Эльфийские хроники

— Они хотят их убить, — прошептала она.

Тилль, Доран и другие эльфы, стоящие рядом с ней, ее, возможно, не услышали. Орки вытолкнули вперед пять человек и пять эльфов, взятых наугад из общей массы каторжников, и эти несчастные, догадавшись, по-видимому, о том, что их сейчас ждет, стали издавать душераздирающие крики. Когда их подвели на расстояние в несколько шагов от здания — то есть туда, где все новые пленники могли их видеть, — орки поспешно отступили назад и, выставив свои пики, заставили десятерых несчастных сбиться в кучу. Потом все произошло так быстро и таким жутким образом, что Ллиана и ее товарищи даже не сразу поняли смысл того, что произошло.

Один из телохранителей командира вышел вперед, держа в руке факел. Он без малейших колебаний бросил этот факел на сбившихся в тесную кучу десятерых каторжников, и те сразу же вспыхнули: голубоватые языки пламени моментально забегали по их коже и одежде, покрытым желтой пылью.

— Сера, — прошептал кто-то из пленников-людей.

Ллиана закрыла глаза и прижалась лицом к груди Дорана, а затем зажала себе уши ладонями, чтобы не слышать ужасных криков обреченных. Большинство стоявших вокруг нее пленников тоже закрыло себе уши, и все они инстинктивно отступили назад, упершись при этом в стену здания. Однако им некуда было удрать от этого ужасного зрелища, этих истошных криков, этого запаха горелой плоти. Некоторые из них рухнули на землю. Многие люди начали плакать, некоторых из них стошнило. Эльфы закрывали себе лицо ладонями и дрожали всем телом — с головы до ног. После того, как крики обреченных стихли, было слышно еще жуткое потрескивание продолжающих дымиться останков, лежащих на земле, как почерневшие искривленные поленья… Когда Ллиана наконец-таки открыла глаза, ее поразила не только жестокость представшей ее взору сцены, но и — даже в большей степени — отношение к ней других каторжников, которые — в отличие от новых пленников, для которых эта сцена предназначалась — взирали на нее с абсолютным безразличием. Те, кого сейчас убили, чтобы запугать новых пленников, были взяты среди них, каторжников, но они почему-то отнеслись к этому равнодушно. На их отрешенных лицах не появилось никакого выражения: ни отвращения, ни страха, ни даже облегчения от того, что убили не их. Они, видимо, уже смирились с мыслью о том, что их скоро убьют, и не знали только, в какой именно день и каким образом это произойдет. Возможно, они уже видели и более ужасную смерть, чем сгореть живьем…

— Вот чего ст'oят те, кто работает в шахтах, — сказал командир равнодушным голосом. — Пепел и сажа… Именно это ждет и вас. Если только…

Гоблин, не договорив, презрительно улыбнулся и медленно сошел с повозки на землю. Он шел, не обращая ни малейшего внимания на новых пленников, но при этом зная, что взгляды их всех обращены на него и что они очень внимательно его слушают, надеясь уловить в следующих словах, которые он произнесет, хоть какую-то надежду на то, что с ними сейчас не произойдет ничего ужасного. Подойдя размеренным шагом к воинам, стоящим напротив пленников, он остановился перед одним из тех воинов, которые совсем недавно привлекли внимание Ллианы и заставили ее удивиться. Это был эльф, облаченный в такие же доспехи, как у воинов-гоблинов, но при этом державший в руке большой лук. Шлепнув его по плечу ладонью, командир тем самым заставил его сделать шаг вперед, а сам, пойдя затем дальше, снова остановился возле еще одного воина и тоже шлепком ладони по плечу заставил его сделать шаг вперед. Только после этого он повернулся к пленникам.

— …если только вы не последуете примеру этих удальцов! — заявил он гораздо более громким и зычным голосом, от которого всем пленникам стало страшно. — Внемлите мне! Я — Кхук, командир омкюнзов, властелин Пограничной области и гор!

Когда он замолчал, его слова еще долго отражались эхом от крутых горных склонов. Кхук, произнося свою речь, подошел так близко к пленникам, что каждый из них смог разглядеть его лицо, его мускулистые руки и его толстую кожаную кольчугу, усиленную железными колечками и пластинами. Он был очень высоким (его рост составлял по меньшей мере одну туазу [25] ), с серой квадратной головой, на лице которой поблескивали глаза ярко-желтого цвета. Его волосы, заплетенные в косички, были, казалось, вымазаны в глине и сливались по своему цвету с отороченным мехом плащом, накинутым на его плечи. На поясе у него висела тяжеленная кривая сабля, которую большинство из пленников не смогло бы даже поднять.

25

1,9 метра.

— Во имя нелепой преданности королям, которых вы в душе презираете, вы будете умирать сотнями и даже тысячами, причем абсолютно бессмысленной смертью! — проревел он, делая шаг вперед и тем самым заставляя первую шеренгу пленников невольно попятиться назад. — Ваши дети умрут. И ваши жены. И ваши родители. Умрут все, кого вы знаете! Ваши деревни будут сожжены, ваши колодцы — засыпаны, ваша земля превратится в безводную пустыню. Ибо очень скоро — очень скоро! — в этом мире не останется больше места ни для кого, кроме тех, кто проливает свою кровь во имя Луга!

