Елена Троянская

Эвадна в своем вещем сне видела корабли, которые движутся на Трою, но увидеть их наяву — совсем другое дело.

Такое множество кораблей! Смогут ли троянцы устоять? А что, если — подумать страшно! — Троя падет? Да, немыслимо, но ведь многое нам казалось немыслимым — а в результате греческие корабли на подходе.

И начнется великая война, и множество греков погибнет…

Но если погибнет множество греков, то, значит, и множество троянцев. И все из-за того, что я решила сбежать с Парисом.

Я сама себе говорила то, что часто говорила другим: не я причина войны. Агамемнону нужен был лишь повод. Но мне не становилось легче. Ведь поводом-то стала я!

Чувства ужаса и вины охватили меня, сжали в тисках так сильно, что заболело сердце. Эти люди — они пришли уничтожить мою новую семью, мой новый дом. Но ведь среди них могут быть члены моей бывшей семьи… Мои братья, например. Находятся ли на корабле Менелая Кастор с Полидевком? А мой отец? Впрочем, не могут же все они покинуть Спарту — кто-то должен остаться, чтобы управлять.

Только бы братьев не было среди прибывших!

Змейка коснулась моей ноги, заскользила по ней холодной гладкой чешуей.

«Скажи мне что-нибудь!» — взмолилась я, но ее черные глаза безмолвствовали.

Наступила ночь, в сумерках темнота ночи смешалась с темной тучей, надвигавшейся с моря: корабли были уже совсем недалеко от берега. Завтра они причалят.

Приам собрал чрезвычайное совещание по условному сигналу факельщиков. Люди стали собираться в мегароне; в слабом свете трудно было разобрать лица. Приам, в крайнем возбуждении, заговорил, не дожидаясь, пока придут все.

— Все мы знаем, почему собрались здесь, — приступил он к делу, отбросив обычные церемонии. — Греки идут на нас! На рассвете они высадятся на берег! С наблюдательных постов сообщают, что число кораблей превышает пять сотен. Точнее сосчитать нельзя, пока они не встанут на причал.

Приам помолчал, переводя дыхание. Я заметила, что его руки дрожат, но он сжал их в кулак, чтобы скрыть это. Он протянул руку в сторону старейшин, приглашая их подойти поближе. Тимоэт, Лампий, Клитий и Гикетаон заняли свои места рядом с царем. Гекуба встала позади, прячась в тени.

— Антимах, Антенор.

Те вышли вперед.

— Мои сыновья.

Парис оставил меня и встал рядом с братьями.

— Наши женщины и дети!

Приам обвел всех глазами, задерживаясь взглядом на каждом лице.

— Троя никогда не встречалась с таким врагом. Но я знаю, что она непобедима вашей силой и мудростью. Сначала послушаем наблюдателей, пусть расскажут, что нас ждет.

Два молодых воина, которые вели наблюдение возле гробниц Сигия и Эситес, выступили вперед.

— Мы думаем, господин, что кораблей больше пяти сотен, но меньше тысячи. Допустим, что их семьсот пятьдесят.

Услышав это, Приам возопил и схватился руками за голову.

— Семьсот пятьдесят! Даже если их всего пятьсот и в каждом корабле всего пятьдесят человек, и то набирается двадцать пять тысяч! А если оправдаются наихудшие опасения и кораблей окажется тысяча, по сто человек на каждом, то получается стотысячное войско!

— Да, господин, — кивнул наблюдатель.

Приам медленно опустил руки и поднял голову.

— Хорошо. Как будет, так будет. Каковы, по вашему мнению, — я спрашиваю всех — должны быть наши ближайшие действия?

— Это же очевидно! — взял слово Антимах. — Атаковать их с берега, когда они попытаются высадиться. Захватить, когда они наиболее уязвимы. Сколько подготовленных воинов мы сможем выставить?

— Около семи тысяч, — ответил Гектор. — Если считать самых отборных.

— Значит, они по численности превосходят нас, самое малое, в пять раз? — вскричал Антенор.

— Если учесть союзников, то скоро наши силы уравняются, — успокоил его Гектор. — Я приведу их!

— Конечно, — согласился, кивая головой, Приам. — А Деифоб и Эней поведут запасные отряды.

— А я? — не утерпел Парис.

— В этой операции нам не нужны лучники, — отрезал Деифоб. — Оставайся, охраняй стены.

Полумрак скрыл выражение самодовольства на его лице, но в голосе оно прекрасно чувствовалось.

— А как же я? — воскликнул Троил.

— Ты будешь находиться в городе, причем подальше от стен, — ответил Приам. — Вместе с младшими, Полидором и Политом.

— А я? — спросил Гикетаон. — Моя рука обгорела, но сейчас на ней наросла новая кожа, и она готова к бою, как всегда.

— Зато ты сам не готов, — резко произнес Приам.

— Я могу по-прежнему колоть и разить не хуже лучшего из них!

— Но ты не можешь бегать. Ты ковыляешь, как хромой осел.

— Кто тебе сказал? Это ложь!

— Я сам видел. — Лицо Приама смягчилось. — Мы с тобой ровесники, и наши лучшие деньки позади.

Лампий посмотрел на меня.

— Вот она. Ее красота пугает, как красота бессмертных богов. И все же, при всей ее красоте, для Трои было бы лучше, если бы мы никогда не видели ее!

— Что сделано, то сделано, Лампий. Обратной дороги нет, — сказал Приам. — Такова воля богов.

Как быстро они смирились. В отличие от греков, которые склоняют голову перед судьбой только в том случае, если попытка переломить ее не увенчалась успехом.

— Как только рассветет, отправляемся на берег! — воскликнул Гектор. — Всю ночь будем готовить оружие.

Мощный гул одобрения заполнил зал, как густой дым.

Мы вернулись к себе во дворец и остались вдвоем. Парис стоял спиной ко мне и глядел в ночное море.

— Их не видно, но мы знаем, что они там. Это знание меняет все, — проговорил он.

Я повернула его лицом к себе.

— Больше всего на свете я боялась, что этот день наступит.