Элантрис

Глубоко вздохнув, она открыла шкатулку, достала знак сущности, нанесла чернила и закатала рукав его рубашки, обнажая плечо.

Шай немного помедлила и опустила печать. Та коснулась плоти и, как всегда, замерла на мгновение. Кожа и мышцы некоторое время сопротивлялись, но потом штамп погрузился еще на дюйм.

Шай повернула печать, окончательно ее закрепила и вытащила. Ярко-красная метка слабо вспыхнула.

Ашраван моргнул.

Шай поднялась и сделала шаг назад, когда он сел и огляделся. Про себя она считала секунды.

– Мои покои, – пробормотал Ашраван. – Что произошло? На нас напали. Я… я был ранен. О, Мать света. Куршина. Она мертва.

Его лицо затмила маска скорби, но через секунду Ашраван взял себя в руки. Он император. Он был темпераментным, но, за исключением приступов ярости, был в состоянии хорошо скрывать свои чувства. Он повернулся к ней, и его живые глаза, которые вновь видели, обратились на нее.

– Кто ты?

Этот вопрос скрутил узел у нее внутри, несмотря на то, что она его ожидала.

– Я своего рода хирург, – ответила Шай. – Вы были тяжело ранены. Я вас исцелила. Однако при этом воспользовалась тем… Что, в вашей культуре, считается немного противным.

– Ты запечатыватель. Ты… Воссоздатель?

– В некотором смысле, – ответила Шай. Он поверит в это, потому что хочет верить. – Это был сложный случай запечатывания. Каждое утро вам придется ставить печать и всегда держать при себе металлическую пластинку, в форме диска… они в шкатулке. Без всего этого, Ашраван, вы умрете.

– Отдай ее мне, – сказал он, протягивая руку к печати.

Она колебалась, хотя сама не знала почему.

– Отдай ее мне, – повторил он более властно.

Шай вложила печать ему в руку.

– Никому не говорите, что здесь произошло, – обратилась она к императору. – Ни страже, ни прислуге. Только ваши арбитры знают, что я сделала.

Крики снаружи становились все громче. Аршаван посмотрел в их сторону.

– Если никому нельзя знать об этом, то тебе лучше уходить. Убегай и никогда не возвращайся, – он перевел взгляд на печать. – Мне следовало бы убить тебя за то, что ты знаешь мой секрет.

Вот и эгоизм, который он приобрел за время своего пребывания во дворце. Да, с этим она угадала.

– Но вы так не поступите, – сказала Шай.

– Нет.

А это уже милосердие, погребенное где-то в глубине его души.

– Уходи, пока я не передумал.

Шай сделала шаг к двери, доставая свои карманные часы – прошла, как минимум, минута. Печать схватилась, хотя бы на некоторое время. Она обернулась и посмотрела на императора.

– Чего ты ждешь? – спросил он.

– Я просто хотела взглянуть, в последний раз, – ответила она.

Аршаван нахмурился. Шум был все ближе.

– Уходи, – сказал он, – пожалуйста.

Император словно знал, почему поднялся такой гвалт или, по крайней мере, догадывался.

– На этот раз постарайся быть лучше, – промолвила Шай. – Пожалуйста.

С этими словами она убежала.

Какое-то время она боролась с соблазном вложить в Ашравана стремление защитить ее. Но для этого не было никаких оснований, по крайней мере, с его точки зрения, а раз так, то и все воссоздание могло оказаться под угрозой. Кроме того, Шай не верила, что император в состоянии хоть сколько-нибудь помочь. До окончания траура ему не дозволено покидать свою комнату или говорить с кем-то еще помимо доверенных арбитров. В течение этого времени именно арбитры управляли империей.

На самом деле, они и так ею управляли. Нет, поспешная переработка души Аршавана, чтобы он хотел защитить ее, не сработала бы. Возле последней двери Шай подхватила свой поддельный горшок, подняла его и выбежала из двери. А затем громко ахнула, реагируя на доносящиеся крики:

– Это все из-за меня? – воскликнула Шай. – О, Ночи! Я же не хотела! Я знаю, что не должна его видеть, что к нему нельзя входить, я просто ошиблась дверью!

Охранники пристально посмотрели на нее. Один из них расслабленно проговорил:

– Ты здесь ни при чем. Иди к себе и не высовывайся.

Шай кротко поклонилась и поспешила прочь. Большинство стражников ее не знают, так что…

Она почувствовала резкую боль в боку и ахнула. Такую же, что приходилось испытывать каждое утро, когда Клеймящий опечатывал дверь.

Шай в панике ощупала свой бок. Разрез на блузке – там, где Зу полоснул ее мечом – прошел насквозь через темную нижнюю сорочку. Она осмотрела свои пальцы, на которых были капли крови. Просто царапина, ничего опасного. В суматохе она даже не заметила, что ранена.

Но на мече Зу… осталась кровь. Свежая кровь. Клеймящий быстро оценил обстановку и начал охоту. Боль указывает на то, что он выследил Шай и повел своих зверушек по следу.

Она отшвырнула горшок в сторону и бросилась бежать. Оставаться незаметной больше не было смысла. Если скелеты Клеймящего догонят ее, она умрет. Нужно найти лошадь, а затем скакать, отрываясь от его собачек ровно сутки, пока ее кровь не потеряет свежесть.

Шай неслась по коридорам. Слуги стали показывать на нее, другие кричали. Она едва не сбила с ног посла-южанина в красных жреческих доспехах.

Шай выругалась, оббегая его. Выходы из дворца уже наверняка заблокированы. Она знала это, так как изучала режим охраны. Выбраться будет почти невозможно.

«Всякий раз имей запасной план», – любил повторять дядя Вон. Он у нее был всегда.

Шай остановилась в коридоре, когда с запозданием поняла, что бежать к выходам бессмысленно. Ею начинала овладевать паника, Клеймящий уже шел по следу, но нужно взять себя в руки и сосредоточиться.

Запасной план. Он был безрассудным, но это все, что у нее оставалось. Шай снова побежала, повернула за угол, запутывая погоню, и вернулась к исходной точке своего забега.

«Ночи! Надеюсь, я в нем не ошиблась, – думала она. – Если он еще больший обманщик, чем я, то мне конец. О, Неведомый, сделай на этот раз так, чтобы я оказалась права».

Сердце колотилось, но усталость не чувствовалась. Она остановилась в коридоре, ведущем к покоям императора.

Шай ждала. Охранники, хмурясь, смотрели на нее, но остались на своих местах в конце коридора, как их и учили. Они окликнули ее. Трудно было оставаться на месте. Клеймящий со своими ужасными тварями был все ближе и ближе…