При этих его словах воины, выстроившиеся напротив пленников, синхронно стукнули мечами и саблями по своим щитам в знак своей преданности богу Лугу. Звуки этих ударов отдались в горах эхом.

— У меня тут нет ни эльфов, ни людей, ни орков, ни гоблинов! Все те, кто носит наши темные доспехи, становятся омкюнзами, наводящими ужас на карликов, которые живут в Черных Горах и охраняют Великие Ворота! Именно таким станет мир после нашей победы. Все народы найдут свое место рядом с нами, и к каждому из них будет такое отношение, какое он заслужил. Сильные — вместе с сильными. Слабые — у них в услужении! Не слушайте того, что говорят друиды, монахи и все прочие почитатели мертвых богов. Нет никакого другого бога, кроме Луга, которого Племена богини Дану когда-то выбрали своим королем! Луг — живой и бессмертный, и он очнулся от своего сна, чтобы снова начать править на поверхности мира!

Воины опять ударили мечами и саблями по щитам, и от звука этих ударов снова вздрогнула земля.

— Во имя Повелителя, являющегося воплощением Луга, поражающего своих врагов длинным копьем, Луга Ламфады, Луга Самилданаха, порожденного Кианом, сыном Диана Кехта и Этне, дочери Балора, короля Племен богини Дану, во имя Повелителя, который управляет нами и говорит от имени Луга, пусть все те, кто не хочет умереть, как раб, выйдут вперед! Присоединяйтесь ко мне — и будете жить! Золото, земли, власть — все это будет принадлежать тем, кто станет сражаться на нашей стороне! А все остальные подохнут, как собаки!

Кхук, стоявший впритык к первой шеренге, опустил взгляд и уставился на одного из пленников, находящегося в этой шеренге. Судя по красноватой коже и по лохматой шевелюре этого пленника, это был человек. Ллиана увидела, как он задрожал под суровым взглядом желтых глаз командира, а затем с нерешительным видом сделал шаг вперед. Гоблин в ответ на это одобрительно кивнул. Примеру этого человека тут же последовали другие пленники: они один за другим стали выходить вперед.

Ллиана отвела взгляд в сторону. Один из каторжников, окруженных орками, — эльф — поднял глаза и стал наблюдать за этой сценой с таким усталым и отрешенным выражением лица, что было невозможно догадаться, о чем он сейчас думает. Он наверняка сам прошел через подобную процедуру и отказался при этом вступать в войско Черных Земель. Ллиана не могла бы сейчас сказать, жалеет ли эльф о принятом им решении, осуждает ли тех, кто уступил настояниям гоблина.

Когда этот каторжник отвернулся, Ллиана почувствовала, что на нее обращены чьи-то взгляды. Шеренги пленников поредели: десятки людей и даэрденов уже собрались толпой перед гоблином. Вскоре возле стены здания останется стоять лишь горстка пленников… Ее сородичи ничего не говорили и даже старались не смотреть на нее уж слишком настойчивыми взглядами, однако она поняла, что они ждут от нее какой-нибудь реакции, чтобы затем поступить так, как поступит она.

— Нужно жить, — прошептала Ллиана.

Толкнув стоявшего перед ней менестреля Гамлина, принцесса присоединилась к отщепенцам. Она опустила голову — и для того, чтобы скрыть свое лицо от Кхука, и потому, что ей сейчас было очень стыдно. Она лишь украдкой покосилась на своих товарищей, когда они последовали ее примеру.

— Вы сделали свой выбор! — громогласно заявил командир несколько мгновений спустя. — Уведите их!

Ллиана подняла глаза и, хотя орки уже погнали ее и прочих отщепенцев куда-то в сторону, успела бросить взгляд на тех, кто остался стоять у стены. Ее сердце при этом екнуло: среди них был и Доран.

3 В тишине ночи

Если не учитывать голых деревьев и кустов, можно было бы подумать, что мир исчез. Эта жуткая мысль заставила сжаться сердце Морврина, прокладывающего себе путь через лесную чащу, через заросли колючих кустарников и крапивы по направлению к опушке большого леса. Все вокруг него было белым, безмолвным, безжизненным. Небо и земля слились воедино, погрузившись в легкий туман. Даже малейший ветер не колыхал высокие травы Каленнана — огромной холмистой долины, в которой жили «зеленые эльфы». Не было слышно ни единого звука, не было заметно ни единого движения — как будто холмы даэрденов превратились в могилу, покрытую огромным саваном… Могилу Арианвен и сотен других эльфов, прах которых смешался в огромном погребальном костре и затем развеялся ветром. Морврин вернулся в Каленнан сразу же после того, как у него появилась такая возможность. Он не был больше королем, потому что Арианвен погибла, а Ллиана — его дочь и наследная принцесса королевства эльфов — исчезла. По его собственной просьбе совет выбрал Маерханнас, жену кузнеца Динриса, регентшей. Ей предстояло занимать этот пост до тех пор, пока не будет найдена Ллиана — живая или мертвая. В этот день, оставив своих детей-близнецов под охраной клана, Морврин поклялся не возвращаться в Силл-Дару без Ллианы.