Эльфийский Камень Сна

Вдали, на фоне ночи, появились два силуэта, постепенно превратившиеся во всадников, — один скакал к северу, другой — прямо к ним, второй был чуть меньше и не столь ужасный — да это же всего лишь пони, несущийся меж молниями и ветром, и его лохматая шерсть и грива вспыхивают, словно болотные огоньки, освещая светловолосую склоненную голову седока.

— Донал, — пробормотал Киран и повторил громче: — Донал, Донал! — и, сжав камень, он бросился ему навстречу. Ибо гончие госпожи Смерти окружили пони, нахлынув волной черноты: пони вскинул голову и заржал, и круговерть теней, принесенных ветром, скрыла их из вида.

— Мой господин! — бросился за ним Барк, и ветер уже хлестал дождем. Мир потемнел, и тучи закрыли все зеленоватой мглой, прорезаемой лишь молниями, да грохот грома сотрясал землю. — Господин, остановись, там люди Дава…

Киран стряхнул со своего плеча руку Барка и побежал дальше, утирая дождь с лица, всматриваясь в заросли, пока не увидел лежащее тело. Светлые волосы потемнели от дождя и сумерек, а вымокшая насквозь одежда больше подходила для какого-нибудь зала, но она была изорвана и вымазана кровью, которую смывала дождевая вода.

— Донал! — вскричал Киран, опускаясь на колени. — О Донал!

Барк тоже опустился на колени и перевернул Донала, подставив его бледное лицо под хлещущие струи дождя: и грудь его приподнялась от дыхания, и шевельнулась одна рука, словно он пытался заслониться от слепящих всполохов.

— Донал, — промолвил Барк, перебарывая ливень. И небо снова прорезала молния. Бледное тело возникло в прорехах одежды, и Барк приложил руку к боку Донала, где виднелись свежие раны.

— Такое не залечить и за месяц — о боги, кто мог это сделать?

— Ши, — пробормотал Киран, вздрагивая под дождем. — Он был с Ши, — он поднял помертвевшее лицо Донала и обратился с мольбой к камню. — Донал, Донал, Донал, услышь меня.

И глаза Донала открылись, он замигал от дождевых капель.

— Господин, — пробормотал он, и взгляд его болезненно блуждал, — брат, я упал… собаки, много псов…

— Тише, молчи, ты упал с пони. И псов уже здесь нет.

— Господин, — попросил Барк, — позволь, мы отнесем его в наш лагерь.

— Они мертвы, — пробормотал Донал, — все остальные… — но Киран не стал слушать и, подхватив вместе с Барком его под окоченевшие руки, понес его за сторожевые линии. Донал, прихрамывая, старался сам идти и не умолкая твердил о предательстве, о тьме, о тени, об убийстве и господине Донна, но об этом Киран и сам уже догадывался, давно уже — что все его надежды рухнули, и он послал добрых людей на верную смерть.

— Хоть ты вернулся, — промолвил он Доналу, когда они уложили его меж теплых одеял в каком-никаком укрытии. — Теперь ты должен отдыхать, — но в свете молний он видел его раны — ужасные следы коварства.

— Уезжай домой, — сжал Барк руку Кирана, заставляя его выслушать себя. — Ты сказал, что лишь дождешься их возвращения. Ты всех дождался, больше никого не будет. Что тебе здесь делать? На что еще надеяться?

— Не на что. Здесь — не на что. Я отправлюсь в Кер Велл, — Киран смотрел во тьму, и дождь плясал на его спине. — Я уведу с собой все силы, кроме тех, что будут сдерживать Брадхит. И Дав. Нам следует не столько сражаться, сколько наблюдать. Мой брат ответил мне, и его ответ мне ясен, — у него перехватило дыхание. Он вздохнул, и воздух обжег ему грудь, как пылавший камень, и глаза его горели невзирая на дождь.

— Я уеду домой.

Барк помолчал и оставил его.

