Елена - чудовище для демона и дракона

Удивительно ли, что, дожив до двухсот пяти лет, Вождь так и не научился наслаждаться близостью. Зато хорошо знал, каково это — чувствовать себя беспомощным. Его брали, как вещь, не спрашивая согласия. Толкали на подстилку из листьев и имели. Раз за разом. Думал ли он сопротивляться? Думал ли об этом хоть кто-нибудь из них?

Женщина, вошедшая в лагерь тем солнечным утром, была ему незнакома. Вождь не знал, чего от неё ожидать. Поставят ли его на колени, вынудив глотать омерзительное пойло с тёрпким вкусом можжевеловых ягод? Прикажут быть страстным или магически обездвижат, как в тот, прошлый раз? Тогда, натешившись, колдунья бросила его, беспомощного, на полу хижины, где он провалялся несколько часов, не в силах пошевелить даже пальцем. Голый, униженный.

Он вычислил время, когда чародейки искали развлечений, и уходил дальше в лес. Охотился, ловил рыбу. Ему хватило сломанных во время чужого оргазма рёбер и ожерелья из синяков на горле.

Не все женщины были жестоки, но рисковать не хотелось.

Что же изменилось теперь? Почему при взгляде на светловолосую незнакомку замирало сердце?

В тот день Она ушла с другим. Выбирала недолго. Кивнула юноше с голым торсом — смазливому пареньку, зашивавшиму на пеньке рубаху. Тот побледнел, но понятливо нырнул в глубину палатки. А Вождь… Вождь стиснул кулаки.

Второй раз он увидел Её в мутном мареве лихорадки, когда рана, полученная на охоте, загноилась. Вепрь оцарапал клыком, и в порез проникла инфекция. Он думал, что умрёт. Он почти умер.

Серебристые волосы падали на лицо, и сначала казалось, что это струи дождя, такие желанные, охлаждают пылающую кожу. Никогда женские ладони не касались столь нежно, забирая боль, а не принося её. Зрение подводило, не давало разглядеть склонившуюся над ним ведьму. Хотелось запомнить каждую черточку. Слабый, он цеплялся за ускользающее сознание и тянул, тянул руку, мечтая коснуться затуманенного лица, которое силился рассмотреть. И эту дерзость великодушно простили.

— Забирайте своего вождя, — голос. Он должен его запомнить. — Опасности больше нет.

* * *

Светловолосая была добра. Мужчины, которых она уводила, никогда не кричали от боли, не оставались на земле, обездвиженными. Украдкой он рассматривал их тела и не замечал синяков.

— Работай, бездельник. Сетку надо починить к завтрашнему утру.

Он срывался, потому что в очередной раз выбрали не его. Стремился первым попасться на глаза, но его хижина стояла поодаль, на краю оврага, спрятанная частично сосной, частично — кустом можжевельника. А ведьма не утруждала себя долгими поисками, равнодушная к тому, с кем снимать напряжение. Не старый, не кривой, не увечный — и ладно.

А он был красив.

«Посмотри на меня. Посмотри! Чем я хуже того заморыша без единого мускула?»

Острым ножом Вождь сбривал с груди волосы, чтобы подчеркнуть идеальный рельеф. Через день стирал одежду в ручье. Развешивал у палатки убитых зайцев, показывая охотничьи навыки.

Теперь он реже прятался в лесу — боялся пропустить момент, когда придёт Она. И поплатился — красоту и умения оценили другие.

Скольких женщин он познал? Десятки. Но не ту единственную, которую хотел.

Глава девятая

В которой всё идёт не по плану. Ретроспектива

В конце концов Вождь заставил одного из мужчин поменяться с ним палатками. Теперь его хижина стояла на виду и первой бросалась в глаза. День прошёл в ожидании. Пока руки занимались привычным делом — точили ножи, плели рыболовную сеть — взгляд не отрывался от туманного сумрака между соснами.

Дыхание перехватило: за деревьями во мгле показалась фигура. Сглотнув, Вождь опустил точильный камень на землю и, напряжённый, вцепился в колени.

Она!

Силуэт приближался, едва различимый в утренней дымке. Вождь встал рядом с пологом, закрывающим вход в палатку, вытянулся, расправил плечи, показывая себя во всей мужественной красе.

«Сегодня, — подумал он. — Сегодня она выберет меня».

И она выбрала. Молодая ведьма, выплывшая из тумана. Чужая, незнакомая, нежеланная. Не та.

Призрачная завеса, колыхавшаяся между соснами, чуть рассеялась. Туман стёк с лица приближающейся ведьмы, и Вождь понял свою ошибку. Бежать от опасности унизительно — так он всегда считал. Презирал мальчишек, что при виде чародеек ныряли в хижину, словно мыши — в нору. Сейчас он сам был готов последовать их примеру. Но не успел: его палатка и правда бросалась в глаза первой. А он, высокий, закалённый бесконечной охотой, ещё не старый, привлекал внимание.

Не зря стирал одежду в ручье, чтобы не пахнуть потом, как соплеменники. Не зря мыл голову каждый день и сбривал волосы с груди. Его заметили. Но жадный взгляд, скользнувший по рельефным мышцам, по гладкой гриве, падающей на плечи, не радовал.

— Ты, — произнесла рыжая колдунья, указав на него пальцем.

В этот миг листья на деревьях зашелестели, ветви кустов раздвинулись, и на поляну ступила Она — та, о ком Вождь думал, не переставая, кого ждал часами, боясь покинуть свой пост. Ведьма с волосами, серебристыми, как туман, с добрыми задумчивыми глазами и нежными ладонями. Эти ладони он хотел ощутить на своём теле. Этих серебристых прядей коснуться. Вдохнуть запахи вереска и клюквы.

Но чужие жёсткие пальцы обхватили предплечье, сжали до синяков.

— Чего стоишь столбом? Давай иди.

Вождя настойчиво толкали в темноту палатки, а он, словно юный девственник, отчаянно цеплялся за шест каркаса и смотрел, смотрел, как его мечта в который раз выбирает другого мужчину.

И не успел остановить рвущийся из груди крик:

— Нет!

Брови рыжей ведьмы поползли вверх. Рука стиснула плечо крепче, пальцы погрузились в плоть.

Нет? На красивом лице отразилось непонимание: отказ эта женщина услышала впервые.

Чародеек боялись. Им поклонялись, точно богиням. Так поклоняются тем, кто держит в кулаке твою жизнь. Сожмёт крепче — и разлетишься по воздуху пеплом. Неразумные древние трепетали перед силами природы, мужчины их племени — при виде болотных женщин. Некоторые слова были выжжены из памяти калёным железом, и, каким образом это короткое «нет» всплыло в сознании, не известно. От этого «нет» горчило на губах, а в груди разрастался ледяной ком ужаса. Как он мог сказать такое? Как посмел?

То ли отказ для ведьмы был чем-то невероятным и всерьёз не воспринимался, то ли мнение жалких существ не имело значения, но вопиющую дерзость пропустили мимо ушей.

Надо было смириться. Позволить втолкнуть себя в палатку, радуясь, что невольная грубость осталась без последствий. Попытаться загладить вину, покорно и старательно выполняя капризы выбравшей его ведьмы. Или, наоборот, претвориться бревном, чтобы в следующий раз предпочли другого.

Поступить так было бы несомненно разумнее, но та, которую он ждал, единственная, кого хотел, сейчас исчезала за деревьями с молодым охотником. Терпеть нежеланные прикосновения, пока любимая предается страсти в чужих объятиях, невыносимо.