Ельцын в Аду

– И в аду, и в России это уже осуществлено!
– отбрил драматурга лукавый.

– Но там же выборы проводят!

– Только для того, чтобы побольше бабла срубить!
– авторитетно заявил ЕБН.

Тут вперед выступила группа адозаключенных и обратилась к Дьяволу:

– Слышь, Хозяин, тут к тебе общая заява есть. Раскоронуй Трехпалого! Или хотя бы объяви негодяем.

– Какая замечательная идея!
– оживился Сатана.
– Решили своему пахану спилить ноги (подставить и занять его место)? На каком основании? Обоснуйте!

– Не по понятиям он себя ведет, а жуликом числится!

– Ладно, давай устроим концевой разбор (суд) - все развлечение, а то в последнее время в моих владениях — сплошная скукота. Объ...бон приготовили?

– А как же!

– Что это такое?
– Ницше в очередной раз обратился за разъяснением к своему подопечному.

– Объявить негодяем — признать совершившим жуткий проступок перед другими зэками. Объ...бон — обвинительное заключение по уголовному делу.

– Кто из вас будет предъяву кидать?
– спросил Люцифер.

– Я сейчас — смотрящий, значит, я и буду о зехерях (нехороших делах) Трехпалого толковать!
– вперед выступил один из представителей новообразовавшейся оппозиции против ЕБН.

– Колян Железнодорожный! Ну, и чего ты, козел, морозишь тут не по сезону? На кого прешь, чмо?! Я в свое время тебя отмазал, чтоб тебе не дали срок, а ты на меня бочку катишь?!

– Кажется, я вспомнил, кто это!
– сообщил Ницше всем и никому.
– Николай Аксененко...

– Так точно!
– подтвердил чекист-аноним.
– Он руководил Министерством железнодорожного транспорта, был первым вице-премьером. Составил себе огромное состояние, играя на тарифах, которые устанавливал по собственному усмотрению для различных клиентов — от жестких до средних, мягких и совсем пуховых — в зависимости от того навара, который получал сам. Незаконно продал Чечне 240 цистерн с бензином (10 тыс.тонн); эта миллионная сделка носила и политический характер. В 1997 году закупил в Японии партию железнодорожных рельсов на сумму 33 миллиона долларов, в то время как отечественные производители рельсов простаивали. Наши рельсы по качеству ни в чем не уступали японским и даже превосходили их, к тому же были дешевле. Но все расчеты с японцами велись через кипрскую офшорную фирму, и значительная часть комиссионных от этой сделки была «отстегнута» министру. Сын Аксененко возглавлял швейцарскую фирму «Транс-рейл», которая специализировалась на перевозке иностранных грузов по российским железным дорогам. Она была монополистом на этом рынке, потому что конкурировать с ней было невозможно. За все это Колян получил прозвище — министр путей обогащения.

– Сообщения, - поправил философа бывший ставленник Ельцина.
– По старым маклям я из хомута вышел (оправдался перед законом) до того, как здесь стал висеть (отбывать срок). А ты Борис, не кипишись. Я все по понятиям делаю. Ты Меченого с трона скинул? Скинул! А я чо — в плечах уже тебя? Вон Пугачева про тебя песню пела...

– Эт какую?!
– опешил пахан.

– «Все могут короли»! А про меня никто не пел! Ты побыл жуликом — теперь моя очередь!

– Так Вы всю жизнь жуликом были, насколько я слышал!
– Ницше аж рот открыл от удивления.

– Ну, я имел в виду, что мой черед стать главшпаном, - пояснил Аксененко.

– В преисподней?!

– А хоть где!

– Так, давайте отложим вашу упоительную болтовню, - вмешался Дьявол, - и приступим к делу — судебному делу. Распределим роли. Я — судья, Колька Железнодорожный — обвинитель, Борька Трехпалый — обвиняемый, Федя Философ (Ницше скривился) — адвокат... Кого нехватает? А, присяжных... Кто ими станет? Хотите?
– предложил он собравшимся.

– Не, нам западло...

– А если вас назвать народными заседателями?

– Еще чего! Присяжные иногда хоть что-нибудь решают, а народные заседатели были золотыми рыбками в аквариуме: только рот разевали... Сплошные Васи с парашютом (ротозеи)!

