Роад как-то утром. Уолкер, как раз занятый поиском своей записной книжки, в которой были очень важные, пусть и зашифрованные записи, не предназначенные для чьих-либо глаз (там было достаточно личного, немного опасного и капелька разумного), тогда почти не обратил на этот вопрос внимания.

— Второе, — только и ответил он, в третий раз прошаривая пространство под кроватью и чертыхаясь.

— Ноября?

— Да. Ноября. В чём дело? — плюхнувшись на спину и смиряясь на ближайшие десять минут с невозможностью отыскать нужную ему вещь, уточнил юноша, сдувая лезущую в глаза чёлку.

— Нет, ничего особенного, — произнесла она чётко, но продолжила бурчать, — Ноябрь. А год-то что? Совпадает? Они и не думали смотреть? А нет, только сейчас стало повторяться… слабаки… вот и это…

Роад совсем затихла, а Аллен покачал головой.

«Зачем тогда допрашивала?» — так и осталось не произнесённым.

Роад сидела за столом Уолкера, раскачивала полусогнутой ногой и просматривала что-то таинственное, напоминающее документы Тысячелетнего Графа. То есть именно то, во что ей лезть уже три месяца как категорически запрещено было.

— И точно не девятое?

— Роад, ты напрашиваешься на хороший допрос, ты в курсе? — вздохнул подросток, вылавливая из своих волос паутину и изумлённо думая о том, насколько халтурят здесь уборщики. Что, под кроватью подмести хотя бы сложно?

— Ладно, — тяжело вздохнула Роад . — Мне просто скучно, вот я и маюсь дурью. Пока папочка не вернётся, пройдёт ещё две недели, и это время мне в человеческом мире светиться нельзя, потому что я болею. Понимаешь суть?

— Мне никогда нельзя светиться, потому что я всегда где-то в школе или ещё где-то, — отмахнулся Аллен. Он признавал, его свободу действий на самом деле-то не особо ограничивали. Только разумные пределы. Но Роад была права, сейчас в этой старой крепости, лишь третья часть которой была оборудована для жилья, им с Роад было чудовищно скучно. Тем более что Граф всё время гулял, подыскивая всё новые и новые трагедии.

В последнее время он становился всё более задумчивым, меланхоличным, чем когда-либо прежде. Неа утверждал, что это не к добру, и отказывался от любого формата беседы с главой семьи . Отказ от беседы, по мнению Аллена, так же влиял на настроение Графа.

Впрочем, было и ещё кое-что. Война с экзорцистами, к примеру, объяснения которой мальчик почти не получил. То есть он знал, что изначально природа Ноев и Сердца так же, как и чистой силы и акума, настроена враждебно по отношению друг к другу. Это было у Ноев в крови, это было в сути чистой силы.

Почему иначе бы Аллен имел такие странные отношения со своей чистой силой? Та полагала врагами Ноев и акума. Но Аллен жил среди тех и других и врагами для него оказывались всё чаще люди. А акума могли лишь не по-настоящему угрожать в учебных боях.

В повседневной жизни рука слушалась Аллена просто отлично. Но вот её активация была проблемой. У Майтры на этот счёт, конечно же, было простое объяснение: чистая сила пока не чувствует в своём носителе нормального, самостоятельного, умеющего принимать решения и ответственность человека. Аллен был не достаточно взрослым, для того чтобы управлять чистой силой, для того, чтобы чистая сила ради его идеалов пренебрегала собственными. Вот подрастёт Аллен, и проблемы будут решены. Если чистая сила приняла решение не реагировать на Ноев и акума, как на опасность, значит, уже приняла сторону Аллена. Но пока не даёт собой и своей силой управлять.

Разглядывая кристаллы чистой силы в своей особой комнатке, Аллен размышлял о том, как такие обычные на первый взгляд вещицы могут иметь такой характер. Особенно долгим было размышления после того, как кое-кто рассказал ему о так называемых Падших поподробнее. Хорошо, что в этой Семье появился парень, с лёгкостью объяснивший Аллену многое об Ордене. Жаль, что он наведывался к Графу не слишком часто.

