Эльфийская стража
Шрифт:
– Никогда не выпускай из клетки зверя, с которым не знаешь, как справиться.
«Резонно, – после краткого замешательства ответила Птица. – Но тебе всё равно придётся выбирать – или собственная жизнь, или помощь от меня».
– И ты думаешь, что я рискну всем сущим ради того, чтобы спасти свою шкуру сегодня? На следующий день весь мир может сгореть в твоих молниях, и некуда будет бежать. С эльфами, может, ещё и сговорюсь какнить, а вот с молнией – никогда.
«То есть ты отказываешься? Наотрез?»
«Поищи другого, подурнее. А по мне, жизнь и так неплоха».
«Хорошо», –
Она вообще звучала совершенно спокойно, ровно, почти как судейский, зачитывающий скучный приговор по скучному же торговому спору двух купеческих гильдий, от которого ему, судье, ничего не обломилось.
Ну а как же иначето?! Эльфы – дело привычное, и дрались ведь, и мирились, и брагу даже пили, случалось; а эта Птица неведомая, страх жуткий, подземный – ну как её освобождатьто можно?! Это всё равно что сто ураганов, двести смерчей, триста пожаров разом выпустить; тебя, может, и минует, а может, и нет, и ничего ты уже тут не сделаешь.
Нет уж, сиди под своим Ниггурулом, Тёмная Птица. Не по дороге мне с тобой, извиняй. Ты бессмертная, потерпишь.
Ариша всё это время почтительно молчал. Найда спрыгнула с Аришиного седла, побежала рядом – молодец, старушка, не сдаётся, как и раньше не сдавалась.
А потом вокруг них стали гаснуть огни. Один за другим срывались с каменных постаментов и уносились кудато вверх испуганными птичками. Ночь протянула с неба бесплотные щупальца, тёмные змеи приподняли призрачные головы от корней; тропа разом исчезла, словно никогда её тут и не было.
– Батюшка?
– Прознали, где мы, – Лемех спешился. Верхами уже не поедешь, только так, пёхом, почти на ощупь, следом за пробивающимся сверху коегде звёздным светом… – Окружать станут, а нам ещё через ловушки идти.
Птица молчала, но Лемех не сомневался – она слышит каждое их слово, каждый хруст ветки под копытами коней, дыхание Найды; она здесь, непонятная и страшная Птица, затаилась и ждёт.
Ждёт, когда эльфы настигнут их, и у Лемеха не останется выбора. О, он не сомневался – Птица сумеет их защитить. А потом – кто ему мешает потом отказаться от обещанного? Не освобождать её, и всё тут? Обмануть такую сущность – никакой не грех, и даже аркинские святые отцы с ним бы согласились.
Но… если она всё слышит, каждую его мысль? Что тогда?
А ничего, с угрюмой злостью подумал он, и для себя, и для Птицы. Что хочет, то пусть и делает. Никто меня не заставит, никто, понятно?!
«Ошибаешься, Лемех. Заставить тебя чтото сделать – очень просто».
«О, заговорила. Ну, давай, Птица, заставь меня тогда тебя освободить!»
«Всему своё время, Лемех. Заставить – это ведь не обязательно стоять над тобой с топором. Я говорю тебе правду, но ты не веришь, ты боишься. Значит, тобой надо играть, а я этого не хочу. Я жажду свободы, мне надо вернуться к пославшему меня, но я не ведаю лжи…»
Птица замолчала, словно осекшись на полуфразе.
…Их ждали у самого края Зачарованного Леса, там, где ловушки громоздились одна на другую. Гриня успел прийти в себя, но, к радости Лемеха, только и сипел чтото вроде:
– Ариша? Батя? Шо случилосьто? Где мы?
Он слово забыл случившееся в последние часы.
Мрак
давал все преимущества эльфам. Стрела свистнула возле самого уха Лемеха, дрожа, вонзилась в ствол. Другая ударила в седельную луку. Взвизгнула Найда, предупреждая о западне.– Ну что… Лемех… далеко ль ушёл?
Борозда. Очнулась. Подёргала плечами.
Лемех молча выдернул короткий сточенный ножик, сунул эльфийке под подбородок.
– Я не дрогну, если что.
– Знаю, – она поёжилась. – Я хочу жить, Лемех, и потому буду лежать тихо. Месяц с Полночью всё равно не дадут тебе уйти.
Хуторянин не ответил. Требовалось обходить силки и волчьи ямы, но их уже взяли в кольцо.
– Батя? – Ариша не боялся, он просто не знал, что делать.
Умирать както совсем уж глупо, подумал Лемех. И да, так не влипал ни разу даже с «Весельчаками», хотя действительно весёлые дела случались, и нередко.
Тьма становилась поистине чернильной, пропало даже звёздное небо над головами, коегде видневшееся в разрывах крон.
– Лемех! – злой голос Месяца. – Хватит дурить. Тебе не справиться со всем Лесом.
– Если не пропустите – конец вашей Борозде! – крикнул в ответ хуторянин, чтобы хоть чтото крикнуть. Терпеть эльфийскую похвальбу он уже просто не мог.
Эльфийка дёрнулась, и острие Лемехова ножа укололо ей горло.
– Ой!
– Если с ней что случится… – ярость Месяца невозможно было скрыть, – если с ней что случится, ответишь головой. И ты, и весь твой род. От хутора одни угольки останутся!
– Борозде это не поможет, – хрипло отозвался Лемех.
«Ты у них как на ладони, – сказала Птица. – Сейчас они начнут стрелять. Выцелят как следует, и…»
– Первая же стрела – и я раскрою ей глотку!
«Ошибка, Лемех. Ты отличный воин, храбрый и решительный, но резать безоружных ты не можешь. И сыновей твоих это не спасёт. Помоги мне, и я помогу тебе. Двери попрежнему открыты».
Проклятие. И негде спрятаться, негде залечь, эльфийские голоса – они перекликаются явно нарочно – раздаются со всех сторон, и даже сверху, с ветвей.
«Они просто пробьют тебе руку с ножом стрелой, – рассудительно сказала Птица. – Ты не успеешь её убить, даже чтобы просто захватить с собой и подороже продать свою жизнь. И твоим сыновьям уже точно не вырваться. Выбирай, Лемех, – или верная смерть тебе и твоим, или ты помогаешь мне. Мой создатель видит – я предпочла бы, чтобы ты помог мне по доброй воле. Но я приму любую помощь, даже вынужденную».
Лемех заскрипел зубами.
– Батя? – подал голос Гриня. – Ббатя, нас… уубивают, верно?
– Гриня, – медоточиво пропела эльфка, – родитель твой решил героически погибнуть вместе с вами обоими.
Она не пыталась освободиться, не пыталась пустить в ход магию. Просто ждала, уверенная, что хуторянину деваться уже некуда. Оно и верно – белооперённая стрела, пущенная откудато сверху, вонзилась в землю прямо перед Лемехом.
– Ты у нас на прицеле. Тебе некуда деваться. Мы можем убить тебя в любой миг, и если щадим, то лишь по присущему нам миролюбию.
«Брось её, – сказала Птица. – Она тебе не нужна больше. Бери сыновей и уходи. Я открою дорогу, но ненадолго. А дальше… решай сам».