Елена Блаватская. Между светом и тьмой

И все-таки становится как-то не по себе, когда представишь, что за фигурами духовных учителей Блаватской – махатм Мории и Кут Хуми, стоит какое-нибудь кувшинное рыло, вроде его превосходительств Никанора Степановича или Степана Никаноровича из Третьего отделения. Людей, может быть, умных и образованных, но непоправимо нравственно обезображенных спецификой профессии, которую они для себя избрали.

Блаватская и врагу не пожелала бы испытать и частички того, что выпало на ее долю, когда она оказалась практически одна, без кола и двора в чужом, сотрясаемом национально-освободительными войнами мире. Понятно, какую пищу дает ее кочевая, одинокая жизнь изобретательным и злым языкам. Да, Блаватская окутала определенный период своей жизни тайной. Но причина ее скрытности была не в том, что она стыдилась каких-то своих сомнительных поступков, недостойных ее происхождения и таланта. Чистоплюйкой моя героиня не была и с людьми, которых духовно «окормляла», особо не церемонилась. Не скрывала, по крайней мере, в своих письмах, что сама в нравственном отношении вела себя не так, как хотелось бы. Это умолчание о некоторых периодах ее жизни, на мой взгляд, объясняется исключительно тем, что она не любила говорить о действительно выстраданных вещах. Ведь все эти выпавшие из поля зрения ее биографов годы Блаватская, как она признавалась, настойчиво «искала встречи с неведомым».

К тому же она боялась огорчить своих родственников рассказом, почему, как и с помощью кого овладела эзотерической мудростью Востока. Не забывайте, что вся ее родня относилась к людям консервативным, считавшим себя добрыми христианами.

Как она вспоминала, родственники предпочли бы видеть ее обычной проституткой, чем тем, кем она была на самом деле, – женщиной, с головой погруженной в занятия оккультизмом. И только спустя много лет после начала ее странствий сестра Вера и тетя Надежда Андреевна наконец-то признали ее главные идеи о высоком оккультизме достойными внимания. Эти идеи поразили их воображение, и близкие поддержали ее. Иначе ей пришлось бы совсем туго.

Вместе с тем Вера Петровна долгое время наотрез отказывалась поверить в реальное существование Учителей, чем основательно огорчала Блаватскую, а ее тетя Надежда Андреевна Фадеева поверила в них только на короткое время под сильным нажимом племянницы. Зато впоследствии некоторыми своими фантазиями и рассказами о непостижимом и необъяснимом сестра Блаватской превзошла даже ее.

Ощутимый удар по посмертной репутации Блаватской нанес не столько Всеволод Соловьев, автор посвященной ей и изданной после ее смерти книги «Современная жрица Изиды», сколько ее двоюродный брат – граф Сергей Витте, рассказавший о ней в своих воспоминаниях много такого, о чем близкие родственники предпочитают забыть.

Правда, нашлись заступники, защитники ее доброй репутации, которые не преминули отметить, что, когда Елена Петровна вернулась в Россию в конце 1858 года, семь лет находясь неизвестно где, ее двоюродный брат Сергей был в чересчур нежном возрасте, чтобы иметь о ней собственное мнение. До сих пор трудно понять, зачем выдающемуся государственному деятелю и барину по своей натуре понадобилось вывешивать перед всем светом грязное белье своей ближайшей родственницы.

Можно с уверенностью предположить, что всем своим непокладистым и авантюрным характером она крепко насолила его матери, Екатерине Андреевне Витте, тетке Елены Петровны. Не забудем о том, что после смерти своей сестры Елены Андреевны, матери Блаватской, тетя Катя, как ее называли сестры Ган, приняла основную заботу по образованию и воспитанию племянниц Лели и Веры, а также племянника Леонида. Ведь бабушка детей Елена Павловна Фадеева уже тогда была серьезно больна.

Блаватская вновь и вновь искала подтверждения своей платонической любви к полубожественным человеческим существам, ее Учителям, с помощью которых она выявляла то таинственное и непостижимое, что в ней существовало от рождения. Благодаря им, как она объявляла, возможно пробуждение божественного начала в человеке, его мистическое совершенствование.

