Электрик. Книга 2
Шрифт:
Ага, как-то мы проморгали появление большого отряда местной стражи, хотя они могли с совсем другой стороны заехать, да и ускакали тоже не мимо нас.
— А остальные-то дурни их далеко отсюда ищут, а они прямо здесь под носом затаились, — засмеялся он козлиным смешком.
— Так стража баронская появилась сразу же из замка, быстро разобралась с телами, опросила тех мужиков, кто делил имущество с покойников, отлупила их, все отобрала и тут же бросилась в погоню, — объясняет сегодняшние события уже после нашей пропажи основной здесь мужик, судя по его могучему басу. — Они, ну всего на один час отставали от этой повозки, догнали бы ее после обеда обязательно, так
Опа, спасибо мужику за подробный расклад по нашей погоне, значит, нам тут оставаться никак нельзя.
Но и нестись тупо по дорогам куда-то далеко вперед тоже нет никакого смысла, ждут нас где-то в трех-четырех часах пути воины местного барона. Нужно где-то между ними спрятаться, вряд ли мужики деревенские дальше пяти километров от своей деревни отойдут. Но и стража начнет с утра прочесывать леса вокруг обоих дорог, двигаясь навстречу местным мужикам.
— Шелиши и Троболье — запоминай, — одними губами шепчу я Ксите. — Нам туда точно не надо.
— Погодь, что-то этот вообще ничего не чувствует, — здоровенный мужик поперек себя шире, толкает потерявшего сознание наемника вилами в бедро, но тот никак не реагирует на сильно чувствительный укол.
— Так что, не спеши, Трифин, к его милости бежать с докладом. Можно и самим награбленное злодеями добро поделить, раз никто нас не видит. Только по уму все сделать придется. Это получше будет, чем все тут кому-то из баронской стражи показывать. Нам-то с добра этого ничего тогда не перепадет, — делает вывод его копия, держа в могучей лапе настоящее копье.
— Точно, от его милости снега зимой не выпросишь, а тут такой богатый подгон получается. Только лошадь с повозкой в деревню гнать нельзя, сразу же барону наябедничают соседи, — говорит первый, такой же кряжистый мужик с вилами в руке.
— Ага, сегодня, как разобрали лошадей с холма, так остальные мужики, кому ничего не досталось, сразу Станошу, главному в баронской дружине рассказали, а он приказал лошадей ему сдать. Тех, кто начал жадничать и отдавать не захотел, дружинники копьями сильно побили, — смеется радостно молодой, отираясь около Фиалы. — И все равно лошадей, и доспехи с покойников забрали.
— Я сразу понял, что где-то они недалеко спрятались, раз дружинники никого не догнали, хотя приехали вообще быстро, — повторяет нам эту новость мужик с вилами. — Сын, ты где там? Около девки трешься?
— Значит, если бы попробовали уехать, так точно снова бы воевать пришлось, — показываю я одними глазами Ксите.
— Да, батя, девка тут лежит, шея перевязанная и без сознания! Красивая и сиськи упругие, — слышу я снова молодой голос с той стороны повозки. — Можно ее помять немного, с нее уже не убудет.
Ага, мелкий гаденыш мою Фиалу усердно лапает своими грязными лапами и ему наплевать, что она ранена вообще.
— Нехорошие это люди, — шепчу я снова Ксите. — Это очень хорошо, что именно такие здесь оказались, нам же проще дальше будет.
— Э, ты куда перед батькой лезешь! Сначала я должен с нее пробу снять, — бормочет папаша, добравшись до повозки с другой стороны. —
Хороша, зараза, тело какое сдобное! Рот ей завязать нужно накрепко, чтобы не заорала внезапно, если очнется. Попользуем ее по очереди, как следует. Вдруг она заразная какая? Мне-то уже можно, а тебе еще детей заводить нужно, сынок. Мы с таким богатейством теперь очень сладко заживем.— Эй, брат, что вообще делать будем? Оторвись ты от девки на минуту. С этими и с повозкой с трофеями? — басит второй мужик, оставшись стоять около Терека.
— Да, что тут думать-то? Этих обоих под нож, как будто их свои убили, а повозку с лошадьми по темноте уведем отсюда, — отвечает папаша молодого парня.
— У нее, батя, даже кожа прозрачная и светится, никогда такой девки не видал, — восхищенным голосом произносит отодвинутый папашей в сторону сынок.
— Давай ее спускай с повозки. Пусть животом на ней лежит, а задом к нам окажется. Пройдемся по всем дыркам у нее, не на что будет пожаловаться перед смертью шалаве, все получит сполна.
Глава 5
Грязные намерения местных сельских жителей нам вполне понятны и за них им придется заплатить правильную цену, которую уже назначат друзья раненых.
Тем более Ксита уже вовсю свирепо толкает меня кулаком в бок, требуя начинать наводить порядок уже по-нашему.
Это она слишком нетерпеливая на самом деле. Они пока, кроме гадких слов, ничего такого не сделали, требуются от них преступления против совести и человечности значительно больше по своему значению.
Ну, не сами преступления, а намерения их совершить. До самих преступлений я допускать никого не собираюсь.
Я сам хочу, чтобы селяне вовсю запачкались, чтобы проще оказалось их убить для самого себя уже потом.
Сейчас это устроить довольно легко, когда они выступают полными тварями, а вот когда окажутся скромно молчащими, надежно зафиксированными пленниками, смотрящими на тебя с понятной мольбой — уже не очень как-то рука поднимается казнить и не миловать.
— Одну лошадь можно к куму отогнать, на лесозаготовки и там к работе пока приставить. Там она не так заметна будет, как в деревне. Вот что с второй скотиной и с этими доспехами делать? — второй мужик больше переживает о добыче, меньше обращая внимания на Фиалу и ее сейчас всем доступное тело.
— Эй, брат, мужика добивать уже? — решает он заняться наконец реальными делами.
— Добивай! — слышу я. — Не мешай нам! У нас тут дело здорово поинтереснее!
И вижу, как его брат спускает портки.
Мужик с копьем тут же достает длинный нож с пояса и наклоняется к Тереку, примечаясь к его шее.
Этого уже вполне достаточно, последний, еще не сильно провинившийся перед нами селянин собрался перерезать нашему человеку горло.
Он первым и падает молча перед повозкой, крепко получив по сознанию. За ним я нахожу светящиеся сознания отца и сына и прикладываюсь к обоим. Они тоже молча раскладываются на траве, папаша совсем громко бухнулся своей здоровенной тушей.
Ксита проскакивает мимо меня, горя жгучей местью за обиду, которые селяне хотели нанести ее сестре. Она видит задранную на узкую девичью спину окровавленную рубаху и уже спущенные кожаные штаны на сестре, поэтому совершенно справедливо обещает устроить обоим полную кастрацию на месте.
— Раненую девку при смерти насиловать собрались! Да вам конец, твари! — вырывается у нее непроизвольно торжествующий возглас, но я шиплю, чтобы не голосила:
— Гостей нам больше не надо, этих девать некуда. Молчи лучше, горластая. Из-за такого крика Терека эти гады сюда и заявились.