Экзорсист (Изгоняющий дьявола) (др.перевод)
Шрифт:
— Всем сердцем умоляю вас, Отец, не уходите.
Друг заговорил очень мягко: чай, мол, допит, и поздно уже, пора заняться делами.
— Нет-нет, я хотел сказать, не уезжайте домой.
Старик задумчиво глядел на зернышко, застрявшее в уголке рта у араба: мыслями он уже был не здесь. “Домой”, — повторил он тихо. Странная безысходность прозвучала в его голосе.
— В Штаты, — добавил смотритель, сам удивившись, зачем. Человек в хаки бросил на друга последний взгляд и будто проник в эту секунду к самым истокам этого темного страха. Любовь к ближнему: здесь она давалась ему легко.
— Прощай, — шепнул он. Затем развернулся и шагнул за порог, в сумерки, навстречу пути, который в эту минуту казался ему
— Встретимся через год! — крикнул смотритель с порога. Но человек в хаки не обернулся. Он пересек улицу по диагонали, едва не попав под быстрые дрожки, и стал медленно растворяться в пространстве. В кабине восседала дородная матрона; кружевная вуаль ее развевалась как саван… Когда араб снова перевел взгляд в темноту, друга уже не было видно.
Человек в хаки шел быстро, словно боясь опоздать куда-то. Он вышел из города, оставил позади пригород, перебрался на другой берег Тигра. Приближаясь к руинам, замедлил шаг: предчувствие нарастало, принимая почти уже определенную, зловещую ферму. Нет, все нужно было узнать до конца. Чтоб успеть подготовиться к встрече.
Скрипнула под тяжестью тела доска, переброшенная через мутные воды Хосра. Через минуту старик уже стоял на склоне холма, там, где сияла когда-то всеми пятнадцатью вратами своими Ниневия, грозная столица великого ассирийского воинства. Сейчас город лежал, придавленный прахом своей же кровавой судьбы. Но он был здесь, он незримо витал в воздухе — тот самый Нечеловек, что так любил истязать его когда-то в опустошающих, диких кошмарах.
Курдский охранник увидел его из-за угла, скинул винтовку и побежал было, но — узнал, остановился с ухмылкой, повернулся и пошел продолжать обход.
Человек в хаки медленно, крадучись, обошел развалины — храм Набу, храм Иштар, — прислушиваясь к тишине, впитывая флюиды. У дворца Ашурбанипала он остановился, опасливо покосился в сторону, на известковую статую, будто затаившуюся в тени. Длинные крылья с зазубренными краями, когтистые лапы, нагло торчащий толстым обрубком пенис, рот, растянутый в дикую усмешку. Демон Пазузу.
Внезапно старик будто поник всем телом. Теперь он все понял. Неминуемое приближается.
Мертвая пыль. Оживающие тени. Лай бездомных псов донесся с окраин. Солнечный диск стал опускаться за горизонт. Старик опустил рукава, застегнулся. Ветер дул с юго-запада.
Он быстро зашагал прочь, в Мосул, к своему поезду. Ледяной обруч предчувствия все еще сжимал сердце. Скоро он встретится лицом к лицу со старым, древним врагом.
Часть первая
НАЧАЛО
Глава первая
В тусклом мире незрячего человека вспышка тысячи солнц — лишь слабый, неясный блик; так и в нашей истории — первые сигналы приближающейся катастрофы остались никем не замеченными, в круговерти последовавших за ними страшных событий забылись и с ними никогда уже больше не связывались. Ужас надвигался, но не было человека, который бы мог его распознать.
Крис сняла себе дом в джорджтаунском районе Вашингтона. Это был мрачноватый кирпичный особнячок, увитый плющом и словно сжавшийся весь в тисках буйной зелени, — типичный образец колониального стиля. С противоположной стороны улицы начинался университетский городок, а позади крутая набережная спускалась к оживленной М-стрит и мутному Потомаку.