В разных местах (уединенных и не очень) индийского субконтинента я общался с подобными людьми, учеными брахманами, «пандитами», как их называют в Индии, а также с буддийскими вновь воплотившимися праведниками – «тулку» (тиб., букв. «тело воплощения»). В своем большинстве это были обходительные, скромные, культурные люди. Некоторые из них имели репутацию святых или блаженных, как обычно называли их в прошлых столетиях. Среди многих благородных качеств их натуры особенно выделялись два: доброта и мудрость.

В штате Раджастхан случай не раз сводил меня с раджпутами, ведущими свою родословную от воинов прошлого, мужественных индийских рыцарей. Как мне представляется, Блаватская провела немало часов в общении и с «высокими ламами», хранителями и знатоками основных учений тибетского буддизма.

Весьма вероятно, что Учителя Блаватской были из той же самой, сейчас в Индии сильно в количественном отношении сократившейся, духовно-интеллектуальной индусской и буддийской элиты.

Блаватская поняла (опять-таки с помощью Учителей, как она уверяла), что человеческая душа и ум также эволюционируют в своих бесконечных телесных оболочках.

Мистическое учение, как проповедовала моя героиня, есть единственный ключ к пониманию и осмыслению истин, скрытых от обычных смертных. Не будь этих истин, человечество неслось бы без руля и ветрил в потоке времени неизвестно куда, не видя и не осознавая смысла и цели своего земного существования. А потому она упорно, до самозабвения, пыталась добраться до корней этого учения, уразуметь его истинный смысл, проследить все зигзаги его развития. Из старинных манускриптов, из личного общения, сопровождаемого долгими беседами с просвещенными учеными индусами и буддистами, собирала она разрозненные фрагменты универсального знания, соединяла их друг с другом своей фантазией – и все это для того, чтобы глубже понять, зачем мы живем на земле.

Она догадывалась, что мистическое учение своим источником имеет тайное, эзотерическое откровение. В духовном смысле (она в это самозабвенно уверовала) оно есть закон для жизни человека, и этот закон называется пророчеством древних.

Но кто они и откуда, эти древние? – вот что не давало покоя Блаватской в ее скитаниях.

Елене Петровне было ясно, что истинные пророки появились задолго до ветхозаветных. Они принесли в мир людей мудрость и стремление к порядку и гармонии.

Ей предстояло обнаружить, как она объявила, свидетельства, определяемые мистическим законом, изложенным и преподанным ей ее Учителями. И в соответствии с ними, этими свидетельствами, выстраивать свою собственную жизнь и жизнь других людей.

Блаватская была убеждена, что тайное учение объемлет в человечество единой истиной, все поступки и действия людей – от времен доисторических до настоящих дней. Эта истина неделима и содержит в себе необходимость объединить всех людей в одну семью, проповедует веру в единство человеческого рода.

Как известно, дорога к истине усеяна колдобинами и рытвинами. Не обладая обыкновенным усердием и любознательностью к ценностям иной культуры, шагая или пробираясь наощупь по этой дороге, есть вероятность свалиться в выгребную яму ложных умозаключений.

Блаватская пыталась стереть черту между действительностью и вымыслом. Цель всякого добросовестного исследователя ее личности и творчества: рассмотреть вымысел через призму действительности, а не заниматься аранжировкой ею же созданного. Блаватская как художник – уникальна, и бессмысленно улучшать или ухудшать ее образ.

Пытаясь восстановить мистические очертания эпохи, в которой жила и созидала Блаватская, я обратился к важнейшим оккультным событиям того времени. Я знакомился с ними опосредствованно, то есть получал информацию из вторых рук: из журнальных и газетных статей второй половины XIX века. Меня в этом случае, надеюсь, оправдает непреложная историческая закономерность: спустя столетие тщета газетного листа, как правило, оборачивается для потомков своей противоположностью – необыкновенным, особенным смыслом. По настоящему же открыли мне глаза на Елену Петровну Блаватскую ее письма. Адресатами основательницы теософии были ее родные, друзья, единомышленники, враги…