Эльфийские хроники

Друид медленно вышел из своего подземного жилища, сощурился от дневного света и, повернувшись к Морврину, кивнул.

Сделав вид, что не услышал, как некоторые из ожидавших его людей что-то пробурчали по поводу того, что он заставил их так долго ждать, Гвидион бросил взгляд на Махеоласа, которого охранявшие его эльфы уже заставляли подняться на ноги. Подросток в сторону друида даже и не посмотрел. Несмотря на свой невысокий рост, надетую на него слишком большую муаровую тунику и путы, стягивающие ему запястья, выражение его лица было надменным, вызывающим, даже насмешливым. Если он и боялся, то очень искусно это скрывал. Ну как он мог сейчас не бояться?

Отогнав от себя эти мысли, Гвидион пошел решительным шагом через заросли, раздвигая ветки кустов перед собой посохом. С тех пор, как он погадал по рунам, у него в голове вертелась одна фраза. Она была подобна запаху, оставшемуся в воздухе после того, как блюдо уже съедено, и мелодии, которая уже стихла, но продолжает еле слышно звучать в ушах.

«Вин он этхель»… Непосвященным эти последние слова казались вполне понятными и даже незатейливыми. «С цепкими корнями. Защитник пламени и радости в жилище». Однако, несмотря на простенький вид, данная фраза содержала две многозначительные руны: «Вин» (радость) и «Этхель» (жилище).

Радость — для того, кто хоть немного знаком с печалью. Не поддаваясь печали, он получит прекрасные плоды, Будет счастлив и возведет много построек. Жилище любят все живые существа, Если они могут, когда возжелают, Найти в нем множество припасов.

Под радостью здесь имелась в виду не наивная радость ребенка, а скорее чувство удовлетворенности, которое испытывают те, кто сумел благополучно пережить несчастье и горе. Под жилищем же здесь подразумевался род, потомство, а под припасами — опыт. Это руническое стихотворение тем самым объясняло, что пользу от всего того опыта, который получен в ходе жизни, полной испытаний, можно получить лишь в том случае, если вернуться к своему роду, к своим сородичам, к своим потомкам.

В то время как Гвидион шел впереди следопытов и их юного пленника довольно быстрыми шагами (это была уже совсем не та старческая походка, которой он ходил еще совсем недавно), его продолжал мучить все тот же вопрос: рассказали ли ему руны о судьбе Махеоласа или же о судьбе Ллианы?

После того, как Бреса свергли с трона, Нуада Эргетлам, то есть Нуада Серебрянорукий, снова стал королем на то время, пока Туата Де Дананн выбирали ему замену. В эту эпоху — а именно в тот день, когда Нуада устроил большой пир, — у ворот крепости появился во главе огромного отряда молодой воин с устрашающей внешностью.

«Я — Луг, сын Киана, который был сыном Диана Кехта и Этне, дочери Балора, — сказал он. — Я возвращаюсь к своим сородичам».

Стражники помнили о брачном союзе Киана и Этне, принцессы фоморов, однако они не позволили ему войти, поскольку у них в памяти были еще свежи весьма неприятные воспоминания о правлении Бреса, а он ведь тоже родился от союза одной из их девушек с фомором. Кроме того, великан Балор, его дед по материнской линии, был чудовищным существом с ужасной репутацией.

— Ты не можешь войти, — сказали стражники. — В крепость допускают только тех богов, которые являются выдающимися мастерами в каким-нибудь искусстве.

— Я — плотник, — заявил Луг.

— У нас уже есть плотник. Его зовут Кудахтай.

— Я еще и кузнец, — не унимался Луг.

— У нас есть кузнец.

— Я — искусный боец, арфист, поэт, историк, колдун, врач, виночерпий и ремесленник, — сказал Луг. — Спроси у короля, есть ли при его дворе кто-нибудь, кто воплощал бы в себе все эти ипостаси?

Стражник пошел к Нуаде и рассказал ему обо всем этом, и Нуада был вынужден признать, что тот, кто обладает всеми этими знаниями и умениями, является по меньшей мере равным им, богам. Этого воина привели к королю, и тот попросил его сыграть на арфе. Луг исполнил усыпляющую мелодию, от которой король и его придворные на целый день заснули, а затем он сыграл им веселую мелодию, от которой у них поднялось настроение, и, наконец, он сыграл им грустную мелодию, от которой они погрузились в мрачные размышления.

После этого его попросили помериться силами с богатырем Огме, и Луг с легкостью его одолел.

Нуада тогда решил, что у него не может быть лучшего союзника в борьбе с Бресом, чем это экстраординарное существо, объединяющее в себе, как и их враг, кровь Племен богини Дану и кровь фоморов. А потому Нуада — с согласия других богов — предложил ему свой трон.

Вот так Луг стал королем Племен богини Дану.

9 В окрестностях Бассекомба

Незадолго до полудня на горизонте появился черный дым. Ветер стих, и на фоне желтовато-серого неба и падающего снега этот неподвижный столб дыма казался огромной колонной, основанием которой, похоже, был городок Бассекомб. Отряд продвигался вперед молча. Все таращились на это зловещее предзнаменование. Лица были мрачными, движения — усталыми, лишь изредка раздавались какие-то фразы. Было слышно только лишь скрип кожи, позвякивание кольчуг и глухой топот людей, идущих вплотную друг к другу по мерзлой земле. Самые опытные жевали прямо на ходу сырую ветчину и хлеб, понимая, что вскоре у них такой возможности может уже и не быть. Некоторые зачерпывали иногда ладонью с земли снег и утоляли им жажду. Пеллегун чувствовал, что воины то и дело посматривают на него, и постарался напустить на себя равнодушный вид — как будто эти черные клубы дыма, поднимающиеся от укрепленного города, не были для него неожиданностью. А еще он старался не поторапливать своего коня и не всматриваться в местность, простирающуюся справа и слева от него, хотя ему и очень хотелось это делать.

По его приказу два отряда по двадцать рыцарей отдалились на расстояние полета стрелы в одну и в другую сторону от колонны пехотинцев, защищая повозки с продовольствием и оружием. В случае вражеского нападения они были готовы, используя свою обычную тактику, быстро выстроиться на заснеженной равнине в одну линию и броситься на врага. Сам принц ехал верхом перед отрядом пехотинцев, сопровождаемый небольшим эскортом из рыцарей и конных лучников.

Равнина, по которой они двигались, была огромной, и прошло бы, наверное, немало времени, прежде чем впереди показались какие-нибудь строения. Но тут вдруг воины заметили, что далеко впереди им навстречу скачет какой-то отряд, поднимая вокруг себя облачко сухого снега. Пехотинцы остановились и, всмотревшись, к своему облегчению увидели у этих всадников королевские знамена. Затем принцу даже удалось разглядеть лицо того, кто скакал в этом отряде первым. Это был тот рыцарь, которого он отправил в разведку. Да, кстати, а как его имя?

— Ваше Высочество, я действовал в соответствии с вашими указаниями! — сказал этот рыцарь отрывистым голосом, резко останавливая своего коня возле Пеллегуна — так резко, что конь едва не встал на дыбы. — Мы доехали до окраины города, но не увидели там ничего, кроме пламени, которое…

— Потише.

Принц, звучно рассмеявшись, шутливо хлопнул его по плечу, а затем пришпорил коня и отъехал мелкой рысью в сторону. Рыцарь несколько мгновений спустя последовал за ним. Когда он догнал принца, выражение лица Пеллегуна было уже абсолютно серьезным.