Эльфийские камни Шаннары
Шрифт:
Глава 9
Близился рассвет. Небо над гигантским хребтом Драконьих Зубов из чернильно-синего стало серым; луна и звезды уже бледнели, восточный горизонт мерцал.
Алланон не сводил потемневших глаз с возвышающейся стены гор: обрывающиеся в пропасть утесы, вершины, уткнувшиеся в небо, — голый камень, подточенный ветром и временем. Наткнувшись на глубокую расщелину в скалах, взгляд друида стал тревожным. Там внизу Сланцевая долина — преддверие запретного Зала королей, убежища душ умерших. Он плотнее запахнул черный плащ. Какая-то неизбывная тоска тенью легла на лицо Алланона. Россыпь черных камней, сверкающих как темное зеркало, тянулась вниз, к самому дну долины, подобно
«Отец», — беззвучно прошептал друид.
Внезапный скрип сапог по камням отвлек его, и Алланон вспомнил, что он не один. Его спутники выступили из тени между валунами и встали рядом. Молча они смотрели вниз, на бесплодную каменистую долину.
— Это она? — коротко спросил Рон Лих.
Алланон кивнул. Подозрительность звучала в голосе горца и отражалась в его глазах. Слишком явная. Он даже не попытался скрыть ее.
— Сланцевая долина, — тихо сказал друид и направился вниз по усыпанному камнями склону, — Нам надо торопиться.
В глазах Брин читались те же подозрительность и недоверие, хотя она и старалась этого не показывать. Кто бы ни шел с Алланоном, настороженность оставалась. И подозрения. Так было всегда. С Ши Омсфордом и Фликом, когда друид вел их на поиски меча Шаннары. С Вилом Омсфордом и Амбель, когда он отправил их к Источнику Огненной крови. Что ж, возможно, он сам виноват. Доверие надо заслужить, а для этого прежде всего самому надлежит вести себя честно и быть искренним. А он никогда таким не был — просто не мог быть. Он хранитель тайн, и эти тайны нельзя разделить ни с кем. Он должен всегда скрывать правду, потому что правду поведать нельзя: тот, кому это нужно, должен все выяснить сам. Истина, доверенная друиду, должна быть сокрыта до поры, иначе она потеряет свое могущество. Могущество истинной правды, добытой как награда за долгий путь. Сам он прошел этот путь…
Алланон на мгновение обернулся — удостовериться, идут ли за ним его спутники, — и вновь обратил все внимание на россыпь блестящих камней под ногами. Он мог бы сложить с себя миссию хранителя, открыть этим детям все, что он знает об их судьбе, выдать им все секреты, и пусть все идет по-другому.
Мог бы… Но друид знал, что никогда этого не сделает. Он отвечал перед высшим законом существования. В этом была его жизнь и его долг. И если тем самым он заслужил их недоверие, что ж, пусть так. Горько, но ничего не поделаешь. Это неизбежная плата.
«Но я так устал, — вдруг подумал он. — Отец, я так устал».
Спустившись на дно долины, Алланон остановился. Горец и девушка встали чуть позади, и ему пришлось обернуться к ним. Друид торжественно поднял руку и указал на темные воды озера.
— Преисподняя, — почти шепотом произнес он. — Отец ждет меня там, и я должен идти к нему. Вы останетесь здесь. Пока я не позову, не сходите с этого места. Что бы ни случилось, ни шагу вперед. Кроме нас троих, здесь только мертвые.
Его спутники промолчали. Они только кивнули и с тревогой уставились на беззвучно бурлящие воды. Еще мгновение друид смотрел на их лица, потом повернулся и направился к озеру.
Странное чувство ожидания или, может быть, предвкушения охватило его, чувство, которое возникает обычно в конце долгого пути. И так было всегда. Каждый раз, когда Алланон приходил сюда, у него возникало это странное ощущение, Как будто он вернулся домой. Когда-то домом друидов был Пара-нор. Но друиды давно исчезли. Алланон остался последним. И здесь, в долине, он себя чувствовал дома. Не в Башне — здесь. Здесь все начиналось и заканчивалось. И каждый раз он возвращался сюда после странствий по Четырем землям. Возвращался, чтобы погрузиться
в волшебный сон, обновляющий жизнь, когда смертное тело балансирует на границе двух миров — мира земного и мира потустороннего. Здесь эти миры соприкасались. Перекресток в вечности, откуда ему, Алланону, иногда удавалось приблизиться ко всему, что было и что еще только будет. Но самое главное: здесь отец.Изгнанник, запертый в пустоте, будто в ловушке, в ожидании избавления! Его отец!