Ранним утром первого апреля в доме было тихо. Крис Мак-Нил, лежа в постели, просматривала текст завтрашней роли; ее дочь Риган спала в комнатке за холлом, а внизу, в спальне по соседству
с кладовой, находились Уилли и Карл, супружеская пара средних лет, занимавшаяся всем домашним хозяйством. Было около половины первого, когда Крис вдруг оторвалась от сценария и удивленно нахмурилась. В доме раздавался стук — приглушенными, ритмичными сериями. Будто мертвец вздумал выбить пальцами какой-то космический код.Странно.
Минуту Крис прислушивалась, затем решила не обращать внимания, но стук назойливо продолжался — сосредоточиться было совершенно невозможно.
Боже, это меня сведет с ума.Она поднялась посмотреть, в чем дело. Вышла в коридор, огляделась. Звуки доносились, похоже, из комнаты Риган. Чем это она там занимается?
Пока Крис шла через холл, стук резко усилился и участился. Но стоило ей толкнуть дверь и переступить через порог, как он прекратился.
Черт побери, что происходит?
Ее дочь, миловидная одиннадцатилетняя девчушка, крепко спала, прижавшись к плюшевому панде; за все эти годы он уже полинял от бесконечного тисканья и поцелуев. Стараясь ступать помягче, Крис пробралась к кровати, нагнулась и прошептала:
— Рэгс? Не спишь, что ли?
Ответом ей было ровное, глубокое дыхание. Крис оглядела комнату. Тусклый свет, проникавший из холла, пятнами вырывал кусочки детского мира: рисунки Риган, пластилиновые фигурки и целый плюшевый зоопарк.
Ну ладно, Рэгс, мамочка попалась. Теперь скажи: “Первое апреля!”
Но нет: Риган — девочка тихая, очень застенчивая: на нее это совсем непохоже. Кто же тогда? Кто-нибудь решил спросонок проверить отопление или канализацию? Когда-то в горах Бутана Крис несколько часов кряду глядела на буддийского монаха: сидел он себе, сидел на корточках, медитировал — да и воспарил! Вроде бы… Позже, всякий раз, рассказывая об этом, она не забывала добавлять эти два слова. Может быть, и сейчас всего лишь мозг ее, неистощимый мастер всяких фокусов, взял и отстучал… вроде бы, дробь?
Ерунда! Я же слышала!
Крис бросила резкий взгляд на потолок. Ага! Какое-то слабое царапанье. Крысы на чердаке, этого только и не хватало! Крысы!Она перевела дух. Они, конечно. Длинными своими хвостами. Шлеп-шлеп.Как ни странно, мысль эта Крис успокоила. Но тут она впервые заметила, какой в комнате адский холод. Тихо подошла к окну; проверила — закрыто. Потрогала батареи. Горячие. Вот как?
Несколько озадаченная, Крис вернулась к кровати и прикоснулась к детскому лицу: щека была нежно-гладкая, чуть влажная.
Наверное, я заболела!
Она поглядела на дочь: на мило вздернутый носик, веснушчатое лицо — растрогалась и, быстро нагнувшись, поцеловала теплую щеку. Шепнула: “Я люблю тебя!” — и снова отправилась к себе в спальню. Забралась в постель и опять взялась за сценарий.
Это был комедийный мюзикл; новое прочтение пьесы “Мистер Смит едет в Вашингтон”. В дополнительно вставленной сюжетной линии — речь там шла о бунте в студенческом городке — Крис была отведена главная роль: она должна была сыграть преподавательницу психологии, вставшую на сторону мятежников. С самого начала все это очень ей не понравилось. Идиотизм! Боже, какая тупость!Крис любила и умела в свою роль зарыться с головой, как птица клювиком, разворошить словесную мишуру, найти драгоценное зернышко мысли в ворохе пустой фразы. Но здесь все было не то. В чем же тут дело? Разрыв поколений? Глупости, мне тридцать два. Просто такая уж роль дрянная…