– Лады, тогда я приглашу независимых и посторонних — сотрудников моей администрации. Эй, крысы канцелярские, сюда!

Кремль в который раз испытал нашествие инфернальных юристов.

– Как дела, хвостатые?

Хор голосов ответил вразнобой:

– Перебираем!

– Подшиваем!

– Откладываем!

– Дела у прокурора, у нас делишки.

– Что-то вас слишком много... Эй, а кто-нибудь на приеме свежеупокоенных остался?
– всполошился Повелитель мух.

– Не...е... Мы, как врожденные бюрократы, ушли, оставив на столах записочки: «Меня нет и больше не будет»...

– Не пойдет!

– Так ведь свежеупокоенные все равно мучаются — неизвестностью...

– Пекло — не Россия: здесь должен царить порядок! Двенадцать крыс — присяжные, остальные - обратно в канцелярию! Министр путей обогащения...

– Обижаешь, начальник!
– возмутился Аксененко.
– Перед корешами позоришь!

– Куда уж тебе дальше позориться-то... Ладно, назовем тебя: обвинитель. Давай, выступай по делу!

– Так я только по делу и выступаю!

– Клятву приноси!

– Варнацкое слово на варнацкую честь!

– Харэ воду гнать!
– помнящий о сокращающемся сорокадневном сроке ЕБН решил ускорить процесс.- Я сказал — ты слышал! Выкладывай предъяву, а там посмотрим, кто за домом (тюрьмой) смотреть будет и кто тут будет держать масть (обладать реальной властью)! Не вывезешь (не докажешь обвинение) — дам команду поставить тебя на четыре кости (изнасиловать)!

– «И НАЧАЛ ТОМЛИНСОН РАССКАЗ ПРО СКВЕРНЫЕ ДЕЛА...» - процитировал с неба сам себя Киплинг.

Аксененко откашлялся и приступил к обвинению:

– Трехпалый — неправильный, нечестный вор! И все время на кочерге (пьяный)! Настоящий жулик в зоне ведет себя спокойно, с достоинством. Скромен, знает, в какой момент вступить в разговор, но чтобы последнее слово осталось за ним. Чувствует, кого нужно одернуть, поставить на место, в этом разбирается хорошо. Знает все о последних сходках. Называет тех, кто дал ему дорогу в воровскую жизнь. Через баландера передает по камерам маляву с наказом, чтобы поддерживали друг друга в хатах, серьезно относились к дорогам (способе передачи записок по натянутым веревкам), ставили его в известность о беспределе со стороны администрации, контролеров. Начинает собирать общак и как можно скорее направляет курево на больничку — в «тубанар» и «терапию»...

А что творит Трехпалый? Как откинулся к нам на зону, поднял кипиш, не дал устроить прописку Философу, сгандобил подлянку всей Индии — всех нас адский спецназ отоварил из-за никчемной шлемки. Грева никому никакого не дал. Маляв не отправил. Никто от него портфеля не получил (не стал смотрящим)... В общем, как на земле правил через жопу, так и тут!

– Ах вот в чем дело!
– догадался Ницше.
– А я-то сначала не понял Ваш заезд... извините, намек! Борис Ваши полномочия не подтвердил — и Вы сразу против него пошли... В защиту могу сказать только одно: Ельцин здесь пребывает очень малое время и неизвестно, останется ли — поэтому ничего не делал. Что за меня заступился — спасибо ему, значит, что-то человеческое в нем еще осталось...

– «Человеческое, слишком человеческое»!
– передразнил немца Люцифер, используя название одной из книг Ницше.
– Когда тебя самого за горло едва не взяли, сразу свою философию забыл. Оказывается, это хорошо, когда сильный бессильного защищает...

– Слаб человек...
– потупился Фридрих.

– Это ж он церковников цитирует!
– наябедничала канцелярская крыса.

– Точняк! Почему у него все отмазки на такой дальняк?
– поддержал его Аксененко.

– Мда, Ницше, на земле ты прекрасно всех других обвинял, а свои взгляды защищал. Здесь же на адвоката не тянешь. Меняем защитника! Дэпан, что ты можешь сказать за своего «некрестника»?