Алланон заставил себя не думать об этом. На мгновение он поднял глаза к бледному небу — на востоке едва теплился рассвет — и вновь обратил взор к озеру. Когда-то, много лет назад, он приходил сюда с Ши Оксфорд ом, Фликом — его сводным братом — и с остальными, кто пошел с долинцем на поиски меча. Тогда им было предсказано, что одного они потеряют. Так и случилось — возле Морщины Дракона Ши смыло горной рекой. Друид помнил недоверие, с которым все относились к нему. И все-таки он любил Ши. И Флика. И Вила Омсфорда. Ши был ему почти как сын — мог бы быть его сыном, если бы друид мог иметь детей. Вил Омсфорд же был скорее соратником и товарищем, разделившим с друидом ответственность за возрождение Элькрис и спасение эльфов.
Лило Алланона посуровело. И вот теперь Брин, девушка, чья сила в несколько раз превосходит все то, чем обладали ее отец и прадед. Кем она станет для него?
Он подошел к самому краю воды и там остановился, глядя в бездонную глубину. Потом очень медленно поднял руки к небу, и его напряженное тело стало излучать магическую силу — воды озера беспокойно задрожали. И завертелись черным вихрем, все быстрее, быстрее. И, словно вскипев, с шипением и брызгами пены устремились ввысь. Долина вздрогнула и затряслась, будто пробудившись от долгого сна — глубокого, без сновидений. Из темных глубин Преисподней вырвался крик. Хриплый и ужасный.
«Иди ко мне, — беззвучно взывал друид, — освободись и иди ко мне».
Жуткий крик стал настолько пронзительным, что, казалось, уже дрожал на границе слуха: души, приговоренные к миру забвения, рвались из своих оков, взывали об избавлении. Вопли заполнили собой всю долину. В ней словно стало темнее. Но тусклые воды, распыленные брызгами, шипели теперь с облегчением.
«Иди же!»
Из клубящихся темных вод поднялся дух Бремена, прозрачно-серый на фоне ночного неба, в облике старика, изможденного и согбенного. Поднялся и застыл лицом к Алланону. Друид медленно опустил руки и закутался в плащ. Холодно. Он поднял голову и встретился взглядом с пустыми, невидящими глазами отца.
«Я пришел».
И тогда дух поднял костлявые руки. Хотя эти руки к нему даже не притронулись, Алланон всем своим существом ощутил леденящее объятие. Будто прикосновение смерти. Исполненный боли, голос отца прорвался к нему:
— ВЕК КОНЧАЕТСЯ. КРУГ ЗАМКНУЛСЯ.
Холод добрался до самого сердца, и оно заледенело. Поток слов захлестнул Алланона. Слов, сплетенных между собой и затянутых как узлы на веревках. И все-таки он разобрал их все, каждое — четко, до боли. В безмолвном отчаянии он слушал, испытывая невыразимый ужас, потому что теперь до конца осознал: случится то, чему суждено случиться.
И в черных суровых глазах стояли слезы.
В пугающе странном молчании Брин Омсфорд и Рон Лих стояли там, где оставил их друид, и наблюдали, как из вод Преисподней поднимается дух Бремена. Не какой-то блуждающий ветер принес этот холод. Нет, ветра не было. Но все застыло с приходом призрака. Они видели, как дух встал перед Алланоном и раскинул руки, словно хотел обнять его и унести с собой в черные воды. Они не слышали слов — вопли, рвущиеся из озера, заглушали все. Под ногами дрожали камни. Если бы было возможно, Брин и Рон бежали бы отсюда без оглядки. Им обоим казалось, что сама смерть выбралась на поверхность земли и подступает к ним.