— А где Леро, не в курсе? — прерывая размышления Аллена о собственной руке и значимости её в собственной судьбе, прозвучал вопрос Роад. — Он всегда берёт его с собой в последнее время, так?

— Нет, — Аллен ответил, не задумываясь. — Он же всю неделю не по трагедиям. Что-то с твоим папочкой решает.

— Хмм… хорошо… — Роад снова опустила голову, впиваясь взглядом в украденные документы, и хищная улыбка расползлась по её губам. Аллен не обратил на это никого внимания, его взгляд натолкнулся на искомую записную книжку, и всё вокруг отошло на второй план.

Он не вспоминал об этом разговоре ещё достаточно времени. Он продолжал жить в самом обычном для себя режиме. Время от времени он учился, в основном занимался самообразованием, период обязательных каждодневных уроков был окончен после того, как в него запихнули необходимые для жизни основы. Сейчас его полагали достаточно взрослым, чтобы самому решать, что и как учить. Разумеется, любые источники знаний от книг до профессоров могли оказаться в его распоряжении, стоит только попросить.

Кроме обучения оставались визиты к Музыканту во сне и реже наяву. В Ковчег Аллен попадал с кем-нибудь из Ноев, несмотря на совершенствование навыков управления, с которыми тоже были свои проблемы. Отношения же между Четырнадцатым и Алленом почти не изменились. Подросток всегда мог прийти к Музыканту за помощью, пусть даже она заключалась в очередном удивительном музыкальном часе. А сам Музыкант всё так же опекал мальчика и лишь иногда сам делился своими непонятными переживаниями.

Очевидно, всё это было связано с прошлым. Прошлым, в котором Четырнадцатый Ной перебил свою Семью и даже, возможно, покушался на жизнь Графа. Что именно было целью его действий на самом деле, никто не знал. При этом Семья не помогала, большинство этого не помнили, а Роад молчала. А предположения Аллена были слишком дикими и многоликими для правды.

Разумеется, приходилось не забывать о жизни общественной. Сейчас, пятнадцатилетний, загадочный и, в общем-то, опасный племянник министра Камелота вызывал достаточно интереса, чтобы этим можно было умело воспользоваться. Шерил сожрал бы мальчика живьём, если бы Аллен этим не пользовался. К счастью, ему удавалось по большей части избегать больших мероприятий, от чего распространились слухи о его якобы большом наследстве, требующем серьёзных навыков управления. Мол, потому Аллен и занят большую часть своего времени и не веселится с остальной молодёжью, выбирая между отдыхом и делами последнее.

Аллен не спорил. Годы практики научили его в совершенстве носить маску умного и взрослого не по годам подростка. Стоило отметить, что всестороннее развитие, включавшее путешествия с Узами или Тики за чем-то вроде очередной чистой силы, возможность посмотреть разные уголки мира и посмотреть на людей, базовое образование, постоянные физические тренировки, экзаменом которых были встречи с Тринадцатым, общение с очень разносторонними личностями, которых хватало даже в пределах Семьи – всё это оказало свой эффект. Тот, что Аллен считал положительным. Никуда не ушли привитые Маной ценности и манеры, его характер всё ещё нельзя было назвать действительно сложившимся, любопытство подталкивало на новые эксперименты, детский страх перед людьми остался в детстве, хотя подросток всё ещё предпочитал чужому обществу общество членов Семьи. Было достаточно того, что вызывало неприятие, были те, кто вызывал враждебность. Он был подростком, он пытался понять мир и осознать, кем он является сам, что на самом деле хорошо и плохо, что вредно и полезно, как это может меняться в зависимости от точек зрения. Он не мог не задаваться подобными вопросами, проживая в такой Семье и зная о хрупкости людей, всего того, что они создают, и целого мира.

Он хотел быть преданным Семье Ноя и больше всего опасался признаться Музыканту. Тому самому, который, возможно, очень не любил Ноев на самом деле. Тому, кого называли вне Семьи предателем. И в Семье тоже особо не любили.

Но Четырнадцатый в ответ на это лишь улыбнулся и сообщил, что это хорошо. Аллену будет легче.

Аллен спросил, правильно ли это.

Музыкант ответил, что желание Аллена не может быть неправильным. Подобное желание.

Аллен спросил, что на это сказал бы Мана.