Киран вздрагивал при каждом ударе грома. В выбоинах, протоптанных лошадьми, отражались молнии, ибо дождь их наполнил водой, стараясь стереть щербины, оставленные людьми. «Арафель, мудро ли я поступил? Боюсь, что нет. О боги, ответь мне, Арафель?»

Донал то и дело засыпал, прижимаясь к гриве пони, которого подыскали специально для него — старую фермерскую лошадку с ровным и мерным шагом. Временами ему снилось, что он скачет по ветрам и туманам, совершая волшебный полет, но когда он просыпался, то видел обычного пони с налипшей на копыта грязью, и уже не знал, не приснилось ли ему и то, другое, и был ли наяву весь тот ужас, что приключился с ним.

Но снова и снова он видел рядом с собой Кирана и принимался бессвязно вспоминать о Кер Донне, Донкаде, о Боке и других, чувствуя, что все перепуталось, и пытаясь рассказать все по порядку.

— Это Донкад сделал с тобой? — спрашивал Киран, и в голосе его звучал с трудом сдерживаемый гнев. И наконец: — Донал, дай мне руку, дай руку.

Донал протянул свою руку, соединяя пространство, разделяющее их — и силы полились в него от этого прикосновения, и боль затихла. Они ехали вдвоем — он и его господин — и все вокруг было в сером тумане. Потом он сидел где-то — казалось, на траве, и господин его сидел чуть выше, взирая на него, но облик его стал иным — морщины на лбу разгладились, и ореол волос сиял как солнце в этой мгле, глаза же принуждали к правде, когда он спрашивал его о том, о сем, и Донал отвечал ему как должно.

«Он как король, — с удивлением подумал Донал. — И если бы королем в стране был он, а не Лаоклан, ни одно из этих несчастий не случилось бы».

Он вспомнил и остальное — Ши и тьму — и рассказал об этом.

— Останься здесь, — сказал ему господин и, встав с места, направился в туман. Казалось, он что-то ищет, но туман был повсюду, скрывая все из виду.

— Господин, — воскликнул Донал, тоже вскакивая из страха, что его оставят одного. Он попытался идти следом, но силы оставили его, и мелкие кривые твари вынырнули из мглы, стараясь утащить его с собой.

Но тут он вновь ощутил щекой жесткую шерстку пони, и раны его тупо ныли, а когда он попытался выпрямиться, то увидел, что господин его едет рядом с ним.

— Ты упадешь, — тихо промолвил Киран. — Не пытайся сесть.

Но Донал не послушался и некоторое время ехал сидя, держась обеими руками за холку. И Барк подъехал к нему с другой стороны.

— Он вернулся, — промолвил Барк.

— Да, — откликнулся Киран, — Донал, не утомляйся. Мы едем к дому и мы глубоко в своих владениях. Отдыхай.

Вокруг скакали воины — войско куда как большее, чем провожало его в путь, но он не стал задумываться над этим. Он ощупал свои раны и нашел на их месте затянувшиеся шрамы, и раздробленные кости срослись, хоть и болели. Кровь остановилась еще тогда, когда Ши заключила его в объятия. И он вернулся живой и невредимый. Он многое узнал — усталость и жестокость. Он покидал этот мир и вернулся из Элда обратно настолько пропитанный им, что принес его отголоски с собой на дневной свет и теперь сам пугался их при пробуждении. Стоило ему закрыть глаза, и он вспоминал, как падал, разбиваясь о скалы и сучья, этот долгий-долгий полет и боль приземления, не телесную боль, а разрывающее на части скольжение между явью и сном.

«Арафель», — кто-то назвал ее имя. Он вспомнил кровоточащий свет и силу, горевшие, как свеча в урагане, которой суждено было погаснуть. «Арафель. Граги и всадник».

Ветер холодил его лицо там, где на щеках остались следы слез. Кто-то похлопал его по колену и закутал плащом, прикоснувшись к его плечу. И лицо возникло перед его глазами — волосы и борода, как полыхающее пламя.

— Барк, со мною все в порядке.

— Да, брат мой. Но позволь я тебя подсажу — старушка Звездочка снесет двоих.